Б е р ч а н у. Да. Раз у него нет отца, он побудет пока в больнице, а потом его отдадут… (Показывает на Севастицу.) Родителей ведь у тебя нет…

М а р и я. Отец убит на войне…

Б е р ч а н у. Мама умерла еще раньше, знаю… Ее (показывает на Севастицу) скоро освободят, и она заберет его…

С е в а с т и ц а (берет ребенка у вышедшей из камеры цыганки). Лучше я оставлю его у себя, пока не освобожусь… У нее есть молоко…

Б е р ч а н у. Сейчас его надо унести…

С е в а с т и ц а (Марии, показывая на ребенка). Посмотри на него… он твой, у него голубые глаза… Не плачь… Не проклинай. Посмотри на него… Не прощайся с ним, не целуй его…

М а р и я. Дай хотя бы дотронуться до его руки.

С е в а с т и ц а. Не трогай его, он заснул.

М а р и я. Ну хоть коснуться одеяла…

С е в а с т и ц а. Нет… Это мое дитя, оно больше не твое…

М а р и я. Не уходи. Я хочу еще раз посмотреть на него… Будь здоров, Тикэ.

С е в а с т и ц а  медленно удаляется.

(Не плачет, сдержанно.) Ты уходишь, малыш, расстояние между нами увеличивается, завтра оно станет еще больше, на одну ночь, послезавтра… Потом еще на один день, потом смерть разъединит нас, Тикэ…

Б е р ч а н у. У тебя впереди еще ночь. Отдохни…

М а р и я. У меня впереди — вся жизнь.

П т и ц а  уходит.

Б е р ч а н у (протягивает Марии яблоко). Яблоки созрели, хочешь? Возьми еще…

Мария берет несколько штук.

Положи их в подол или за пазуху, как в детстве…

М а р и я. Спасибо… (Кладет яблоки в подол.) Они будут пахнуть всю ночь… Стемнело. Как странно — это будет моя ночь, будет ночь яблок, ночь доктора, ночь травы, ночь священника… Как видишь, у каждого своя ночь, и одна не похожа на другую… (Входит в камеру.)

Б е р ч а н у. Спокойной ночи, Мария.

Появляется  И р о с.

Взошла луна, собаки воют, взбесились от лунного света… Тебе не спится?

И р о с. И я не могу заснуть, ужасно разбрехались собаки.

Б е р ч а н у. Луна… звезды…

В темноте видно, что  П т и ц а  стоит около камеры Марии.

И р о с. Посмотри, как смеется гном…

Б е р ч а н у. Распустилась ночная красавица.

Уходят.

Появляется  С е в а с т и ц а  и видит, что Птица умывается у колонки.

С е в а с т и ц а. Чьей кровью испачканы твои руки?

П т и ц а. Тебе показалось.

С е в а с т и ц а. Но у тебя и рубашка в крови…

Птица стирает рубашку.

Ты убил кого-нибудь? Скажи правду, чья это кровь?

П т и ц а. Уточки… подсадной утки…

С е в а с т и ц а. У утки не может быть столько крови… Почему ты дрожишь? В святую эту ночь кого осмелился ты тронуть? Это кровь Марии?

П т и ц а. Это кровь птицы.

С е в а с т и ц а. Для тебя все люди птицы… Ты убил ее во сне, чтобы она завтра не мучилась? Тебя ждет пуля.

П т и ц а. Хоть тысячу пуль вгони в меня, ни одна не застрянет… Посмотри, луна как птица.

С е в а с т и ц а. Что ты наделал, родимый?!

П т и ц а. Меня никто, кроме луны, не видел…

С е в а с т и ц а. Безумец, что тебе луна, людей надо бояться, не луны…

П т и ц а. Туда, к луне, отправляются птицы. Но не все, нет, не все…

С е в а с т и ц а (тихо). Господи, родимый ты мой…

В дверях камеры появляется  М а р и я.

М а р и я. Луна похожа на птицу, правда, Птица?

П т и ц а. Луна — это царство птиц, туда они держат свой путь, когда приходит зима и нет на земле им места…

М а р и я. Туда отправляюсь и я. (Смеется.) Завтра вечером ты меня там увидишь — и помашешь мне…

С е в а с т и ц а. Ложитесь, люди добрые, ночью забвение приходит скорее…

М а р и я  и  П т и ц а  уходят.

Севастица осталась одна. Ночь. Огромная луна освещает двор.

Падают звезды, Мария… Там, куда ты отправляешься, нет ни ежевики, ни орехов, нет ни яблок, ни зеркала, ни груш, ветра нет и золы нет, кукушки не кукуют и ласточки не поют…

Появляется  М а р и я.

М а р и я. Прости меня за то, что я ухожу и больше не вернусь… Спасибо за гребешок. (Садится.)

Севастица причесывает ее.

Причеши на пробор, под мальчика, волосы-то у меня короткие…

Входит  П т и ц а.

П т и ц а. Я принес мыло… (Ставит ведро у колонки.) И чулки.

М а р и я. Я угощу вас яблочками. (Угощает яблоками Птицу и Севастицу.)

П т и ц а. И еще я принес тебе колечко, носи его…

М а р и я. Я вижу горы, освещенные луной, я уйду за эти горы, к другим родителям, к другим воротам, в другие сады. Отведайте яблочки.

Все трое едят.

Я не буду вас больше угощать яблоками, долог мой путь, даже птице меня не догнать. Вот так-то, Птица, я ухожу и не вернусь никогда. (Натягивает чулки.) Хорошие чулки, легкие, как шелк.

С е в а с т и ц а. Давай я полью тебе — а ты умойся, здесь, во дворе… Птица, отойди в сторонку, не гляди — постыдись. Или отвернись.

П т и ц а. У меня дела. (Уходит.)

М а р и я. Напрасно я умываюсь, земля пристала к моим рукам, облепила грудь, словно всю меня поглотила. (Плачет.) Хоть бы не увидел никто, как я плачу.

С е в а с т и ц а. Плачь. Слезы облегчат тебя, не бери их с собой, в земле им не место… (Льет воду на руки Марии.)

Светит луна, но их силуэты едва угадываются в темноте.

М а р и я (плачет). Дай руку, хочу поблагодарить тебя как маму, которая меня родила.

С е в а с т и ц а. Плачь, не стыдись, это твое право — ты ведь женщина.

М а р и я. Не могу больше, нет слез. Когда я была маленькая и меня обижал Флорикэ — сын кузнеца, я заливалась слезами. Наверно, тогда все и выплакала.

С е в а с т и ц а. А я когда замуж шла, ревела три ночи подряд, так что грудь моя промокла от слез: я уходила от родных к чужим людям, к другим родителям.

М а р и я. Значит, и я могу плакать (улыбается), я ведь тоже ухожу к другим родителям.

С е в а с т и ц а. Не бери с собой ничего, все оставь здесь, слова, тоску, жалость, пусть все останется на земле, ты должна прийти туда легкая, как трава, как птица, а жалость и любовь не умрут, небо ведь не умирает. Мария, возьми Птицу в мужья этой ночью, в саду, а я буду вашей крестной, ты не должна уйти обиженная на людей, оставь после себя след женщины и женскую любовь.

Появляется  П т и ц а.

Дружок, дай Марии руку.

Птица протягивает руку.

И пусть эту удивительную луну сохранит твоя память…

М а р и я. Что могу я здесь оставить: мои следы в саду — их затопчут и имя забудут, слезы высохнут, мне нечего оставлять… Если бы я могла, я оставила бы здесь руки, чтобы они ткали, шили, стирали, ласкали, чтобы растили Тикэ, но их я тоже не могу оставить. Я ведь уже в пути.