Этого-то Рентан и боялся. Он не знал, какие-то именно возможности есть у Отвергнутого влиять на реальный мир, на людей в нём, но догадывался, опять же по опыту, что весьма и весьма небольшие. Останься Вилора внутри, ей бы угрожала опасность. Лекарю пришлось бы отстаивать её душу. В текущей же ситуации его ответ был куда проще:
— Я не могу решать за других и не стану этого делать. Не стану делать твою работу. И не прошу делать мою. Просто…
— Да-да-да, дать тебе время. Я понял, — Отвергнутый недовольно скривился — ему не нравилась сделка. — И всё же…
— Моя душа в обмен на моё время, что тебе ещё надо?! — зло переспросил лекарь. — У меня ничего нет! Ничего!
— Там, прислонившись ухом, надеясь что-то услышать, стоит твоё «ничего», Фрим, — мрачно напомнил Отвергнутый.
— Ну так вперёд! Заключи и с ней сделку, убеди её отдать тебе душу, — Рентан махнул рукой, удивляясь, что может это сделать. — Я здесь при чём?
— Умрёшь, обречёшь на смерть тысячи и тысячи людей, но её душу… нет? — уточнил демон, ухмыляясь.
Лекаря если и раздирали какие-то сомнения, то никаким образом это показывать он не стал, категорично заявив:
— Умру, обреку, но её душу ты от меня не получишь.
— Гордыня, — фыркнул Отвергнутый презрительно. — Как и всегда. Человеческая гордыня, стоящая превыше всего. Свою душу ты скромно оцениваешь в десятки тысяч других ничем не отличающихся душ. Этой чумной бродяжки и того выше!
Сказав это, он исчез, растворился без следа, оставив Рентана наедине с болью и щемящим ощущением пустоты. Так минуло несколько невероятно напряженных мгновений, а затем демон добавил:
— Делай свою работу, лекарь. Доводи своё произведение искусства до конца. За гордыню тебе ещё воздастся, но позже.
***
Работа Рентану давалась тяжело. Не из-за боли — та практически исчезла. Вместе с этим прояснилось сознание, стало легче двигаться. Но вот сосредоточиться на изготовлении Стотравника всё никак не получалось. Лекарь много раз по-разному представлял себе этот момент, свои последние часы. Ему всегда казалось, что кто-кто, а вот он сумеет держать себя в руках, сумеет сохранить спокойствие. Падая на колени и умоляя демона дать ему пару часов, он чувствовал себя более чем уверенно, но стоило ему добиться желаемого…
Рентану не хотелось умирать, не хотелось быть приговорённым к вечным мукам. Это было так несправедливо, так глупо, так неправильно! Все эти мысли заполнили голову лекаря, мешая работать и осуществить то, ради чего он продал самое дорогое, что есть на свете. Свою бессмертную душу.
Вилора, которая, как умела, ассистировала ему, видела всё это. Как Рентан порой застывал на месте, скрипел зубами, сжимал кулаки. Видела его нервозность, проявляющуюся в раздражительности и резких неосторожных движениях, в том, как он говорил, скупясь на слова и тем более добрые слова.
Уже две заготовки Стотравника оказались безнадёжно испорчены. Третий на глазах лекаря выкипел, превратившись из предполагаемого спасения человечества в банальный яд. К тому же не самый сильный. А ведь он толком и не начал, просто проводил подготовительные работы!
— Так не пойдёт! — нисколько не разбираясь в алхимии, всё прекрасно поняла Вилора. — Да что с тобой такое?!
Рентан удержался от резкого, ненужного, абсолютно бессмысленного ответа. Не стал корчить мин или устраивать глазами дуэль. Вместо этого он решительно отвернулся, намереваясь не отвечать вовсе, и вдруг оказался лицом к лицу со своим страхом. Настоящим страхом, что нашёл путь в его сердце обходным манёвром, притворившись чем-то другим.
Он на самом деле не боялся смерти — он уже умер. Не боялся вечных мук — приговор уже был вынесен. Не боялся оказаться в лапах Отвергнутого — уже оказался. Лекарь не желал причинять зла невинным. Вынуждать страдать тех, кто страдать не должен был вовсе. Но иного пути у него не было.
Рентан стоял и смотрел на детей Римпана. На двух мальчиков лет семи и девочку пять-шести лет от роду. Он не знал их имён — не хотел знать. Не хотел замечать, что серьёзно переоценил их состояние, то, настолько Синяя чума продвинулась в вопросе их убийства. Дети определённо были заражены и перепуганы до состояния ступора, когда сознание уходит глубоко внутрь, а тело остается предоставленным самому себе, но в остальном на них рано было ставить крест. Молодые организмы сопротивлялись более чем успешно, хотя эта борьба без помощи извне и была обречена.
Всеми способами лекарь пытался от них отдалиться, не замечать, списать со счетов. Специально не слышал их имён, игнорировал прямые обращения. Надеялся таким образом либо вовсе уйти от этого выбора, либо облегчить его себе. Приговаривать к мучительной смерти незнакомых, смертельно больных детей казалось ему более лёгким выбором, но ничего не вышло. Врать Рентан не умел.
В сложившихся обстоятельствах нужно было испытывать Стотравник на них. На ослабленном детском организме, без помощи, без серьёзных шансов что-то исправить. Просто дать отвар и смотреть, что будет. А если он ошибется… Об этом Рентану не хотелось думать, как и о том, что у него есть три попытки. Он бы предпочёл не иметь ни одной.
Вилоре даже не потребовалось спрашивать или следить за его взглядом, чтобы всё понять без слов.
— А если… на мне нельзя? — спросила она, невольно загораживая детей. — Дай это зелье мне! Я выдержу!
— Не выйдет, — покачал головой лекарь. — Ты не больна, а даже если больна, мы не заметим разницы.
— Ну… — девушка посмотрела на него с надеждой, ища хоть какое-то решение. — А ты сам?
Рентан думал над этим и чем больше думал, тем сильнее понимал, насколько это плохая и недальновидная затея. Дело не в страхе боли или смерти. Отвергнутый что-то изменил в нём, вероятнее всего, с помощью магии. Лекарь не сомневался, что если Стотравник на него и подействует, то совершенно иначе, нежели на других людей.
Девушка это тоже поняла вновь без объяснений или слов. Но и сдаваться, опускать руки не стала:
— Давай я схожу поищу кого-нибудь! Должен же там, — она указала на потолок, — остаться хоть кто-то…
Не дожидаясь конца этого предложения, Рентан покачал головой.
— Даже если ты кого-то найдешь, как ты убедишь его пойти за тобой, что скажешь ему? Нет, это не выход.
— А что тогда…
— Уходите, — вдруг сказал лекарь. — Бери детей, и уходите из города. Я не стану этого делать. Нет! Не дам им Стотравник.
На секунду ему показалось, что Вилора так и поступит. Уйдёт, оставит его в подвале и лишит необходимости брать на душу очередной грех. Убережёт от очередного богопротивного деяния. Однако девушка осталась и более того решительно изменила своё мнение:
— «Уходите» — серьёзно?! Они ведь просто умрут тогда! Они… они больны, ты же сам видишь!
— Они умрут, если я дам им Стотравник, — не собираясь уступать, ответил лекарь. — Очень скверно умрут.
— А так они… так смерть приятнее, что ли? — Вдруг она подскочила к нему и дала пощёчину. — Ты в своём уме?!
Рентан опешил от такого, растерянно заморгал, коснулся слабо болящей щеки. Вилора же продолжала давление:
— Ты не хочешь давать им зелье? Дам я! Сама сделаю это!
— Обречёшь их, — крикнул в отчаянии лекарь, — будешь слушать крики и стоны, мольбы…
— Они и так умрут. Смерть — говененькая штука, как ни посмотри. Не надо мне рассказывать, сама насмотрелась. И за сегодня, и вообще! Муки — да лишь некоторым везёт умирать тихенько! — она ударила его ещё раз. — Знаешь, что гораздо говенее смерти? Смотреть, как кто-то умирает, не в силах повлиять на это! Так ты хочешь им «помочь», пускай умрут, зато тихо?! — девушка занесла руку для очередного удара, но остановилась, сдержала и даже смягчилась. — Просто приготовь этот свой Стотравник. Его дам я. Всё! За работу!
Вилора отступила и пошла демонстративно греметь склянками. Рентан же удивлённо помассировал зудящую щёку, словив себя на мысли, что дети иногда слишком уж напоминают родителей. Он принялся за работу.
Лекарь был зол на девушку. Не хотел признавать её правоту. Но ещё сильнее злился на себя, потому что понимал свою безоговорочную неправоту, когда аргументы, доводы, факты подменяются убеждениями и представлениями о неком «лучшем». Дескать, лучше не делать выбора, чем сделать плохой, а на кону при этом жизни множества людей. Жизни, которыми лекарь рисковал, возможно, и вправду из-за гордыни. Пытался сохранить руки чистенькими, окунаясь в лужу грязи.
