– Вас ждет экономическое чудо, – уверенно заявил он, – вы знаете, что «К и К» рассматривает возможность основания консорциума с новой компанией. То есть старой, они недавно поменяли имя… – Джо указал на портативный транзистор янки:

– Сони. У меня тоже такой есть, это новейшая модель… – сосед, обрадованно, вскричал:

– Именно они. «К и К» дальновидные люди. В Америке сто миллионов подростков таскает на себе радио, чтобы слушать джаз… – юноша вежливо улыбнулся:

– Молодежь сейчас предпочитает рок, уважаемый сэр… – финансист подытожил:

– В общем, отличная инициатива со стороны «К и К». В Азии светлые головы и дешевая рабочая сила… – он махнул на карту полета, пришпиленную к переборке, – войны здесь больше не ожидается… – Джо вскинул бровь:

– Если не считать Вьетнама… – узкую полоску пересекала тонкая линия. Американец отозвался:

– Французы всего пять лет как ушли из страны. Партизаны на севере еще не опомнились, не сложили оружия. Они снабжаются из коммунистического Китая, однако скоро южане, – он ткнул пальцем в Сайгон, – раздавят красных… – Джо хмыкнул:

– В Южной Корее тоже на это надеялись, однако все пришло к известному исходу… – всякий раз, слыша о коммунистах или СССР, юноша чувствовал неловкость:

– Его величество деликатный человек, – подумал Джо, – мы разговаривали о поэзии, о красотах страны, но он ясно дал понять, что не стоит надеяться на прощение папы и мамы Реи…

Джо получил приглашение на аудиенцию у императора после возвращения с Хоккайдо. Работая на шахтах, он взял пару выходных, чтобы навестить тюрьму, где содержали Регину. После войны здание стояло заброшенным. Ходили слухи, что его превратят в музей. Джо прошелся по маленькому садику:

– Она писала, что их выпускали на прогулки, – вздохнул юноша, – что у них растут цветы… – цветы были скудными, северными. Наклонившись, он потрогал лепестки василька:

– Ты говорил, что мои глаза похожи на туманное небо, – шепнул Джо, – на предрассветные сумерки. Помни, любимый, что ночь не может длиться вечно. Скоро и для нас засияет солнце… – на аудиенции, когда речь зашла о Хоккайдо, он упомянул о поездке в тюрьму. Темные глаза императора на мгновение похолодели:

– А, – коротко сказал он, – тамошняя гавань чуть ли не единственное место в Японии, где зимой замерзает море. Единственное оставшееся у нас место, – добавил Хирохито, – Сахалин и острова мы потеряли. Удивительно, как некоторые японцы могли презреть любовь к стране и долг перед родиной ради подачек коммунистов… – после такого, как невесело подумал Джо, обсуждать отца и Регину было бесполезно.

Он рассматривал в иллюминатор белые облака. Самолет шел на посадку:

– Бесполезно, – Джо допил кофе, – как бесполезно надеяться, что газетчики оставят нас в покое. То есть теперь меня осаждают режиссеры… – он отказал нескольким желающим снять фильм об истории, как выразился один его визитер, великого предателя:

– Мой отец не предатель, – отрезал Джо, – его и Реи-сан оболгали, он не имел никакого отношения к Зорге и его группе… – режиссер усмехнулся:

– Американцы десять лет назад открыли архивы, ваша светлость. Вашего отца никто не пытал, он сам признался в своих преступлениях… – Джо не хотел читать документы, как не собирался он делиться с режиссерами перепиской отца и Регины:

– Все равно что-то снимут, – устало понял он, – их не остановить, а такие вещи хорошо продаются… – потушив сигарету, он подумал о дяде Меире:

– Неужели миссия, где бы она ни была, действительно пропала без вести… – Джо не мог в такое поверить. Дед о миссии сообщал уклончиво:

– Милый, я дал очередную подписку о неразглашении секретных данных, – Джованни нарисовал грустную рожицу, – могу только сказать, что они отправились на восток… – на востоке были СССР и Китай:

– Они вернутся, – с надеждой подумал Джо, – я ездил на холм, молился о чуде… – до войны у холма стояла только маленькая обитель, с деревянными мостками над пышными цветами, над крестом хризантем. Теперь у подножия устроили стоянку для автобусов, открыли сувенирные лотки и закусочные. Пробившись через толпу паломников и туристов, сгрудившихся вокруг гидов, юноша подошел к перилам мостков. Полуденное солнце сияло в бронзе лепестков:

– Здесь мы сидели с Ханой, она спала. Потом братья переправили нас в Токио, а оттуда в Нагасаки… – о Нагасаки ему думать не хотелось:

– После холма я заглянул в Сендай, помолился в тамошней церкви, сходил на развалины замка… – земля, где стояли замок и сады, принадлежала роду графов Дате, однако по оценкам Джо, для восстановления былого величия зданий ему требовалось работать еще лет сто:

– Или получить Нобелевскую премию, но инженерам ее не дают… – стюард забрал его чашку:

– Посадка через четверть часа, ваша светлость… – американец допил кофе:

– Значит, вы дворянин, приятель, пусть и номинальный… – Джо улыбнулся:

– В Японии титулы употребляются только в знак уважения к истории рода собеседника. На карточке… – они с американцем обменялись визитками, – у меня написано мистер Дате… – финансист хлопнул его по плечу:

– Не обижайтесь, старина. Ждите звонка, я постараюсь представить вас нужным людям… – услышав, что Джо разбирается не только в добыче полезных ископаемых, но и в строительстве мостов и тоннелей, американец заявил:

– У меня, то есть у моих клиентов, найдутся должности для вас… – он подмигнул Джо:

– Через год, как вы и просили. Хотите подыскать невесту? Я знаю, как бывает одиноко в странствиях… – Джо кинул взгляд в открытый портфель. Он стянул письма резинкой:

– Больше полусотни конвертов за год, а еще открытки. Надо попросить Маргариту сжечь мои письма. И надо поехать в Мон-Сен-Мартен. Я обещал Виллему, а обещания надо хранить, несмотря ни на что… – моторы завыли, сосед повысил голос:

– Или вы помолвлены и летите на свадьбу… – откинувшись на спинку кресла, Джо закрыл глаза: «Нет».

В полутемной спальне пахло чем-то медицинским, травами. Мерцала настольная лампа под мозаичным абажуром. Тихо, стараясь не разбудить Лауру, Маргарита просматривала содержимое бумажного пакета с зеленым крестом. Дверь скрипнула, Хана шепнула:

– Выпей кофе здесь, если тебе нельзя выходить из комнаты. Я сделала крок-месье, ты с утра ничего не ела… – Хана услышала о случившемся в полночь, набрав из квартиры Пиаф номер апартаментов на набережной Августинок. Она стояла в прокуренном вестибюле, прижимая трубку к уху:

– Все спят, – девушка помнила, что, начав врать, нельзя сбиваться, – я поймаю такси, дядя Мишель… – Момо действительно прикорнула на большом диване в гостиной, с полупустой бутылкой коньяка и пузырьком таблеток. Потормошив певицу, забрав выпивку и лекарство, Хана довела ее до спальни. Момо даже не спросила, что случилось:

– Она вряд ли что-то понимала, – угрюмо подумала девушка, – она была на второй бутылке. Но весь коньяк и таблетки я заперла. Тем более, она еще сутки проспит, если не больше… – Хана привыкла ухаживать за Пиаф:

– За тетей Лаурой тоже надо ухаживать, – она бросила взгляд на испещренное шрамами лицо, – ладно, Тикве и Аарону я оставила записку… – по пути в центр она попросила шофера завернуть на Монмартр. Маргарита устало жевала круассан с сыром. Хана отпила свой эспрессо:

– Тиква проснется и приедет сюда, – добавила девушка, – у вас через два дня самолет в Рим, а Пьер не может… – она повела рукой:

– Мы с Тиквой установим дежурство. Аарон мужчина, а дядя Мишель занят на работе. Джо тоже не справится, то есть справится, но это его мать… – если бы не Маргарита, поймавшая женщину за край платья, Лаура была бы мертва:

– Пять этажей, внизу булыжник набережной, – Хана поежилась, – она бы не выжила… – Дате не могла встретить брата в аэропорту Орли. Виллем и Пьер поехали за кузеном на такси:

– Врач велел не оставлять тетю Лауру одну, ни на мгновение, а Маргарита не должна все время сидеть рядом с ней… – Хана не знала, как дяде Мишелю удалось уговорить докторов, из близлежащей больницы Отель-Дье, не госпитализировать тетю: