斤 (Цзинь) — 500 граммов.

有情 (Юцин) — быть влюбленным, иметь привязанность; любовь, страсть; всё чувствующее, всё живое (в буддизме).

— Твоё, — буркнула Лу Цайхуа, протягивая ему полотняный мешочек.

Девушка была озадачена таким поворотом событий. Поскольку Шанъяо вдруг оказался учеником школы Каймин, его обширные познания о мире просветлённых, равно как и его огромная духовная сила, теперь имели под собой основание. Непонятно было только одно: какую цель он преследовал, выдавая себя за участника вступительного испытания? Прокрутив в голове все связанные с ним события, Цайхуа не смогла отыскать объяснения, а потому лишь тихонько вздохнула.

Грустно. Нет, она вовсе не обиделась на Шанъяо. Просто теперь их разделяет целая пропасть: он — старший ученик одной из лучших школ просветлённых, а сама она пока что никто.

— Эй, ты чего такая? — заметил он её удручённое состояние.

Цайхуа поспешно натянула улыбку и покачала головой. На самом деле, ей очень хотелось с ним обсудить своё ночное видение, но по известным причинам это становилось бессмысленным. Наверняка Шанъяо скоро вернётся на Маошань, одну из священных гор просветлённых, где располагалась школа Каймин, и в ближайшее время они с ним больше не встретятся. А делиться чем-то важным с людьми, никак с ней не связанными, Цайхуа считала верхом легкомыслия.

Кажется, судьба неспроста свела её с Юцин. Возможно именно эта девчонка станет её единственным другом. И только девушка решила вернуться к своей розовой фее, как Шанъяо, покопавшись в мешочке, выудил из него синюю склянку.

— Держи. Восполнит половину утраченной ци.

Цайхуа округлила глаза. Судя по тому, что о подобном лекарстве она даже не слышала, наверняка оно является особенно редким. Кто он вообще такой, чтобы носить с собой столь ценную вещь, да ещё и бездумно отдавать её кому попало?

— Не стоит.

Она развернулась, чтобы уйти, однако Шанъяо преградил ей дорогу. Взгляд его вдруг сделался таким серьёзным, будто он столкнулся с неразрешимой задачей. Весёлые огни, что привычно плясали в его карамельных глазах, точно смыло водой, и обыкновенно беззаботное лицо его стало задумчивым. Цайхуа не была с ним близко знакома, чтобы делать подобные выводы, однако не смогла удержаться от мысли: улыбка шла ему намного больше.

— Ты обиделась?

— Нет.

— Тогда почему ты себя так ведёшь?

— Послушай, — она закатила глаза. — Какую бы цель ты ни преследовал, в твоей помощи я не нуждаюсь.

Послав ему предупреждающий взгляд, просветлённая направилась к Юцин, которая с интересом наблюдала за развернувшейся сценой. Болтливая девчонка расположилась в траве неподалёку от туманной завесы, ограждавшей обитель бессмертных от внешнего мира, и доплетала цветочный венок.

Цайхуа плюхнулась рядом и осмотрелась.

— Так вот значит какой у тебя друг, — мечтательно вздохнула розовая фея. — Познакомишь нас?

— Ага, конечно, — усмехнулась Лу Цайхуа. — Сама к нему подойди, если так хочется.

Юцин обиженно насупилась, но спорить не стала.

Обитель бессмертных была похожа на небесный город. Какие небеса на самом деле, никто из людей не смел даже представить. Однако среди просветлённых нашлись храбрецы, дерзнувшие не только рассуждать о жизни богов, но и описывать устройство Небесного царства в своих высокопарных стихах. И хотя девушка была знакома лишь с малой долей подобных творений, её воображение рисовало города небожителей в мельчайших деталях.

Будто газовой тканью было укрыто всё пространство вокруг. Облака, воздушные и полупрозрачные, вольно стелились по блестящей траве и мощёным дорожкам, путались в ветвях цветущих деревьев, и в молочной белизне их утопали такие же белые, выточенные из нефрита дворцы.

Лучи солнца пронзали дымку широкими сияющими росчерками и осыпались на землю золотистой пыльцой. Атмосфера неземного величия гармонично сплеталась с ароматом цветущего персика, что успокаивал душу и разум. Пробудешь в таком месте до вечера — выйдешь обратно другим человеком. Спокойным и безмятежным, словно приоткрывшим тайну богов.

Вниманием Лу Цайхуа завладела беседка, где все бессмертные этого мира продолжали пить чай. Молодые и необычайно красивые, все они словно сошли с живописных полотен, изображавших житие всемогущих божеств. Эти просветлённые являлись для неё идеалом. Одно только их существование наполняло её душу восторгом и нестерпимым желанием как можно скорее приступить к обучению. Если повезёт, через десятки лет она сможет также сидеть в этой беседке, наслаждаться утренним чаем и с любопытством поглядывать на молодое поколение.

Помимо Тай Циньюэ девушка с удивлением обнаружила в беседке ещё одно знакомое лицо. И это был вовсе не глава школы Ли, а тот самый сереброволосый мужчина, защитивший её на горе Лунхушань от учеников своей же школы.

Лунху Чжао рассеянно поглаживал трёхцветного кота и, казалось, совершенно не слушал, о чём говорит его собеседник — мужчина в бирюзовых одеяниях. Синие орхидеи, вышитые по краю его верхних одежд, свидетельствовали о принадлежности к великому клану Мао. Лицо мужчины казалось необычайно спокойным, как если бы он давно познал сакральный смысл бытия. Аура его излучала уверенность и долю превосходства над миром, и только в глазах его плескался неуловимый оттенок печали. Казалось, все земные богатства, все духовные ценности для него потеряли значение, когда в одночасье он лишился того, чем больше всего дорожил.

— Это мой наставник, — похвастался Шанъяо, проследивший за взглядом Лу Цайхуа.

Его голос раздался прямо над ухом, и сам он очутился рядом с ней так внезапно, что Цайхуа бессознательно схватилась за меч. Пора бы привыкнуть к нежданным нарушениям личных границ — в последнее время они участились и, по всей видимости, избежать их уже не удастся. Что ж, раз Шанъяо решил ей составить компанию, она не откажется.

— Глава твоей школы? — поинтересовалась Лу Цайхуа, пока розовая фея смущённо пыталась найти слова для приветствия.

— Его младший брат. Сам глава Мао Синдоу уже много лет находится в странствии, — отозвался парень. — Но мой наставник даже лучше него. Он непревзойдённый мастер естественных техник и единственный, кто смог ощутить биение сердца природы. В сражениях он словно ветер, в миру же подобен белой магнолии. Одним словом, он совершенен!

— Не сомневаюсь, — улыбнулась девушка. — Как его зовут?

Шанъяо, преисполненный гордости за своего учителя, с достоинством поднял подбородок. В его голосе звучало благоговейное почтение.

— Мао Шуай.

Вместе с порывом слабого ветра взметнулись к небу лепестки цветущего персика. Окаймлённые мягким сиянием, нежные и лёгкие, они вихрем кружились в тёплых лучах и осыпались на землю бледно-розовым снегом.

В поэтичном беспорядке, создаваемом ветром, неземная красота обители приоткрывалась с другой стороны. Из-за пушистого облака вдруг показался храм необычайно огромных размеров. Очертания его изогнутых крыш легко угадывались в дымке тумана; сейчас же он предстал во всём своём величии. Он словно без остатка впитал в себя солнце, и теперь золото крыш его превратилось в источник искрящегося света. Одного взгляда на храм было достаточно, чтобы на миг позабыть о дыхании. И даже стоящий рядом с ним грандиозный дворец казался незаметной башней.

— Храм Вознесения, — сообщил Шанъяо в ответ на потрясённый выдох девчонок. — Существует легенда, что ученица Тай Чэнсяня явилась во снах к другим его ученикам. Она взяла с них слово, что в знак почтения к их общему наставнику они не только возведут роскошный храм, но и создадут ещё одну школу. Тай Чэнсянь был прародителем всех наших знаний и техник. Он преуспел в чистоте, просветлении, силе и благородстве, и школа Чэнсянь объединила в себе всё, чего он однажды достиг. Хотя, гораздо быстрее стать мастером сначала в одном направлении. В своё время так поступил и сам Тай Чэнсянь. Поэтому новая школа скорее является местом, где все просветлённые обмениваются опытом и приближаются к бессмертию. Но есть и такие ученики в Чэнсянь, которые стремятся охватить всё сразу, и не отправляются в другие школы. Они развиваются медленно, но их глубокие познания во всех областях того стоят.