Пасифон и Диоген ошеломленно смотрят на него.

Прошло несколько лет с тех пор, как Диоген поселился в доме Аристодема. Сам хозяин постарел, но еще достаточно красив; это человек, знающий, как поддерживать тело и дух. Диоген и Пасифон возмужали.

А р и с т о д е м  и  П а с и ф о н  беседуют как два старых приятеля.

А р и с т о д е м. Значит, и старик Ксениад ушел от нас…

П а с и ф о н. Не такой уж он был старый.

А р и с т о д е м (с ужасом или с суеверием стареющего человека). О, намного старше меня. К тому же он был болен, бедняга.

П а с и ф о н (не понимая слабой и тщетной самозащиты отца). Он был на два-три года старше тебя. Болен? С чего ты взял? Он держался до последнего мгновения.

А р и с т о д е м (как бы сам с собой). Ты говоришь глупости, дружок. (Поднимается с кресла, тяжело вздыхает.)

П а с и ф о н (с беспокойством). Отец, у тебя что-нибудь болит?

А р и с т о д е м. Я же приказал этим тупицам положить в кресло подушку! Пока я сидел в нем, у меня мозоли на заднице образовались.

П а с и ф о н. Ты никогда не жаловался. Да к тому же ты терпеть не можешь подушек?!

А р и с т о д е м (тем же тоном). Я им все время твердил, но меня в этом доме никто не слушает. (Собирается уйти.) Как ты полагаешь, не слишком ли обременительной стала для меня в последнее время должность архонта?

П а с и ф о н. Не понимаю.

А р и с т о д е м. Я имею в виду, что пора и мне отдохнуть и продолжить свои заметки об афинских законах.

П а с и ф о н. Ты хочешь отказаться от должности?

А р и с т о д е м. Я отказался бы от нее без сожаления, но кто же снимет с моих плеч это бремя?

П а с и ф о н. Если не найдется никого более достойного, я могу ее занять.

А р и с т о д е м (с удовлетворением). Я думал, ты испытываешь отвращение к официальным должностям.

П а с и ф о н. В общем-то да. Но чем ей переходить в руки какого-нибудь тупицы…

А р и с т о д е м. Твое решение меня радует, Пасифон. Оно свидетельствует о серьезности и мудрости.

Входит  Д и о г е н.

Посоветуйся с ним. Если Диоген тебя поддержит, значит, это решение ниспослано тебе свыше. (Выходит, держась прямо, несмотря на свой возраст.)

П а с и ф о н. Ты слышал мой разговор со стариком?

Д и о г е н. У меня нет привычки прислушиваться к разговорам моих хозяев.

П а с и ф о н. Перестань шутить! Ты же знаешь, что мы твои друзья, а не хозяева. Если тебе что-нибудь не поправится, скажи мне. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя в этом доме как мой родной брат.

Д и о г е н. Если бы мне и могло что-то не понравиться, так это чрезмерное внимание, которое мне здесь уделяют, и чрезмерная любовь, которой меня окружаешь ты и твой отец. И все же я здесь чужой…

П а с и ф о н. Ты не чужой. Ты самый близкий для нас человек. А если наши доказательства любви и дружбы были недостаточно красноречивыми, это не делает нам чести. Значит, мы не способны оценить тебя по заслугам.

Д и о г е н. Что толку в этих сомнениях, Пасифон. Никогда и нигде я не пользовался таким уважением, как в вашем доме. Мне остается только быть вам признательным на всю жизнь. Да и самой жизнью я обязан Аристодему.

П а с и ф о н. Ты уже давно расплатился за то, что для тебя сделал мой отец. А теперь мы должны быть тебе признательными. И если я теперь такой, какой я есть, если я стал умнее, чем прежде, то лишь благодаря тебе.

Д и о г е н (давясь от смеха). Что за бес в нас вселился и мы обмениваемся лишь любезностями? Мы что, мирный договор заключаем?

П а с и ф о н (тоже развеселившись). Мы стоим перед необходимостью принять решение, но я не хотел бы этого делать без твоего совета.

Д и о г е н. Ты женишься?

П а с и ф о н. Я подумываю о том, чтобы заменить отца в должности архонта.

Д и о г е н (вздрагивая). Ты?

П а с и ф о н. Если ты считаешь, что я не подхожу для этого, скажи. Я с радостью откажусь, зная, что Диоген против подобного решения.

Д и о г е н (с легкой тенью грусти в глазах). Напротив, Пасифон, я считаю тебя самым подходящим, самым достойным для этой должности. Ум, чувство справедливости, любовь к правде, честность, смелость, стремление к свободе — качества, редко встречающиеся в одном человеке. У тебя всего этого в избытке.

П а с и ф о н. Похоже, ты все-таки не рад моему решению.

Д и о г е н. Я рад, но в какой-то степени это меня вроде бы и печалит. Трудно тебе объяснить.

П а с и ф о н. Диоген, если ты думаешь, что в моем намерении есть капля дурного, прошу тебя — разочаруй меня, разбуди, ударь, разбей мне морду, не позволяй мне, как идиоту, сделать шаг, о котором я позднее смог бы сказать: лучше б я тогда сломал ногу.

Д и о г е н. Речь идет не о чем-либо дурном. Просто я почувствовал… как бы тебе сказать… что и ты и я… немного постарели…

П а с и ф о н (хватает его и трясет). Почему ты не скажешь прямо, что я не гожусь для этой должности?

Д и о г е н (спокойно). То-то и печально, что годишься. Видишь ли, до сих пор я никогда не думал, что когда-нибудь настанет и такой момент… что ты и я окажемся подходящими людьми, чтобы что-то сделать…

П а с и ф о н (не выпуская его из своих рук). Ты думаешь, что в этом случае мне придется поступиться своими убеждениями?

Д и о г е н. Ты ими не поступишься, ты используешь их на своем посту.

П а с и ф о н. Это плохо?

Молчание.

Скажи!

Д и о г е н. Для дела хорошо, для тебя — не знаю. (Отводит его руки.)

П а с и ф о н. Не верю, что ты не знаешь! Почему ты неискренен со мной?

Д и о г е н. Видишь ли… когда заставляешь идею служить кому-то или чему-то, сама идея больше не принадлежит тебе, она что-то утрачивает, быть может, самую суть свою, смысл своего существования. Идея больше не имеет ничего общего с тобой, она становится похожей на того человека или на ту должность, которой она служит.

П а с и ф о н. Ты внушал мне, что идеи нельзя хранить в самом себе, для своей души и своего ума, что они должны принадлежать людям, приносить им пользу. Идеи должны проливаться, подобно дождю, и оплодотворять землю.

Д и о г е н. Да, я внушал тебе это.

П а с и ф о н. Так я и буду поступать. Это так и будет.

Д и о г е н. Ну, тогда хорошо.

П а с и ф о н. Ты меня обманываешь, дружище. Ты чувствуешь или знаешь, что это плохо.

Д и о г е н (мучаясь). Не знаю, поверь мне. А то, что я чувствую, может быть обманчивым.

П а с и ф о н. Я догадываюсь, что ты чувствуешь… Боишься, что я изменюсь, что, будучи на месте отца, стану похожим на него. Ты забываешь, что сам человек красит место!

Д и о г е н (дружески ударяет его кулаком в живот). Давай-ка лучше продолжим вчерашний разговор о музыке.

П а с и ф о н (с горечью). Стало быть, ты не согласен.

Д и о г е н. Стало быть, я полностью согласен.

П а с и ф о н. Я не разочарую тебя, Диоген, обещаю.

Д и о г е н. Я в этом убежден, Пасифон.

П а с и ф о н (обнимая Диогена). Пойду и скажу Аристодему, что его власти пришел конец. Мы, Диоген, будем править Афинами, подготовим завтрашнюю свободу, составим другие законы, станем жить в мире со всеми странами, освободим рабов, заставим людей учиться у философов тому, как надо жить, думать, чувствовать. Да здравствует Диоген! (Убегает.)

Диоген долго смотрит ему вслед, затем хлопает в ладоши. Появляется  р а б.

Р а б. Приказывай, Диоген!

Д и о г е н. Плащ, посох и суму! Скорее! Старый плащ!