Когда огненный вихрь начал затихать и ослабевать, а его прикосновения перестали вызывать сковывающую оторопь, Войтон ринулся вперёд со всех ног. Вот теперь-то магичка его не видела и не могла увидеть до тех пор, пока посланное ею разрушительное заклятие не рассеется окончательно. Она даже не знала, выжил ли он, и если да — то каким образом.
Однако и Келестия не была неопытной выпускницей академии. Не имея возможности покинуть место проведения ритуала, она отправила своих гомункулов. Причём сделала это заранее, ещё в тот момент, когда заклинание только-только ударило по Охотнику. В этом-то она и прогадала.
Войтон Турне не был магом в прямом смысле этого слова. Но его обучили, как можно направлять и использовать в своих интересах чужие заклинания. Как любой мог вытащить и бросить обратно метательный кинжал, так и он был способен перенаправить, например, бушевавший вокруг огненный вихрь. Тот ослаб и уменьшился в размерах, став далеко не таким разрушительным как в начале, но всё равно оставался невероятно опасен. Не для Келестии, конечно же. Редкие заклинания магов, будучи успешно применёнными, могли причинить вред своим создателям. Но такой ошибки Охотник не стал допускать, выбрав целью именно гомункулов.
Этим образинам, несмотря на кажущуюся силу и защищённость, хватило с избытком даже сильно ослабшего вихря. Он плавил их, словно восковые фигуры, коими эти создания в каком-то смысле и являлись. Грубая подделка под человека, которая могла выглядеть сколько угодно грозно или сверхреалистично, но на деле всё равно оставалась всего лишь подделкой.
Несколько гомункулов всё же уцелело — заклинание слишком уж ослабло, лишь ранив их, но не уничтожив. Главной опасностью, исходящей от них, была скорость и сила вкупе со смертоносным оружием. Войтон прекрасно видел, что как раз оно настоящее. Не очередное творение магии, а вполне реальное оружие, по всей видимости позаимствованное из арсенала барона-тупицы. Будь иначе, гомункулы бы причинили ему вреда не больше, чем огненный вихрь ранее.
Предводитель Охотников не стал дожидаться, пока его возьмут в тиски или прижмут к горящему за спиной дому, жар которого был вполне реален, а значит, мог причинить вполне настоящие боль и увечья. В качестве цели для первого удара он выбрал самого подраненного гомункула — магическое пламя слизало тому левую руку вплоть до плеча и, судя по прихрамыванию, задело также ногу.
Твари, созданные с помощью магии, могли быть сколько угодно сильны и быстры, но не могли знать больше, чем знала их создательница. Очевидно, об искусстве владения мечом Келестия осведомлена была неплохо, но не на том уровне, на котором обучили Войтона, не говоря уже про рефлекторные навыки. Своего первого противника он обманул приёмом недостойным даже новичка — заставив, защищаясь, выставить руку с алебардой, с коей гомункул вполне справлялся как с одноручным оружием чуть дальше необходимого. Первый удар, на этот раз настоящий, отсёк кисть, а второй малюсенькую голову. Ни первое, ни второе, нисколько не напоминали человеческую плоть — клинок рассекал их так же легко, как и воск.
Почивать на лаврах Войтон Турне не стал, сразу же уклонившись от удара следующего противника. Этот гомункул был целым и вооружён вполне пристойного вида копьём. Оно стало проблемой. Имея преимущество в скорости и силе, твари вполне хватало сообразительности держать Охотника на расстоянии, не подпуская достаточно близко для удара. Бить же по древку Войтон не рискнул: слишком многое слышал о местной древесине и её прочности. Та вполне могла выдержать один или даже несколько ударов, а вот он сам — нет.
Вместо этого предводитель Охотников немного отступил назад, а затем резко подался вбок, где на него наступал последний уцелевший гомункул. Тоже целый, но вооружённый не копьём, а банальным полуторным мечом, примерно того же типа, что держал в руках сам Войтон, только несоизмеримо менее качественного.
Тем не менее испытывать на прочность ни свою, ни чужую сталь Охотник не стал. Понимая, что времени у него есть ровно столько, сколько потребуется гомункулу с копьём для шага вперёд и выпада, он подскочил к противнику практически в упор, с таким расчётом, чтобы места оказалось недостаточно для взмаха мечом. Войтон практически успел. Для полной идеальности манёвра не хватило чуть меньше мгновения: полуторный меч царапнул доспех предводителя Охотников, ощутимо толкнул, немного сбил темп, но неизбежного предотвратить не сумел. Короткий взмах не мечом, для которого было слишком мало места, а ловко вынутым кинжалом — и они остались один на один с копейщиком.
Недолго думая, Войтон перехватил кинжал и бросил в гомункула. Безуспешно: тварь оказалась слишком быстрой и без всякого труда уклонилась. В следующее мгновение уклоняться пришлось уже Охотнику. Причём, в отличие от своего противника, его запас сил и манёвра был отнюдь не безграничен. Не удалось, как он и думал, перерубить древко копья. Ни за один удар, ни за второй. На древесине остались заметные сколы, но она выдержала. Мельком увидев, что ещё немного — и отступать будет некуда, так как позади бушевал пожар, Войтон Турне решился.
Вместо того чтобы уклониться, уйти в сторону, он остался на месте и даже подался немного вперёд. Удар был страшен. Не каждый всадник на скачущем галопом коне бил с такой силой, как гомункул, стоя практически на месте и выполняя типовое движение любого копейщика. Выпад без труда пробил доспех в самом толстом месте — в районе грудины, прорвался через поддоспешник и достиг тела в районе ребер. Копьё вонзилось не очень глубоко, но крайне чувствительно. А затем гомункул совершил грубейшую ошибку: потянул копьё на себя, намереваясь повторить удар. Войтон Турне, насаженный на копьё, не мог совершать каких-то хитрых манёвров или ударов, но вот изменить немного положение тела в обмен на череду крайне болезненных ощущений ему удалось. Наконечник застрял в доспехе, достаточно, чтобы гомункул притянул вместе с копьём и Охотника тоже. В такой ситуации попасть в цель сумел бы не только опытный, пускай и раненый боец, но даже новичок, только вчера впервые взявший в руки оружие. Войтон не промазал и тем самым закончил этот раунд противостояния с Келестией.
Вытащив копьё и краем глаза оценив состояние раны, сразу же ощутив, насколько труднее стало двигаться, предводитель Охотников тем не менее не остановился, не предпринял попыток как-то улучшить своё положение. Сам бой не занял даже минуты, однако счёт времени шёл на десятые доли секунд. Медлить, думать о себе было никак нельзя. Рана убьёт его за полчаса максимум. Келестия — в течение следующих пяти минут. Новых ошибок она не допустит, не станет пытаться сражаться руками сильных, но безмозглых болванчиков или создавать магический вихрь. Вместо этого поднимет в воздух десять кубических метров мостовой и обрушит Войтону на голову, чем всё и закончится.
Правда, у Охотника и на это нашёлся ответ. Когда магичка, поняв, что её предыдущие попытки провалились, вправду начала поднимать в воздух камни и, разгоняя их, крушить всё вокруг, он начал резко и быстро менять направление движения. Келестия, как и в случае с огненным вихрем, могла либо наносить удары, либо отслеживать точное месторасположение Войтона.
Власву она громила без всякой жалости и пиетета. Под стать ей и Охотник без особого зазрения совести прикрывался от ударов домами, в которые вламывался и через которые порой прокладывал свой путь дальше. Своеобразная игра в кошки-мышки долго не продлилась — Келестия проиграла. Войтон Турне добрался наконец до городской площади.
Ритуал был в самом разгаре. Огромное количество людей — всё население города и окрестностей — сбилось на площади до предела плотной кучей, практически впритык один к другому. Задрав голову в сторону магички, которая висела в воздухе примерно в центре образовавшегося круга из людей, они повторяли слова длинного и сложного заклинания. Перенапряжение от избытка магии, сосредоточенной в относительно небольшом пространстве, было заметно невооруженным глазом, чем-то напоминая зябь в воздухе от высокой температуры.
