Мысленно девушка согласилась с заявлением Юцин. Конечно, ей не хотелось принимать этот факт, но даже будучи хмурым Чэньсин не терял своего обаяния. А если вспомнить улыбку, с которой он в прошлом году сидел в своём крошечном домике, то хочешь не хочешь, всё же придётся признать его красоту. Высокий и стройный, с бледной, точно сияющей кожей и длинной, чуть растрёпанной чёлкой, не скрывающей выразительных глаз. Интересно, сколько девушек признаются ему сегодня в любви? Испугавшись собственных мыслей, просветлённая поспешно перевела взгляд на Шанъяо и улыбнулась. Натянуто и как-то по-глупому.
Чэньсин не взглянул в сторону Лу Цайхуа. Проходя мимо, он задел её плечом и, как ни в чём не бывало, отправился дальше за Лунху Ифэем.
— Ты! — неожиданно взорвалась просветлённая.
Сдерживать взрывную смесь из эмоций больше не было сил. Как обычно, Чэньсину удалось довести её раздражение до высшей точки кипения. Гнев разлился внутри огненной лавой, рассудок слегка помутился, а стенки души вновь обожгло странное чувство, природа которого ей до сих пор была непонятна.
— Ну что, не передумала насчёт Ли? — поинтересовался Шанъяо, провожая взглядом просветлённых в алых одеждах. Оба, надо заметить, ни разу не обернулись.
— Нет, — пропыхтела Лу Цайхуа.
— А жаль. Я скучать буду.
— Не соскучишься. С тобой она будет! — девушка указала на цветочную фею и тут же получила от неё ощутимый шлепок по плечу.
Если задуматься, Цайхуа в самом деле не знала, почему ей так хочется попасть в школу боевых искусств. Неведомые силы тянули её туда ещё с детства. Она всегда восхищалась смелыми воинами, способными уничтожить несколько десятков демонов одним взмахом меча. Но сильнее всего ей хотелось стать таким воином: бесстрашным, могущественным и, прежде всего, неуязвимым. Он желала этого на бессознательном уровне. Ей не было дела до грозного главы школы Ли, да и до всех просветлённых горы Лунхушань в целом. Главной мечтой девушки было обучение техникам и боевым навыкам, которые она могла получить только там.
— Ладно, вы идите. Я чуть позже приду, — сообщила Лу Цайхуа после недолгих раздумий.
Благодаря недавней вспышке гнева, позволившей выпустить пар, ей удалось избавиться от навязчивой паники, однако нормальная циркуляция ци в организме неизбежно нарушилась. Стоило как можно скорее привести духовные каналы в порядок, чтобы избежать неприятных последствий в дальнейшем, а в особенности во время испытания.
Шанъяо понимающе кивнул. Не обращая внимания на протесты Юцин, красной, как лепестки цветущей хайтан, он подхватил её под локоть и потащил за собой к месту всеобщего сбора.
Оставшись одна, Цайхуа долго вертела в руках пузырёк. Белый фарфор вдруг напомнил ей о демонической чашке, из-за которой её дважды чуть не убили. К сожалению, ей больше не выпадало возможности пробраться тайком в обитель бессмертных. Поэтому о назначении загадочного артефакта ей только предстояло узнать. Вздохнув, Цайхуа убрала склянку с пилюлями в маленький поясной мешочек, который для неё сшила Юцин.
Духовная энергия бурлила внутри подобно неукротимым горным потокам, и девушка поспешила усесться прямо на землю.
Скрестить ноги, приняв медитативную позу, сомкнуть веки так плотно, чтобы перед мысленным взором простиралась одна лишь кромешная мгла, прислушаться к биению сердца и замедлить дыхание. Вдох-выдох. Ощущения становятся яркими. Словно под куполом чёрного неба взрываются огни фейерверков, чувства настигают внезапно, и вскоре всё тело заполняют их разноцветные искры. А после всё затмевает ослепительный свет. Ци похожа на белое пламя: его языки непокорны и излучают тепло. Пламя пульсирует, предаваясь безумному танцу, не подчиняется разуму. В попытке вырваться из духовных каналов наружу, оно приобретает различные формы, но вскоре его удаётся загнать обратно в нижний даньтянь и усмирить.
Цайхуа пришла в себя как раз вовремя, чтобы услышать раздавшийся за спиной сухой треск. Последним, что она увидела, когда обернулась на звук, был ствол летящего в её сторону дерева. Мгновение, и тьма вновь раскрыла для неё свои ледяные объятия.
***
Чужое воспоминание было тоскливым и мрачным. В том, что это не сон или дурное видение, Лу Цайхуа убедилась, когда взглянула на свои руки. Как и тогда, в воспоминании Юйчжоу, они были прозрачными и слабо мерцали по контуру призрачным светом. Пламени двух факелов, установленных слева и справа от массивной двери, не хватало, чтобы осветить полностью всё помещение. Но от одного взгляда на стены, каменные и местами покрытые мхом, становилось понятно, что она, Лу Цайхуа, очутилась в подземелье.
Прислонившись спиной к ледяному металлу двери, на полу сидел мальчик. Белоснежные одежды ребёнка, расшитые по краю хризантемами, свидетельствовали о его принадлежности к клану Лао. На бледном лице застыло выражение смиренной покорности, аура возвышенного одиночества окружала хрупкое тело. Подобно заиндевевшей скульптуре, он недвижно сидел на полу, пока за дверью, наконец, не послышался чей-то взволнованный голос:
— Наставник, вы же обладаете божественной силой. Почему бы вам просто их всех не убить?
Мальчик медленно поднялся с колен. Тонкие, чуть дрожащие пальцы смяли ткань рукава, однако лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым, как у бумажной куклы.
— Лофу Чунгао верно сказал, — раздался ещё один голос, более резкий и грубый. — Если вы создадите для них другой мир, вам придётся уравновесить его.
— Наставник, если вы создадите два мира, в один из них вам нужно будет уйти. вы ведь теперь не человек, а божество. Неужели вы правда покинете нас? — третий голос звучал мягко и нерешительно, будто говоривший с каждой новой озвученной мыслью сомневался всё больше, стоит ли ему вообще это делать.
Когда, наконец, заговорил четвёртый мужчина, мальчик в белых одеждах испуганно ахнул, и сразу поспешил прикрыть рот ладонью.
— Мысли великого наставника Тай непостижимы для скудного людского ума. Если он так решил, значит на то есть причины.
Последняя фраза, тихая и непреклонная, подвела итог разговора. Словно неведомый автор обобщил одним предложением всё вышесказанное, и поставил в конце жирную точку. Недолгое молчание нарушил пятый мужчина, о личности которого Лу Цайхуа давно догадалась.
— Лао Чуньцзе, ты единственный, кто способен помочь мне, — устало вздохнул Тай Чэнсянь. — Из всего вами сказанного важно лишь то, что мне нужно создать два взаимоисключающих мира: Мрачный чертог и Небесное царство. Я бы даже сказал, не создать, а отделить от мира людей. Но для этого мне потребуются два артефакта. Чуньцзе, у тебя я попрошу невинную душу, обладающую огромным количеством ци. Насколько я знаю, твой сын идеально подходит под эти два требования.
— Мой сын? Но…
— Ты сам отказался от своей духовной энергии, когда решил обзавестись потомством, — перебил грубый голос. — Лао Ян впитал не только всю твою ци, но и ци твоей женщины. Не отрицай, сейчас он сильнейший из нас.
— Лунху Ли прав, — обратился Лофу Чунгао к Чуньцзе. — Ци этого ребёнка хватит на две жизни. К тому же ты его как монаха воспитываешь. Чем не невинная душа?
Прислонившись спиной к холодной двери, мальчик в белых одеждах медленно сползал по ней до тех пор, пока нижняя половина его исхудавшего тела не оказалась плотно прижатой к каменным плитам. С раскинутыми в стороны руками и ногами он ещё больше напоминал бумажную куклу: несчастную и всеми забытую. В широко распахнутых светлых глазах искрился тревожный огонь, а где-то в глубине бездонных зрачков, там, куда не проникали свет и тепло, разлилась пустота.
— Почту за честь помочь божественному наставнику Тай, — севшим, точно заржавевшим голосом ответил Лао Чуньцзе.
Исполненные почти физической болью слова дались ему с величайшим трудом.
— Это честь и для Ян-Яна.
Послышался шорох одежд, а затем всё снова стихло. С гулким эхом с потолка срывались капли воды. Застоявшийся воздух насквозь пропитался запахом плесени, фигура самого светлого ребёнка на свете отбрасывала удивительно чёрную, неровную тень. Затхлая сырость начала заполнять собой душу мальчика.
