— Нам это подходит — никаких следов, — заключил Набен.

— В худшем случае этот чудило пришлёт нам претензию в стиле: «Ищите больше доказательств». А на поиск может уйти прилично так времени.

Фрим Набен закивал, соглашаясь с такой оценкой, и вдруг поднялся из-за стола, приглашая друга за собой.

— Идём. Мне есть что показать.

— Вчерашний образец?

— Нет, привезли утром. Результат обнадёживает — я как раз заканчивал расчёты.

— И что?

— Болезнь присутствует в организме, без особых последствий, но при этом имеются признаки того, что она способна к распространению. Только вот… — голос Набена дрогнул.

— Что такое?

— Есть небольшое осложнение, — вдруг его голос дрогнул во второй раз, сделавшись холодным как металл. — Или прорыв, тут как посмотреть.

***

Лаборатория Фримов была бы гордостью по меньшей мере всего Оренгарда, знай о ней чуть больше людей. Однако в курсе её существования было всего несколько десятков персон. А бывали внутри и того меньше — даже больничной прислуге строжайше запрещалось туда входить.

Официально из-за опасностей разнести какую-либо заразу или вмешаться в ход важных экспериментов. Неофициально же слухи ходили не менее мрачные, чем об остальной больнице. Как это ни странно, оные сплетни оказывались куда ближе к истине.

Эксперименты здесь шли непрерывно, но в их ход не всегда удавалось вмешиваться даже самим экспериментаторам. Что же касается распространения заразы, то с этим всё было особенно непросто…

— Это ужасно.

Голос Фрима Мено звучал дежурно. Само заявление тоже было традиционным с того самого дня, как он после долгих споров всё же уступил и дал согласие на эксперименты, как заявлялось, на «качественном материале» — бродягах, смертельно больных, проданных сиротах…

Что удивительно, весь этот «материал» стоил сущие копейки — иной раз на ингредиенты зелий уходили суммы многократно большие, чем стоили те люди, в которых их вливали. Это при том, что большая часть денег утекала в карман посредника, доставлявшего несчастных в больницу по ночам. Сами Фримы прекрасно осознавали, что, если они попадутся лично за подобным занятием, то это будет в первый и последний раз.

В тот день в лаборатории было малолюдно. Всего один подопытный заключённый в гигантских размеров стеклянном сосуде, окутанный целой паутинкой трубок, по которым в его организм закачивалось с добрый десяток различных эликсиров и зелий. Тело несчастного заметно покраснело, как от сильного жара, и было покрыто испариной. Если бы не хитрая система ремешков и креплений, он наверняка бы метался в бреду и кричал в агонии. Однако средство против этого «отвлекающего звука» Фрим Набен придумал практически в самом начале работы.

— Подопытный номер семь, дробь четырнадцать, дробь сто два, — зачитан Набен, хотя в этом не было особенного смысла. — Жив после введения образца заболевания вот уже восемнадцать, м-м-м-м, девятнадцать часов.

— Это рекорд?

— Да. Из этой партии выживали и дольше, однако…

Продолжая бормотать малопонятные особенности данной серии экспериментов, Фрим Набен достал из клетки мышь. Её глаза заметно светились красным. Это был специально выведенный мутант — животное с усиленной чувствительностью к магии. Будь эта мышь разумна, она бы вероятно сумела даже творить заклинания, однако без этого всё ограничивалось практически безвредным, неконтролируемым созданием разноцветных искр.

Через хитрую систему шлюзов мышь оказалась в специальном закутке, куда поступал воздух из той части сосуда, где располагался больной. Почти сразу же глаза мутанта засверкали, заискрились, а сам он, не прошло и пяти минут, завалился на бок, принявшись, хрипя, тяжело дышать.

— Быстро, — сглотнув, оценил Фрим Мено. — Очень быстро.

— Да. Нам не подходит. Зараза уничтожит сама себя, прежде чем доберется до цели. Но направление верное…

— Подожди-ка, но ведь внутри не маг! — поняв, что происходит, Мено, изучил листки с изложением того, что представлял из себя подопытный. — «Магические способности незначительные»!

— Да, — нехотя согласился Набен. — Это не маг. И он смертельно болен. М-м-м-м, тем не менее он является переносчиком и…

— Когда мы обсуждали, кхм, это вот всё, речь шла про то, что для обычных людей это будет безвредно! — напомнил Фрим Мено, начиная сердиться. — Ты забыл?

— Я не забыл, — голос Фрима Набена стал холодным. — Я понял, что это невозможный путь. Не получится погнаться за двумя утками и поймать обеих. Если мы хотим расправиться с магами, создать наше идеальное оружие против них, то придётся заплатить цену.

— Цену?! Ты… ты посчитал?

— Да. Текущий вариант чумы унесёт жизни девяти из десяти. Но если…

— Прости, — без какого-либо намёка на извинения перебил его Мено с подозрением, — к каким цифрам ты стремишься?

— Три-четыре, — спокойно и невозмутимо ответил Набен, внимательно наблюдая за бьющейся в агонии мышью. — М-м-м-м, пять — допустимо. Из десяти, разумеется.

— Половина? — не поверил своим ушам Фрим Мено. — Половина!!!

— Не считая различного рода аномалии неясного до конца толка. Предполагаю, что речь идёт о людях изначально мало чувствительных к магии или нечувствительных вовсе. Некая аномалия, — не замечая или не желая замечать реакции друга, продолжил хладнокровно рассуждать Фрим Набен. — Так или иначе имеет место быть определенный процент невосприимчивых к самой чуме.

— Иммунитет? — навострил уши Мено.

— Не думаю. М-м-м-м, скорее, как я уже сказал, аномалия организма. — Набен кашлянул и продолжил предыдущую мысль: — Итого: на каждую тысячу выйдет…

— Я знаю, сколько это выйдет! — снова перебил, на этот раз схватив друга за плечо, Фрим Мено. — ТЫ понимаешь, что это много?! Слишком много!

— Теоретически, м-м-м-м, если у меня будет достаточно времени, количество можно снизить до двух целых и трёх десятых, плюс-минус…

— Дву… — Мено осёкся, поняв, что это не важно. — Это всё ещё слишком много!

— Увы, — Набен равнодушно пожал плечами. — Мы должны выбрать что-то одно: или оружие против магов, или безвредный насморк, который они даже не заметят.

Фримы смотрели один на другого, и в этих взглядах было предельно мало взаимопонимания. Каждый из них думал о чём-то своём. Каждый пытался найти какой-то компромисс, но не мог.

— Я… я не буду в этом участвовать! — решительно заявил Мено. — Это… это бойня! Мясорубка! Резня!

— Речь о всего двух из десяти, — заметил Набен примирительно. — Что это такое? При родах умирает половина женщин. Меньше трети детей доживает до десяти лет. Два из десяти…

— Это много! Пойми, это очень, очень много! Ты ведь не роды облегчаешь! Женщина умирает, как и дети! Только теперь они ещё будут умирать от твоей… нашей чумы!

— Это допустимая цена за месть и освобождение. В ходе боёв за город полвека назад в процентном соотношении погибло даже больше, я посчитал. А уж сколько осталось без крова и…

— Я не собираюсь считать! — перебил Мено. — Не собираюсь искать некую цифру, которая успокоит совесть, потому что это «незначительно»! Меня устроит смерть магов, можно мучительную смерть, кровавую смерть после того, что они сделали с моей семьей, хотели сделать с Вилорой, но нельзя трогать простых людей! Нельзя, понимаешь?! НЕЛЬ-ЗЯ!!!

Фрим Набен смотрел на него и не понимал. Он уже всё просчитал, всё продумал. Ему нужно было только время — снизить число смертей для обычных людей. Не из жалости, а из простого расчёта: если будет умирать слишком много народа, то зараза уничтожит сама себя практически сразу. Конечно же, маги умрут вместе с прочими, но цель состояла совсем не в том, чтобы создать одноразовое лекарство. Это должна была быть прививка. И поэтому Набен сделал вид, что отступил.

— Я, м-м-м-м, продолжу эксперименты. Попытаюсь добиться… меньшего числа жертв.

— Полного их отсутствия! — стоял на своём Мено. — Наш уговор в силе: делай что хочешь, но в итоге должны пострадать маги и никто больше!