— Так и давно Кирвин отказывается вас лечить? И точно без причины? — надеясь, что в этот раз беседа пройдёт более содержательно, спросил Рентан, пользуясь моментом.
— Чево это вы так пектётесь об этом-то? — подозрительно прищурился Волег и, не дожидаясь ответа, истолковал сказанное сам. — А-а-а, помню, как же, как же! Вы ж с ним ругалися года эдак… — он замялся, силясь посчитать, — короче, когда батька мой ещё живой был, во!
— Было такое, — спокойно подтвердил лекарь и выразительно хмыкнул, намекая, что всё же хочет услышать суть происходящего.
— Когда? Ха, — войт шумно почесал затылок. — Да с неделю, наверное. Может, дней десять, не больше. А чего — вот чего не знаю, того не знаю. Но крепко могу сказать, как кулаком по столу, — он и вправду ударил столешницу так, что посуда подпрыгнула, — не нашенская эта вина! Мы люд хоть и простой, но какой сук рубить нельзя знаемо!
Рентан кивнул, соглашаясь с последним. Версия конфликта изначально выглядела среди прочих самой слабой: скорее уж причуды ценного для общины мага терпели бы до той степени, когда он перешёл бы все мыслимые границы допустимого. Расспросы лекарь тем не менее не закончил, хотя посчитал, что версию болезни и то, как он на неё вышел, упоминать не стоит.
— А Охотники?
У Волега аж краюха хлеба изо рта выпала при упоминании карающей длани Двенадцати. Чувствовался глубокий, практически животный страх.
— А что Охотники? Проезжали недавно, даже не останавливались. Да и нас, у кого хотите спросите, всё чин чином. Мы люд хоть и простой…
Примерно таким же ответ оказался и про Келестию. Только Волег её имени, разумеется, не знал, но судя по всему, чудная карета, направлявшаяся в город, деревенским запомнилась хорошо, хоть и мелькнула совсем ненадолго. Вопрос нашёлся и у войта.
— А скажите, мастер-лекарь, коль не сложно: правду говорят, что старый барон, Ярек, стало быть, того? На суд, стало быть, к Двенадцати отправился?
— Верно, — коротко и без подробностей подтвердил Рентан, и дабы пресечь расспросы заявил: — не стоит в это лезть.
— Оно и понятно, — согласился войт. — Не нашенское это дело, — он грустно вздохнул в стакан, — но вот что скажу: Ярек хорошим бароном был. Нас не тревожил, требовать — требовал, но ровно столько, сколько дать могли. Даже меньше чуть…
— А Кобыслав требует больше?
— Кобыслав нет, — очень ёмко ответил Волег и с явным сарказмом добавил: — не стоит в это лезть.
Рентан даже не пытался, хотя примерное направление хода этой истории, а также то, что в ней рано или поздно возникнет имя «Венегил», прекрасно понимал. Как то, что эта история — лишь одна из многих и какой-то уникальностью не отличается.
— У вас как-то скромненько, гуляний не будет? — спросил он, резко меняя тему на менее острую.
— Ик? — удивлённо вытаращился на него войт. — О чём это вы?
— О празднике. Ни столов, ни ярмарки…
Оказалось, что лекарь глубоко заблуждается.
— Как же ж, а что сегодня, по-вашенски, на рынке-то нашем творится, а? — Волег усмехнулся. — Ярмарка и есть, аншлаг! А что до столов, так всему своё время, — он поскрёб шею. — Деды и прадеды наши так разумели эти дни: первый, в ночь, надо бы дома проводить с семьей. На день — ходить по полям, песни петь, бороды вить, сноп наряжать. Обжинки это, стало быть. Ну а к вечеру и столы ставят, там уж все вместе сидят.
— Занятно, — хмыкнув, оценил Рентан и пояснил: — вроде по соседству живём, а по-разному этот день отмечаем.
— Дык это, — совершенно не удивился Волег, — я так разумею: у вас в городе, вы уж простите за прямоту, дедов слушать не принято, вот и забыли вы, как Винарда почитать надо бы! А у нас по-другому и нельзя. Не будешь старых, тобишь мудрых, слушать — узнаешь бед на свою голову. Ох узнаешь!
***
После обеда начали носить тех, кто самостоятельно перемещаться был не в состоянии. Таких, конечно же, оказалось меньше, но и возни с ними было куда больше. Подавляющее большинство приносили с переломами, и тут Рентан был вынужден заниматься самой дурной формой своей работы из возможных — перепроверять за другими. А перепроверять было что.
Чувствовалось, что у тех, кто помогал вправлять кости, фиксировать конечности, накладывать повязки, хватало энтузиазма, тогда как с опытом подобных операций дело обстояло куда плачевнее. Пришлось и ломать кости заново: когда сломанное вправляли и фиксировали так «замечательно», что конечность приобретала возможность гнуться сразу в нескольких направлениях, или озорной изгиб там, где никаких изгибов и быть не должно.
Отдельной категорией шли те, кому требовались различного рода инвазивные операции. Этим лекарь не мог помочь на месте при всём желании. Пытался, конечно, убеждать съездить в лечебницу Эвана и там договориться — операции они проводили более чем регулярно. Но для большинства деревенских поездка во Власву по градации возможного располагалась аккурат перед путешествием к звёздам. Теоретически возможно, практически — за гранью вообразимого. Мешало не только расстояние как таковое, но и банальный страх и отсутствие финансов.
В этом вопросе жителям Ляхово мог бы подсобить Кирвин. С помощью магии, как знал Рентан, можно было облегчать боль, а при наличии некоторого таланта даже удалять некоторые органы: одну из почек, большую часть печени, желчный пузырь, часть желудка… Далеко не каждый хороший лекарь был способен на такое.
Поначалу Рентана удивляло, что среди его пациентов практически нет двух категорий людей: беременных и стариков. Первое было предельно легко объяснимо: в Ляхово несомненно имелась своя бабка-повитуха, возможно, не одна, и к незнакомому мужчине из города ни одна женщина не сунулась бы даже под страхом крайне мучительной смерти. А второе лекарь сумел объяснить лишь после обеда, когда людей преклонного возраста практически не оказалось и среди малоподвижных пациентов. Те же, что были, беззастенчиво, пускай и неосознанно, выдавали секрет всей этой «сортировки» — приносили исключительно незаменимых для общины и тех, кто мог после исцеления продолжать работать дальше.
Улучив момент, Рентан, нетерпимый к подобному, решил спросить напрямую, совместив это с перерывом и тем моментом, когда Волег вернулся по каким-то делам в дом.
— Почему у вас на всю деревню три бабки и один дед? — недобро поинтересовался лекарь.
— Как же ж так, ошибаетесь вы, больше их! — делая вид, что не понял, возмутился войт.
— Да? И они все как один здоровы, ни на что не жалуются?
— Ой, им только дай, — отмахнулся Волег. — Вы бы знали! Займут ваше время впустую и… и не думайте об этом.
— Я прибыл сюда помогать всем, а не…
— Так вы и помогаете! — перебил войт неожиданно жёстко. — Всем тем, кому надобна вашенская помощь. Взаправду надо, а не эти все кривляния и стоны. А с нахлебниками, кхм, другими, короче, мы уж тут-то само как-нибудь.
— Не вам решать, кому нужна моя помощь, — отметил недобро Рентан.
Войт, вдруг растеряв всю свою простоватость и добродушность, возразил с вызовом:
— Мне.
Они побуравили друг друга взглядами, после чего лекарь, понимая, что впустую тратит время, отступил.
— Вот и ладненько, — резюмировал свою победу Волег. — День ещё идёт, мастер-лекарь, желаю удачной работы!
После этой пикировки Рентан расспрашивал про Кирвина уже без всяких полутонов и утайки — прямо и в лоб, у каждого, кто к нему попадал. Как это ни странно, та категория пациентов, которой регулярно требовалась медицинская помощь, оказалась куда лучше осведомлена о состоянии мага. Вернее, они-то хоть что-то знали.
— Ох, мастер-лекарь, болеет он! — рассказал мужик, которого мучили боли в животе, да такие, что он ходить не мог. — Я в евоной хате был недели три назад, чары от боли просил. А он и так страшный, а тогда вообще как страховидло последнее выглядел! Бледный, трясётся, воняет, как мертвяк!
Иных подробностей не последовало, но и это было уже неплохо. Как всерьёз подозревал Рентан, Римпан и Вилора вряд ли сумеют выведать значительно больше.
