Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Но тот, казалось, не обращал на нее ни малейшего внимания. Он сидел за сосновым столом (разумеется, лицом к задержанной) и что-то писал в тетрадке для домашних заданий вечной ручкой, поминутно обмакивая ее в чернильницу. Ни голос Леандро, ни присутствие девушки из Симадаса не отвлекали его от занятий. В поисках ответов он листал учебник, покусывал кончик ручки и время от времени, задумавшись, говорил вслух.

— Греция, — растерянно прошептал жандарм. И взглянул на узницу таким отсутствующим взглядом, что той сразу стало ясно: мысли его витают далеко. Затем он принялся рыться в учебнике. — Столица Греции… столица Греции…

— Афины, — подсказала Флорипес. В семье Сота она единственная сдала экзамены за начальную школу и читала газеты.

Парень явно недоумевал и недоверчиво уставился на нее:

— Афины?

— Афины, сеньор. Столица Югославии Белград… Столица Болгарии София… Столица Греции Афины…

— Афины, — жандарм записал это в тетрадь для упражнений, — А-фи-ны. — И, снова приняв озабоченный вид, начал рассматривать перо. Внезапно он будто очнулся: — А реки? Реки ты тоже знаешь?

— Смотря какие, — ответила девушка, приближаясь к столу. — Что за река вам нужна?

— Мондего.

— Мондего? Мондего — самая большая река, которая берет начало в Португалии, она протекает в Коимбре и Монтеморе и впадает в океан около Фигейра да Фозы…

— Мне нужны притоки, — оборвал ее солдат. — Тут спрашивают только о притоках.

— Одну минуту. Протекает в Коимбре и Монтеморе и впадает в океан около Фигейра да Фозы… Основные притоки — Алва, Дао, Сейра… Вот так… — Она провела по карте пальцем: — Дао. Дао, Алва, Арука…

Головы пленницы и жандарма, склоненные над учебником, почти касались друг друга.

— Пишите. Сначала Дао, затем Алва, затем Арука…

— Кому все это нужно? — вполголоса протянул полицейский. — Столько мучений, чтобы сдать экзамен на чин капрала.

— На этот вопрос надо ответить: «Тежо».

— На какой?

— А вот: «Самая большая река Пиренейского полуострова…»

— Благодарю за сообщение. Но меня интересуют притоки и порты.

— Притоки Тежо?

— Нет, всех остальных рек. Про Тежо они никогда не спрашивают. Отправляйся-ка ты теперь на место. Ты прекрасно можешь отвечать на вопросы, находясь там, где положено.

Флорипес повиновалась. Незаметно, пока молодой жандарм писал и отыскивал ответы, она опустилась на краешек раскладушки, но, увидев, что он поднял голову, поспешно вскочила.

— Спрячь свои туфли, — посоветовал ей солдат. — Если наши заметят, что ты обута, тебе не разрешат больше разуться. — Он опять склонился над тетрадями и добавил: — Ведь простоять на ногах целую ночь не шутка…

VIII

Двое пожилых людей задумали отправиться в Поселок и теперь шли по дороге, озаренной светом луны; это были Казимира, всегдашняя опора семьи Сота, и Анибал, отец рекрута.

Он так объяснил цель своего похода:

— Я иду в Поселок, соседка, чтобы просить у властей разъяснения. Мне необходимо знать, имею ли я как близкий родственник военного право на пособие?

— Верьте им больше, этим прохвостам, верьте! — воскликнула Казимира. — Здорово они мне помогли, проклятые!

Однако старик стоял на своем:

— Здесь, с вашего позволения, вопрос особый. Существует специальный закон, согласно которому семьям, оставшимся без кормильца, когда сына забирают в армию, должны выплачивать пособие. Я вдовец, к тому же почти нетрудоспособный; если у меня поздно родился сын, это никого не касается. Закон есть закон, ему надо подчиняться.

Они шли напрямик, никуда не сворачивая, через мирно дремлющие поля. Временами в теплой, душной ночи раздавался хруст соломы под ногами животного или птичий крик; из болот, что неподалеку от рисовых полей, доносилось кваканье лягушек.

— Я иду в Поселок разузнать о пособии, — без конца твердил Анибал. — И коли они не смогут дать мне ответ, обращусь в Серкал Ново. Да, я и туда доберусь, и доберусь непременно. Как знать, может, по дороге и работенка подвернется.

— Какая там работенка при теперешнем недороде и голоде!

— Всякое в жизни бывает, соседка. Иной раз то, чего не хватает в одном месте, с избытком встречается в другом. Но я вам уже сказал, что конечная цель моего пути — Серкал Ново. Я заявлюсь туда и пристану к ним с ножом к горлу. Когда человек, подобно мне, отдает родине единственного сына, он заслуживает вознаграждения.

Старую Казимиру раздражали подобные разглагольствования. Она никак не могла взять в толк, на какое вознаграждение рассчитывает Анибал, и недоуменно спрашивала себя, что сталось бы с армией, если бы все семьи, имеющие сыновей на военной службе, начали бы вдруг требовать компенсации.

— Это совсем иное дело, — упорствовал старик. — В моем случае речь идет не о милости, а о материальной поддержке. Разбирается моя просьба, выносится решение комиссии, и — одно из двух: либо парень возвращается домой, либо мне назначают ежемесячное пособие. — И тут же шепотом добавлял: — Конечно, его не отпустят, я знаю. Такие парни, как мой Абилио, в любом полку нарасхват…

Всю дорогу Анибал не уставал повторять, как надлежало бы по справедливости обращаться с солдатами. Поскольку воин постоянно жертвует жизнью ради блага отчизны, следовало бы считать его желанным гостем всего народа и всей страны независимо от чина и рода войск. А значит, вопрос о пособиях семьям неимущих солдат должен решаться просто: офицеры представляют начальству рапорт, и дело с концом. Они-то уж непременно войдут в его, Анибала, положение — в свое время он был одним из самых работящих крестьян в Симадасе, а теперь остался один как перст, без сына. Анибал уверял, что существует некий старинный закон, разумеется еще действующий, ибо законы в армии, даже очень старые, сохраняются вечно, пусть к ним и добавляют из года в год новые, современные.

Эти законы продиктованы здравым смыслом и потому никогда не отомрут. По сей день мы пользуемся многими старыми декретами. И непонятно, чему тут удивляться.

В одном из таких декретов (или законов, все едино) должно обязательно упоминаться о денежном вспомоществовании близким военнослужащих, в прежние века португальцы без всякого сомнения издали такой декрет, когда государство нуждалось в многочисленном войске, чтобы открывать новые земли и вести борьбу с маврами.

— Только этим можно объяснить, — заключил Анибал, — пыл и самоотверженность, с которыми сражался тогда народ, а кому это не известно. «Впрочем, хоть и известно, а все равно достойно удивления: стоит только вспомнить, сколько убитых оставалось на поле брани после каждого побоища, — продолжал размышлять Анибал. — Но еще удивительнее то, что я нигде не читал о законе и тем не менее убежден в его существовании. Убежден? Нет, просто мне кажутся вескими основания для подобного закона, а их я вижу в неукротимом пылу сражающихся солдат…»

Двое пожилых людей брели по степи, иногда им вслед неслось уханье совы или стрекот кузнечиков, кишевших в траве. Они шагали и шагали, пока наконец не вышли на шоссе, недалеко от Поселка. Здесь картина неожиданно изменилась. У первого же поворота им повстречался конный патруль, впереди они заметили джип, до отказа набитый жандармами в стальных касках и с пулеметами.

— Ого-го! — Анибал коснулся руки Казимиры.

С этого момента они не обменялись ни единым словом. Едва им чудился вдалеке шум мотора, они вздрагивали, оборачивались назад, но все же продолжали свой путь к Поселку.

Казимира и Анибал даже не переглядывались, они не отрывали глаз от дороги, залитой лунным сиянием. Сопровождаемые звуком собственных шагов, отчетливо раздававшихся в молчании ночи, неподвижной, без малейшего дуновения ветерка, чужие друг другу и тем не менее тесно связанные общей судьбой, они напоминали уныло бредущую по жизни немолодую супружескую чету, которой уже нечего таить друг от друга, но и говорить тоже не о чем.

Внезапно мимо них на страшной скорости пронеслась черная машина. Она исчезла так же неожиданно, как и возникла. Казимира прижала руки к груди:

10
{"b":"859423","o":1}