В прекрасном безмятежном городе, который, устав от войн и ликований, не способен возродить свою былую силу и величие, но продолжает высокомерно гордиться своими демократическими, военными и культурными традициями, — веселятся люди. Веселятся в бездумном забытьи, исступленно и неистово, гоня от себя мысль о том, что их ждет или может ждать в будущем. Разум их дремлет. Сбылось пророчество Сократа {102} : «Остаток жизни проведете вы в сонной праздности…» Лишь один человек пытается вывести город из оцепенения. Это изнуренный болезнью Демосфен {103} , который, возможно, умнее и смелее своего главного противника Филиппа Македонского {104} , но он вместо наводящей ужас македонской фаланги располагает лишь непревзойденным по блеску красноречием.

А чего ищут в этом клонящемся к закату, довольном собой мире те нищие, которые кричат о своем безразличии к богатству, славе и удовольствиям, бесстыдно, на виду у всех сбрасывая с себя все одежды цивилизации? Откуда взялся Диоген {105} , этот попрошайка, циник и хвастун? И о чем, собственно говоря, эта история? О том, как торчать в бочке, подобно соленым огурцам, и поучать людей, отказывая себе во всем: в еде, выпивке, женщинах, зрелищах? О том, как закалять свое тело, валяясь летом на грязном песке, а зимой на снегу? Но зачем его закалять? Во имя других мук, других страданий? Какой в этом смысл, какая польза для себя и человечества? Был ли Диоген «сумасшедшим Сократом», как сказал Платон {106} , или просто-напросто чудаком? Нонконформистом или снобом с большой буквы? Свобода? От чего? От общества? От истории? От себя?

Итак, Афины веселятся. Пир в доме архонта {107} Аристодема. Избранное общество, состоящее из представителей афинской знати и интеллектуальной элиты (ораторы, философы и т. д.). Рослый  к и ф а р е д  поет. Никто не обращает на него внимания.

К с е н и а д (юному Пасифону). Вчера видел тебя в театре. Надеюсь, тебе понравилось.

П а с и ф о н. По-моему, Еврипид — величайший трагический поэт.

К с е н и а д (придвигаясь ближе). Несомненно. «Вакханки»{108} показались мне довольно милой трагедией.

П а с и ф о н (шокирован). Милой?

К с е н и а д. Да, да, весьма милой. С этой матерью, которая убивает сына и приносит его голову, не зная, что это его голова… и потом, когда она узнает правду и вопит…

П а с и ф о н (с негодованием). Да ведь там же ставятся важнейшие проблемы, касающиеся отношений между человеком и божеством, веры и неверия…

К с е н и а д. Конечно, конечно. Мне очень даже понравилось. (Аристодему.) Почему ты не пригласил и этого поэта? Он, оказывается, так талантлив!

А р и с т о д е м (рассеянно). Кто?

К с е н и а д (Пасифону). Как, ты сказал, зовут вчерашнего автора?

П а с и ф о н (оскорбленный подобным невежеством, нехотя). Еврипид.

К с е н и а д. Вот-вот. Почему ты не позвал и Еврипида? Судя по тому, как он пишет, думаю, он симпатичный малый.

П а с и ф о н (язвительно). Это трудно. Еврипид давно умер.

К с е н и а д. Ах бедняга! Я и не знал…

Пасифон, испытывая отвращение, встает и пересаживается.

(Удивленно, Аристодему.) Чего это твой сын рассердился?

А р и с т о д е м. Понятия не имею. Чересчур умен… Эти юнцы только и умеют, что шататься без дела да лясы точить. Если бы мы удобряли поля лишь тем, что они производят, земля оскудела бы.

А р и с т и п п{109}. Ты хорошо знаешь человеческую душу.

А р и с т о д е м. Тем-то мы, простые смертные, и отличаемся от вас, философов. Вы знаете душу вообще, а мы, люди обыкновенные, знаем души. Каждую в отдельности.

А р и с т и п п. Ты прав. Разница как между небом и землей.

А р и с т о д е м. Стало быть, признаешь.

А р и с т и п п. Да. В то время, как вы, «обыкновенные», прочно стоите на земле, мы, философы, возвышаемся над ней…

А р и с т о д е м. Тебя гложет зависть, Аристипп. Я богат и архонт, а ты всего-навсего жалкий нищий философ. Время от времени я зову тебя к себе, чтобы услышать твое мнение.

А р и с т и п п. Точно так же как больной зовет к себе врача. Но это не значит, что врач предпочел бы занять место больного.

А р и с т о д е м (смеется). Это я-то больной? (Плюет ему в лицо.)

А р и с т и п п (не спеша вытираясь рукавом). Если рыбак ради улова терпеливо сносит горечь волн, которые обрушивает на него море, то почему бы и мне не стерпеть горечь твоего плевка ради рыбного блюда?

А р и с т о д е м. Нельзя сказать, что ты отличаешься гордостью, Аристипп.

А р и с т и п п. А о тебе, Аристодем, нельзя сказать, что ты отличаешься умом.

А р и с т о д е м (улыбаясь). Неужели? Ладно, расскажи-ка нам об уме и гордости. Посмотрим, что важнее.

А р и с т и п п. Не будь смешным. Я тебя учу, как говорить, а ты пытаешься меня научить, когда говорить?!

А р и с т о д е м (в ярости от унижения, как всякий, кому не хватает ума для достойного ответа). Вонючий философ, вот ты кто. Прочь! В конец стола!

А р и с т и п п (встает и спокойно направляется туда, где сидят гости второго сорта; прежде чем занять место в самом конце стола, улыбаясь кричит «радушному хозяину»). Поздравляю, Аристодем! Ты нашел лучший способ оказать честь этому последнему за столом месту. (Садится.)

П а с и ф о н. Почему ты проглотил все эти оскорбления? И вообще, зачем тебе, умному человеку, бывать в доме моего отца?

А р и с т и п п. Когда я нуждался в мудрости, я ходил к Сократу. Теперь, когда мне нужны деньги, я пришел к Аристодему.

Г о с т ь. Как ты думаешь, между Аристодемом и тобой есть какая-нибудь разница?

А р и с т и п п. А ты раздень нас обоих и покажи прохожим на дороге, тогда узнаешь…

К с е н и а д (наклоняясь к Аристодему). И зачем ты держишь при себе этого наглеца?

А р и с т о д е м. У тебя, старик, есть раб, который моет тебе ноги?

К с е н и а д. Конечно, есть.

А р и с т о д е м. Вот и у меня есть философ, который промывает мне мозги.

К с е н и а д (презрительно). Но разве он равноценен рабу?

А р и с т о д е м. Ты прав, не равноценен. И тем не менее обходится мне довольно дорого.

К с е н и а д (осклабясъ). Ну вот видишь?

А р и с т о д е м (кончиками пальцев беря его за двойной подбородок). Я, дедуля, могу позволить себе покупать и философов. (Кричит, ударяя кулаком по столу.) Что это за скука?! В доме Аристодема веселятся, а не клюют носом! (Поворачивается к кифареду.) Эй, кифаред! Почему не поешь?

К и ф а р е д. Я пою, хозяин.

А р и с т о д е м. Так мартовские коты поют.

Несколько человек вежливо смеются.

Позвать танцовщиц!

Появляются  т а н ц о в щ и ц ы  в сопровождении  н е с к о л ь к и х  м у з ы к а н т о в  и начинают танцевать. Присутствующие оживляются, раздаются поощрительные возгласы, крики одобрения. Среди всеобщего веселья входит никем не замеченный  Д и о г е н. Это молодой человек, босой, в широком старом и рваном плаще. В руках у него котомка и грубый посох. С большим любопытством оглядывая все вокруг, он без всякого стеснения, по-хозяйски ходит по залу.