Пока Чэньсин не заметил её, просветлённая торопливо нырнула обратно и, несмотря на то, что вода замедляла движения, постаралась отойти как можно дальше. Сердце бешено колотилось в груди, и Лу Цайхуа пришлось применить всю силу воли, чтобы заставить его успокоиться. Подобно осеннему ветру, поднявшему в небо ворох засушенных листьев, нежданная встреча разворошила старую память. Воспоминания о бое с Чэньсином не отпускали её до тех пор, пока не наступила глубокая ночь.

Наконец, решив, что Чэньсин успел бы раз десять, а то и все двадцать, вернуться в свой крошечный домик, Лу Цайхуа вышла из воды. Как назло, её одежды успели пропитаться росой, а воздух остыл. Продрогшая насквозь и проклинающая Чэньсина за его внезапное здесь появление, она выдохнула облачко пара. Если бы не он, а точнее её нежелание пересекаться с ним, Цайхуа бы давно нежилась в своей тёплой постели. Теперь же она, злая и страшно замёрзшая, вынуждена брести домой в темноте.

Когда, не сдержавшись, она вслух обругала Чэньсина, что-то большое и бесформенное прилетело ей прямо в лицо. А спустя пару мгновений, потребовавшихся ей для осознания произошедшего, шокированная Лу Цайхуа разглядывала упавшее на неё одеяло. Взявшееся неизвестно откуда и невероятно мягкое, оно излучало тепло.

Примечание автора:

Цисицзе — китайский день влюблённых. Как День Святого Валентина, только со своими особенностями.

Чэньсин: *сравнял счёт* 1:1

Сконцентрироваться на дыхании, равно как и справиться с тревогой, плавно перерастающей в панику, не удавалось. Казалось, кончики пальцев прижигают калёным железом, а в кожу по всему периметру тела вонзаются тысячи игл. Чем сильнее Цайхуа пыталась подавить это чувство, тем явственнее ощущалась подступающая к горлу тошнота, и тем быстрее билось сердце. Здравый смысл ещё не покинул девушку, безостановочно увещевая её успокоиться, но, как она ни пыталась послушать его, всё было тщетно. Судорожно вздохнув, Цайхуа перевела взгляд на Юцин. Раз уж самой не получилось погрузиться в медитацию, то она хотя бы посмотрит, как это делает её подруга.

В последнее время цветочная фея стала намного спокойнее. Возможно, это было последствием духовных практик школы Каймин, которым девчонка каждый день обучалась, или, быть может, она просто стала взрослее. Так или иначе, Юцин, облачённая по случаю праздника в нарядное платье, сейчас сосредоточенно медитировала. Она была похожа на очаровательный цветок, выросший в тени высоких деревьев и непреклонно излучающий аромат безмятежности. Розовый шёлк одеяния выделялся ярким пятном на ковре сухих листьев, алые губы оттеняли бледность лица. Если дело действительно в техниках школы Каймин, Цайхуа бы не отказалась выучить их. Вдруг они помогут начать себя контролировать?

Испытание началось сравнительно недавно. Сначала отбирали желающих поступить в Чунгао: просветлённые должны были показать свои навыки в изготовлении редких лекарств. Далее делали выбор наставники из школы Чуньцзе, и только потом из Каймин и Ли. Поэтому у Лу Цайхуа и Юцин было время отправиться в лес и посвятить себя медитации не менее, чем до полудня.

Точно защитный барьер раскидистые кроны деревьев поглощали все звуки. Праздничное оживление, опустившееся сегодня на гору Тайшань, взволнованные крики и восторженный смех не доносились до слуха.

Лес словно был другим миром. Окутанный таинственной дымкой, утопающий в запахах хвои и сосновой смолы, он впитывал и растворял без остатка все суетные мысли. Зыбкий полумрак размывал границы реальности, в прохладном воздухе витал призрак давно ушедших времён. Идеальное место для медитаций. Тем не менее, все попытки Лу Цайхуа сосредоточиться не увенчались успехом.

Наконец, девушка рывком поднялась и приняла боевую стойку. Тот факт, что она до сих пор не может взять себя в руки, раздражал Цайхуа. Но больше всего её злило, конечно, пустое времяпровождение. Погружаться и дальше в пучину ненавистной ей паники Лу Цайхуа не хотела, а потому выход оставался один: усмирить бурю чувств уже проверенным способом.

В момент, когда кулак Цайхуа почти коснулся коры, её окликнул Шанъяо. Появившийся как всегда неожиданно, он перехватил запястье девушки и произнёс с мягким укором:

— Побереги силы.

Заглянув ей в глаза, юноша вдруг усмехнулся и извлёк из поясного мешочка молочно-белую склянку.

— Это травяные пилюли. Помогут успокоиться, — ответил Шанъяо на вопросительный взгляд Цайхуа. — Забирай, мне они всё равно не нужны.

Просветлённая смутилась. В груди разлилось давно знакомое тепло, тотчас отозвавшееся в сердце умиротворением. Зачем ей нужны какие-то пилюли, когда рядом с ней находится тот, кто способен её успокоить одним своим существованием? И всё же она не стала отказываться. Когда пальцы девушки крепко сажали пузырёк с лекарством, Шанъяо наконец-то отпустил её руку.

— Считай, что это мой тебе подарок на Цисицзе.

— …

Если б не подбежавшая к ним цветочная фея, Лу Цайхуа наверняка бы умерла от переизбытка эмоций. Ей было сложно понять, что именно она почувствовала, но разбираться в этом желания не было. Во-первых, бессмысленно, а во-вторых, разве не собиралась она очистить свой разум от мыслей?

— Те самые пилюли? — восторженно прощебетала Юцин.

В глазах, обрамлённых густыми ресницами, зажёгся огонь любопытства.

— Я много читала о них. В их состав входит одно из самых редких…

— О, привет, Цин-Цин, — перебил девчонку Шанъяо и одарил её самой обворожительной улыбкой, на которую был только способен.

Не ожидавшая такого обращения, Юцин залилась густой краской и бессознательно отступила назад. Цин-Цин… Так её не называла даже собственная мать. Между просветлёнными вмиг воцарилась мёртвая, почти удушающая тишина, нарушаемая лишь отчаянным стуком двух смущённых девичьих сердец. Улыбка Шанъяо же стала неестественно шире.

— Так! — первая пришла в себя Цайхуа. Отвесив другу крепкую оплеуху, она раздражённо нахмурилась. — Ты зачем сюда пришёл вообще?

— За что?! — возмутился Шанъяо. — Я ведь не тебя Хуа-Хуа назвал.

Получив очередной удар в бок, он вскинул руки в примирительном жесте и рассмеялся:

— Ладно-ладно, я вас не просто так искал. Скоро начнётся испытание для поступающих в мою школу. Поторопись, — кивнул он Юцин.

Цветочная фея уже собралась что-то ответить, как вдруг из-за деревьев вышли два просветлённых в алых одеждах. Один из них, высокий мужчина средних лет, торопливо шагал впереди. Волосы его были забраны в высокий пучок, и без того грубые черты лица исказила гримаса недовольства. Чёрные, как ночь, глаза просветлённого излучали столько неприкрытой надменности, что не оставалось сомнений: он мнит себя божеством.

Колючий взгляд мужчины зацепился за Лу Цайхуа ровно настолько, чтобы заставить её почувствовать себя выброшенной на берег рыбой. С подобной беспомощностью она столкнулась пару лет назад, когда этот человек, не постеснявшись использовать мощную технику, вышвырнул её за дверь своей школы.

Лунху Ифэй, великий мастер боевых искусств, ставший главой Ли будучи смертным, вызывал у неё отвращение. Несмотря на то, что он редко показывался на людях, слава о его жестокости гремела на весь мир. Поговаривали, будто он позволял своим сильнейшим ученикам убивать более слабых. Но если это и было правдой, никто не осмеливался вмешиваться в дела школы Ли. Так или иначе, ученики Лунху Ифэя были лучшими по части сражений с демоническими тварями.

— А он симпатичный, — прошептала Юцин.

— Что?! — опешила от такого заявления девушка. — Этот достопочтенный глава отвратителен!

— Да я не про него, а про того парня. Вроде ты с ним в прошлом году подралась неудачно.

Только сейчас Цайхуа заметила плетущегося сзади Чэньсина. Выражение его лица было мрачнее обычного, однако во взгляде плескалось беспокойство с ноткой лёгкой растерянности. Было похоже, что глава школы сказал ему нечто из ряда вон выходящее, и теперь все усилия его были направлены на усвоение новой информации.