Но об этом, как и о многом другом, старый Анибал предпочитает умалчивать. Он идет мрачный, низко надвинув шляпу на лоб; ему все ясно — и ладно. Тем не менее стоит ему по едва уловимым признакам почуять дичь, как все воспоминания и случаи из истории в мгновение ока улетучиваются из его головы. Пальцы сами тянутся к курку, и легким, решительным шагом он направляется к зарослям кустарника.

— Тс-с, тише, — шепчет Анибал своему спутнику. — Тише.

Наступает ответственная минута. Анибал выслеживает дичь. Он разглядывает следы куропатки, прислушивается к хрусту ветвей, смотрит направо, налево… Словом, идет по следу.

Жоан Портела уже тут как тут, рядом со стариком; с занесенной для удара палкой он тоже готов к нападению на куропаток. А его товарищ, пристально вглядываясь в точки и стежки, оставленные птицей в пыли, бормочет:

— Тс-с, тише…

Не теряя времени даром, он исследует окрестности, определяет силу и направление ветра, чтобы поточнее разгадать следы. По размерам и глубине птичьих следов он догадывается, что куропатки молоды, но по расстоянию между следами видит, что, несмотря на молодость, птицы уже достаточно сильны и могут пролететь большое расстояние.

— Теперь нам удастся настичь их лишь за оливковой рощицей, — говорит Портела. И, вытянув шею, издает несколько хриплых звуков, словно призывая кого-то: — Кок, кок, коро… кок, кок, коро…

Он старательно подражает голосу куропаток, но никто не откликается.

— Гм… — Старик определяет направление ветра. — Дай-то бог, чтобы я ошибся, но, сдается мне, не скоро мы тут что-нибудь подстрелим.

— Вот и мне так кажется, дядя Анибал. В этих местах, верно, побывало много охотников, они и спугнули дичь, как я полагаю. Мы окончательно убедимся в этом, придя в Лавре.

Анибал закидывает ружье за плечо. Он, кажется, не очень-то поверил в слова товарища и на каждом шагу озирается по сторонам: ему всюду чудятся куропатки. Если в этих краях действительно так трудно подстрелить птицу, это верное доказательство тому, что она спасается бегством или что кто-то недавно здесь побывал. Кто-то — это охотники или голодающие крестьяне. Жоан Портела придерживается иного мнения. Он утверждает, будто бы в Лавре есть работа и именно потому дороги туда лишены всякой живности, так по крайней мере сказал ему повстречавшийся по пути батрак из Сантаны.

— Дело ясное, дядюшка Анибал. Коли мы и дальше будем прохлаждаться, мы встретимся с поденщиками, которых видели в Лавре.

— Мне думается, ты ошибаешься, Жанико. Кто тебе сказал, что дичь не была поднята в другом месте?

— Вздор. Я отлично различаю следы. Люди, прошедшие раньше нас, вспугнули куропаток. Втемяшилось вам в голову во что бы то ни стало попасть в Серкал Ново, вот и пришлось зря крюк давать. Отправься мы через Боа Фе, так давно бы уж были в Лавре.

— Кто тебе сказал, Жанико, — твердит свое старик, — что птица перебита не жителями Лавре?

— Жителями Лавре? Черт меня побери, если я хоть сколько-нибудь вас понимаю.

— Чего же тут непонятного, все очень просто. Как, по-твоему, могло случиться, что ветер переменился, а? Так же могло случиться, что крестьяне из Лавре явились сюда поохотиться, и в этом случае…

— Что в этом случае?

— В случае если куропаток подняли местные батраки, — продолжает старик, — это означает, что в Лавре много безработных, не знающих, чем прокормить семью. Следовательно, тем, кто придет туда издалека, нечего и думать найти работу, вот оно как.

Портела на мгновение заколебался, потом решил не обращать внимания на болтовню старика. Разозлившись, он со всего маху ударяет палкой по вереску и, пыхтя как паровоз, устремляется по тропинке среди агав.

Анибал следует за ним, или, лучше сказать, за беретом и грязным платком, больше он ничего не видит за широкими листьями агавы. Однако и берет вскоре исчезает. Жоан как сквозь землю провалился. Наверное, упал в какую-нибудь канаву, вздыхает старик, отводя на всякий случай предохранитель.

Он не ошибся. Поросший агавами склон неожиданно кончается, и внизу на узкой тропке, пересекающей лощину, его поджидает Портела.

— Ну где вы там запропастились?

Анибал, стоя среди колючих агав, размышляет, как же ему быть дальше.

— Ладно, — он прыгает вниз и догоняет товарища, — согласен, мы идем в Лавре.

Обрадовавшись его решимости, Портела не мешкая пускается в дорогу. Видимо, он побаивается, как бы старик не раздумал, как бы ему вновь не захотелось побывать у сына в казарме, а потому он снова обрушивается на Анибала, доказывая, что им удастся подзаработать в Лавре.

— Разве вы не слыхали рассказ батрака из Сантаны? Слыхали так же, как и я, дядюшка Анибал. А не обратили внимания, что он говорил об уборке риса? И даже, кроме уборки риса, еще есть пахота, вторичная пропашка, боронование, корчевка… Да мало ли еще что! Тот, кто любит работать, без дела сидеть не будет.

Их путь лежит по проселочной дороге, одной из тех в Алентежо, над которыми в летнюю жару облаком стоит пыль, поднимающаяся вверх, словно дым. Утренний ливень немного прибил пыль, но, едва солнце выглянуло на несколько часов, земля снова подсохла и опять обратилась в пыль. Жоан Портела проклинает в глубине души эту пыль и это солнце, потому что в горле у него першит и воспаленные глаза слезятся. Но ему все нипочем. Больной, наполовину охрипший, он не унимается:

— Руку даю на отсечение, в Лавре мы обязательно найдем работу.

Анибал покорно кивает в ответ:

— Так ведь договорились — идем в Лавре.

— В прошлом году на уборку риса они наняли более двухсот человек. А судя по тому, что рассказывал батрак из Сантаны, столько пароду пока у них нет.

Старик долго слушает разглагольствования Жоана и в конце концов не выдерживает.

— Батрак из Сантаны, батрак из Сантаны, — уныло повторяет он.

— А чем он вам не по вкусу пришелся?

— Ох-ох…

— Ну чего вы охаете? И напрасно в каждом слове видите подвох. А по-моему, тот парень ни слова не выдумал.

— Ни слова? Ну и насмешил ты меня, Жанико. Неужели ты до сих пор не догадался, что ему просто хотелось отвязаться от нас? Неужели ты ничего не понял, Жанико? Неужели не сообразил, что он просто послал тебя куда подальше? Что в Сантане, как, впрочем, и повсюду, полно безработных, готовых трудиться за любую плату. Ты все еще этого не уразумел, бедняга?

— Хватит, — угрожающе шипит Портела.

— И вот ты плетешься в Лавре. И вот мы оба плетемся в Лавре, поверив россказням какого-то дурака.

— Хватит, я сказал…

— Давно уже хватит. Погоди, вот придем в Лавре… А там то же самое, что в Сантане. Тебя пошлют искать работу в Лиссабон или еще дальше.

Портела кусает губы от злости. Он с яростью опирается на палку и, чтобы скрыть негодование, принимается напевать «Красную лилию», то и дело вставляя в текст собственные слова, весьма язвительные.

— Пой, пой, голубчик, в Лавре ты запоешь по-иному. И в Лавре, и в любом другом селении, где не нужны лишние рты.

— И мне тоже, — откликается старик. — Вот уж никак не думал, что выкину на старости лет такой фортель. Бродяжничать в мои годы!

Он оборачивается. Жоан Портела стоит посреди дороги, заслонив глаза рукой. Широко раскрытым ртом он судорожно глотает воздух.

— Что с тобой, Жанико?

В два прыжка Анибал очутился около него и, увидев, что друг задыхается и теряет сознание, не стал его трогать.

— Это от слабости, — ставит диагноз старик. — Мне приходилось видеть многих людей, страдающих от падучей, здесь я не ошибусь. Будь у меня в кармане хотя бы кусочек сыра или какая-нибудь другая еда, дрожь у парня мигом бы прекратилась. — Непроизвольным движением он поднес руку к карману, где лежала черепаха. — Нет, нельзя, Жанико питает к ним отвращение.