— Вы сказали, что просите нас о помощи.

— Именно. — Я сложила руки в молитвенном жесте. — Догаресса безмятежной Аквадораты дона Филомена Муэрто взывает к древней клятве, данной вашим гнездом нашему государству.

Прозвучало довольно торжественно, мне понравилось. Правда, что говорить дальше, я не представляла. Экселленсе любовался моей растерянностью издали. Маску он тоже снял, и его губы сейчас украшала ободряющая улыбка. Я держала многозначительную паузу, лихорадочно размышляя.

— Символом нашего благоденствия, — начала я осторожно, и в этот миг меня озарило: — является дож, тишайший Муэрто. И именно он сейчас в опасности.

Меня попросили уточнить, но это уже было плевое дело.

— Вот уже несколько недель дож находится в своем дворце буквально в осадном положении.

— Что подтолкнуло вас к этим выводам? — спросил Иуст.

— Последовательность событий. Сначала его серенити пытались отравить на балу командора да Риальто…

— Отравление власть предержащих — ваша национальная аквадоратская забава! — оскалился вампир.

— Не перебивайте! — оскалилась я в ответ. — Каждый развлекается в меру своих сил и воспитания. Но забава перестала быть невинной, когда погибла дона Муэрто, моя тишайшая свекровь. Это второе событие тревожной цепочки. Третье — мое изгнание из дворца. Я просила не перебивать! Вы скажете, что Чезаре попросту охладел к своей супруге и отослал ее от себя. Наверное, со стороны это так и выглядит, но дож не тот человек, что поставил бы семейную размолвку выше политических резонов. И, наконец, четвертое: отбытие синьора Копальди, правой руки его серенити. В результате тишайший Муэрто остался один, подле него нет ни единого верного ему человека.

— Похоже на осаду, — согласился Август.

— А еще похоже, — прошептал Юлий, — что дож уводит из-под ожидаемого удара всех, кто ему дорог.

— Он самый хитрый из теперешних аквадоратских политиков, — сообщил Комодий, — по крайней мере, экселленсе считает именно так. Не знаю, чего хотите от нас вы, Филомена, вы еще этого нам не поведали, но, боюсь, вступи мы в игру, планы вашего супруга могут пострадать.

— С каких пор нас заботят планы дожа? — равнодушно «возмутился» Иуст.

— Ну, он же символ нашей безмятежности?

— Дона Филомена сильна в риторике, именно это она тебе и попыталась внушить. На самом деле этот дож, или другой… главное, чтоб эти людишки продолжали испытывать благоговение перед вампирами.

— Это скучно. Ты сам предлагал погрузиться в вековой сон, не дожидаясь разрешения экселленсе.

— Между прочим, — медово процедила я, — в лихую годину «эти людишки» вполне могут захотеть разыскать ваши «вековые спальни», и отнюдь не для исполнения хором колыбельных песен. Уверена, кроме справедливой мести гадким кровососам ими будет руководить желание овладеть сокровищницей клана Мадичи. Она ведь существует?

— Нет! — ответил мне стройный хор лжецов.

— Для того чтобы привлекать, достанет слухов.

Я их убедила.

— Итак, синьоры, — мой взгляд остановился на каждом собеседнике по очереди, — перед нами стоит великая и тайная миссия: помочь его серенити в реализации его плана.

— О котором мы не знаем.

— О котором, — с нажимом проговорила я, — вам, синьоры, предстоит узнать. Вы, к счастью, вампиры, и ваши способности во много раз превосходят человеческие. Направьте их во благо Аквадораты.

— У доны Филомены есть план?

— Для начала вам предстоит выяснить, куда именно направился синьор Копальди. Допросите, тайно и не оставляя воспоминаний, дворцовых слуг.

— Во дворец дожей может войти лишь экселленсе.

— Неужели? — Я широко улыбнулась. — Приглашаю вас, Комодий, Юлий, Август, Пупий, Иуст, посетить свои апартаменты во дворце. И учтите: если после вашего посещения хотя бы кто-нибудь из работников начнет кутаться в шарф, сославшись на инфлюэнцу, я сожгу всех пятерых птенцов гнезда Мадичи на площади Льва.

— Это нас не убьет.

— И развею прах над лагуной.

— Это…

— Хватит, Иуст, — прошептал Юлий, — прекрати спорить. Достаточно заверить Филомену, что мы не будем пить ее слуг.

— И служанок, — уточнила я. — И, разумеется, шея его серенити тоже под запретом.

Мне пообещали не шалить. В дополнение к заданию я попросила присматривать до рассвета за спальней Чезаре.

— Дону Филомену интересует, с кем тишайший проводит ночи?

— Да, — тяжело вздохнула я. — Даже если он проводит их с другой женщиной, я хочу знать ее имя и все подробности, которые вам удастся выяснить.

Ночные господа зашелестели плащами, их маски скрыли лица, и вампиры покинули таверну.

— Однако! — Лукрецио с видом официанта поставил передо мной на стол огромное блюдо с жареной рыбой. — Браво, дорогая, моим подчиненным недоставало крепкой руки.

Вооружившись столовыми приборами, я приступила к позднему ужину.

— Вы все слышали?

— И изнемогал от невозможности выразить восхищение немедленно. Руководить вампирским гнездом — дело непростое, и вы с ним справились.

— Только не вздумайте предлагать мне эту должность на постоянной основе, — рассмеялась я. — Меня вообще, чисто теоретически, можно обратить?

— Нет, серениссима, вампиром вам не стать. Впрочем, — Лукрецио сделал вид, что озирается, не подслушивают ли нас, — большинству ваших соплеменников тоже. Способность вампиров превращать людей в себе подобных — ничем не подкрепленная сказочка.

— Неужели? — Я тоже посмотрела на соседние столики, абсолютно пустые. Одинокий хозяин полировал стойку, больше в таверне никого не было. — А как вы тогда появляетесь?

— Размножением.

— В смысле? Вы точно так же занимаетесь любовью?

— Да.

— С другими вампирами?

— Не обязательно. Но, честно говоря, от межвидовых браков чаще появляются отнюдь не люди, а мать… Она умирает.

— Какой кошмар! То есть не то, что вы размножаетесь, а то, что кто-то от этого гибнет.

— Это происходит нечасто, — успокоил меня князь. — Природа мудра, Филомена, и, подарив нам бессмертие, позаботилась о том, чтоб желание размножаться посещало нас как можно реже.

— Совсем-совсем бессмертны? Мне говорили, что даже горстка праха вампира способна превратиться в целого от капельки человеческой крови.

— Так говорят, — пожал плечами экселленсе. — Лично я не встречал вампиров, возродившихся из праха. И ни одного безголового, и… Как вы там предпочитаете нас умерщвлять?

— Саламандрами, — напомнила я и посмотрела на его щеку, на которой не осталось и следа ожога. — Или купанием в святой воде.

— Все прекрасно подействует. Иногда, знаете, вечная жизнь провоцирует странные фантазии: мы сами ищем смерти. Мой батюшка, к примеру, закончил свои ночи в пасти огнедышащего дракона. Саламандры тогда не были распространены. Впрочем, и дракон был последним.

Я выразила соболезнование, на которое князь закашлялся.

— Это была красивая смерть, Филомена. Сгинуть в пасти чудовища, для которого эта трапеза тоже стала последней.

— У вас, наверное, наследственная страсть к красивым самоубийствам, — предположила я. — Ничем иным я ваше дружелюбие по отношению ко мне пояснить не берусь.

— Дружелюбие? Да я же люблю вас, серениссима.

— Нет, Лукрецио. — Отставив опустевшую тарелку, я оперлась локтями на стол. — Женщины чувствуют любовь примерно так же, как вы, экселленсе, запахи, нас не проведешь. В моих глазах вы ловите свое отражение. Вы любуетесь собой, своей смелостью, своей красотой, которая только подле меня не бессмертна.

Он встретил мой взгляд.

— Как вы не правы…

— Вам скучно, — не отводить глаз стоило мне усилий. — Невероятно скучно, вы старательно делаете вид, что аквадоратские интриги поглотили вас, может, пытаетесь что-то почувствовать, но внутри вас пустота и грусть.

Он моргнул. Я опустила руку на его локоть.

— Простите, дружише.

— Дружище… — Лукрецио смотрел на мои бледные, по контрасту с его рукавом, пальцы. — Дона догаресса хитроумна, только что она очертила разделяющую нас границу. Браво.