На крыше сделалось многолюдно. Группа захвата с автоматами с насмерть задрапированными лицами. Впереди женщина со злым лицом. Еще чуть впереди ее выдающиеся груди. Внешность девушки была бы ничего, но была она не то, что некрасивая, а старообразная, может, и молодая, но выглядела немного хабалкой с рынка.
— Должно быть лестницу ищете! — продолжала женщина. — Но мы ее заблаговременно срезали, уж не обессудьте!
— Это может затруднить эвакуацию при пожаре! — скромно заметил я.
— А также предотвратить побег двух иноагентов, имя второго, которого нам даже неизвестно!
— Честь имею рекомендовать себя, Жак Вершинин собственной персоной!
— Заткнись, тварь! — прикрикнула она.
— Сейчас это было обидно!
— Когда мы привезем тебя в допросную, вот это будет действительно обидно!
— К кому это к нам?
Бекк повернулся ко мне:
— Это Нина Задерихина из Управления МГБ, мой куратор!
— Но разве куратор не имеет целью своего существования помощь подчинённому? Или пардон я ошибся?
— Пошел на хер, ишак! — беззлобно сказала кураторша. — Еще наговоришься, сволочь!
— В чем нас обвиняют? — поинтересовался я.
Хотя откровенно говоря, обвинений было вагон и маленькая тележка. Один побег из Шоушенка чего стоил.
— Где ты взял образец? И что ты там нес насчет телепорта? За одно за это тебя нужно пристрелить, не сходя с места! Ты носитель важной государственной тайны. И ты ее не раскроешь, если сдохнешь. Мне только орден дадут.
— Лучше б тебе мужа дали! — мрачно заявил Бекк.
Зря. Никогда не злите даму.
— Убейте этого! — Нина уставила на меня палец с длинным наращённым ногтем.
Майор подпрыгнул и встал на узкий парапет.
— Выстрелите в Палыча, я прыгну вниз! — заявил он. — Я-то вам нужен живым!
И тут я прямо-таки увидел, что живым он тоже на фик никому не нужен. Мало того, у них приказ живыми нас не брать. Почуял. По их позам, по пальцам на спусковых крючках, по застывшим глазам в прорезях масок. Я не знаю, почему они получили настолько жесткий приказ. Возможно, что он прозвучал не из правительственных структур.
— Вы сами иноагенты! — закричал я.
— Чего застыли? Стреляйте, уроды! — закричала кураторша.
Все закричали.
Я всю жизнь боюсь высоты. До дрожи в коленях. До тошноты. Я и на крыше стоял чуть живой. А чтобы подойти к краю понадобилось героическое усилие.
Я разбежался и прыгнул на Бекка.
Еще успел увидеть изумленные глаза майора и услышать:
— Ты чего, су…!
Я врезался в майора всем телом, обнял руками за плечи-и буквально смел с парапета. Край крыши мелькнул под ногами и умчался вверх. Мы ухнули в пропасть.
А что если не сработает? В ужасе подумал я. Раньше надо было думать.
«Подарочек» сработал. Сила гравитации резко поменяла направление на 90 градусов. Я с размаха шлепнулся пузом на стену и заскользил. Я бы сказал, что вниз, но в данный момент этого понятия для меня не существовало. Я бы вообще оставался на месте, словно прилипнув к стене, если бы не продолжал удерживать майора, который повис на моих руках. С моей точки зрения вид был наистраннейший. Я лежал на каменном полу и держал майора за руки, причем тело его не касалось пола.
Майор смотрел прямо мне в глаза и впервые за долгое время ему не было, о чем сказать.
Я поднялся на колени, потом и на ноги. Парадокс продолжал удивлять. Каждый раз я поднимал майора на новую высоту безо всяких усилий. Он продолжал одинаковым усилием тянуть в сторону своего центра гравитации, в сторону земли.
Наверху кричали, не могли понять, что происходит, наверняка думали, что мы за что-то зацепились, иначе давно бы начали стрелять.
И тогда я побежал по стене вниз.
27. Мракобой
4 года после войны. 25 октября. В колодце в Нескучном саду.
После ночного визита убыра удалось немного покемарить. Когда открыл глаза, в колодце стало значительно светлее. Не знаю, откуда здесь берется свет, но под утро всегда так. Интересно, сколько сейчас времени? Или как сказал Мракобой, времени нет вовсе? Как он выразился, нет изменений, нет времени. А какие сейчас изменения? Город мертв. Людей единицы. Окликни любого-умрет со страху. Вечно голодные убыры по ночам.
Последние вызывают все большее опасение. Хоть убежище у меня надежное и ни разу не подвело, но что-то на душе неспокойно.
Я трогаю бетонную стену. Ууш беспокойно ерзает. Мне никогда не удается застать его безмятежно спящим. Ууш воин и из тейпа воинов. Он мог сталь хозяином города и все повернуть по-другому, если бы не пуля в голову.
— Вставай! — говорю. — Сегодня за водой идти! Воды почти не осталось!
Воду мы берем в Первой Городской. Ууш по каким-то своим причинам ненавидит это место. Судя по тому, что там я еще не встречал людей, другие тоже стороной обходят это место.
Раньше, понятно. Место использовали под временный морг, но потом покойников вывезли. Место относительно безопасное, но Ууш все равно на измене. В такие моменты он начинает вести себя вполне разумно и осторожно, и я начинаю думать, не притворялся ли он до этого. Вернее, не так. Вполне возможно это защитная реакция организма, который не желает смириться с ужасными трагическими событиями, приключившимися с ним.
Я с себя вины не снимаю. Я не стал извлекать у него пулю из головы, не сам конечно, но не стал прибегать к помощи прекаирата.
И, наверное, был неправ. Сколько убыров бегает по Москве и не сосчитать. Кто-то вовсю эксплуатирует аппарат и плевать ему на чужие исковерканные судьбы, на то, что кто-то превратится в чудовищ. Стоило войне чуть всколыхнуть человечество и на поверхность всплыла вся муть. Неужели все это и есть человечество? А все остальное-культура, интеллигентность, вежливость — всего лишь маска, прикрывающая пугающее животное нутро?
Я кипячу кофе на сухом спирте, проверяю автомат. Патронов мало, но потребность в них сильно упала, когда я прогнал последнего мародера из Нескучного. Теперь малочисленные москвичи в курсе, что в саду обосновался тот, кто зовет себя Мракобоем и стреляет нежеланным гостям по ногам. И количество нежелательных, да и вообще гостей стало стремиться к нулю.
Власти в городе нет никакой. Периодически нахожу трупы, которые никто не убирает и не расследует. Причем убиты не монстрами, а обычными гражданами, если судить по пулевым и ножевым ранам.
Ууш кофе не пьёт. Как не пьет ничего кипяченного и горячего. Исключительно холодную воду.
— Здоровый образ жизни? — понимающе говорю.
Он одобрительно гугукает. По его гугуканью я могу составить русско-уушевский словарь.
Однако пора выдвигаться. Шуша, ночной зверь, остаётся отсыпаться дома. Дом, милый дом. Хоть ты и находишься в колодце.
ГКБ № 1 имени Пирогова. Ленинский проспект, 8. Ад.
Больница состоит из нескольких отдельных корпусов. Они возвышаются бетонными скелетами без окон. Я никогда не был в большинстве из них и не только потому что они навевают грусть и безнадегу. В них таится нечто опасное. Кожей чую. Существует большая возможность, что за мной наблюдают. И вообще, Нескучный сад становится горячей точкой, что убеждает меня, что отсюда пора уносить ноги. Много лет колодец служил мне надежным укрытием, но чутье говорит мне, что те времена канули в лету. Что-то происходит вокруг, а за 4 года выживания я немного заматерел и подрастерял чуйку. Как ни прискорбно, я устарел. В городе действует кроме убыров несколько совершенно отмороженных на всю голову банд, наглых и безжалостных. Здравствуй сучье племя, младое незнакомое!
Источник воды находится в ближнем корпусе. Из его окон я смотрю на весь больничный комплекс, скопище юдоли и боли. Для многих несчастных это место явилось промежуточным пунктом с этого света на тот. Помню, сам попал в инфекционку по ерундовой причине, смешал молоко и рыбные консервы. В качестве выздоравливающих был направлен на помощь медперсоналу.