В Лондоне в салоне первого класса появились еще двое. Они заняли два места по ту сторону прохода. Хорошенькая блондинка с усталым и печальным выражением лица устроилась в кресле ближе к доктору, а у окна сел черноволосый мужчина на несколько лет старше своей спутницы. Как только он опустился в кресло, то сразу уснул, не дожидаясь, пока самолет взлетит.

Сидя в салоне, освещенном приглушенном светом, текущим с потолка, доктор ощущал себя Ионой, попавшим в брюхо гигантской рыбины, и проклинал свою судьбу.

Почему именно я? Кому пришла в голову идея лишить меня мира и покоя, коими я наслаждался на полях Ирландии милой, и бросить в пекло войны, самой ужасной из тех, что происходили в последнее время?

Нет, умом-то он отлично понимал причины, по которым выбрали именно его. Ирландцы всегда были костяком миротворческих сил ООН, а он, в частности, как военный врач-резервист, недавно обрел широкую известность благодаря шумихе, которую поднял вокруг истории с уничтожением якобы больных домашних животных, которые, строго говоря, больными и не были… На каждом шагу теперь нужно ждать встречи с этими стервятниками – репортерами, которых поддерживают абсолютно некомпетентные чиновники из Мировой организации здравоохранения и Комитета по делам перемещенных лиц. Майкл Адвоусон ненавидел публичность, отчего и избрал стезю спокойной врачебной практики в сельской местности, отказавшись от предлагавшихся ему должностей в главных городских больницах, где он мог бы, не достигнув и сорока, стать ведущим консультантом, но неизбежно был бы втянут в околомедицинские политические дрязги, где ведущие партии обычно ведут чиновники из правительственных комитетов. Нет, сказал он спокойно, но твердо. Большое вам спасибо, мы будем лучше делом заниматься.

Но здесь ему отвертеться не удалось.

Он закрыл глаза и увидел несчастную крошку Эйлин, которая едва не потеряла большой палец на ноге – он спас ей ножку, сделав все аккуратно и вовремя. Подумал о своей теперешней миссии и понял, что плохо понимал, сколько горя и несчастий несет с собой современная война.

Коллеги, работавшие в Ношри, показали ему, в каком состоянии пребывают тамошние люди, ставшие объектом бессмысленного террора – полубезумные, неспособные сконцентрироваться на выполнении простейших задач, таких, например, как поесть и попить. Затем он вынужден был вернуться в Париж, куда профессор Дюваль перевез нескольких жертв отравления, чтобы повнимательнее их изучить. Доктор взял с собой в портфеле, прикованном наручником к запястью, образец «нутрипона», найденный в Ношри в каком-то «подполе» – просто дыре в земле, куда какой-то несчастный спрятал снарядную гильзу, наполовину наполненную маниокой, в надежде, что съест ее назавтра, если больше нигде не достанет еды. Но, увы, этого «назавтра» не получилось – хозяин гильзы либо сошел с ума, либо был убит и не смог вернуться к своему кладу. Майкл Адвоусон принимал участие в исследованиях этой субстанции, наблюдал за тем, как ее вводили лабораторным крысам и обезьянам… Сомнений не оставалось: еда была отравлена. Предстояло лишь определить, как, когда и где.

Теперь же он летел в Нью-Йорк, в штаб-квартиру ООН. Так далеко от дома он никогда не уезжал. Конечными точками его прежних маршрутов, когда он, например, навещал родственников, были Глазго, Ливерпуль или Лондон. Когда он тянул армейскую лямку в звании капитана и вынужден был носить военную форму, поскольку часто бывал в командировках, он, бывало, разговаривал со своими соотечественниками, служившими в миротворческих войсках, и чувствовал, насколько они горды тем обстоятельством, что их отправили туда, куда представители более крупных и более богатых стран отказывались ехать – в том числе и из чувства презрения к черной работе.

Он попытался пробудить в себе это чувство гордости, но без всякого успеха.

– Что это у вас за форма? – прозвучал вдруг неожиданный вопрос от девушки, сидящей через проход. Самолет к этому времени уже набрал высоту и шел на крейсерской скорости.

– Ирландской армии, мисс…

– Это что же, американцы чужим армиям позволяют захватывать их территорию?

Девушка иронически улыбалась, в голосе ее звучали саркастические нотки.

Доктор Адвоусон вздохнул и, сняв с крючка мундир, продемонстрировал соседке бело-зеленую нарукавную повязку, говорящую о том, что он является служащим ООН. Символ миротворцев – карта Земли – на ооновской повязке с годами становилась все более и более известной людям, которые все больше и больше боятся самих себя.

– Так вы летите в штаб-квартиру ООН?

– Да.

– Я тоже. А вы зачем?

– Я везу доказательства по делу о катастрофе в Ношри.

– И я тоже!

Доктор Адвоусон, мигая, с удивлением смотрел на блондинку.

– Не верите? – спросила та насмешливым тоном. – Вы просто меня не знаете. Я – Люси Рэмидж, медицинская сестра. Я работала в Ношри и своими глазами видела, что творили эти безумцы.

В залитом неясным светом цилиндре самолетного салона слова Люси звучали диковато.

– И я хочу об этом рассказать миру. Вы же знаете – чтобы остановить, меня держали взаперти. Объявили чокнутой и держали в сумасшедшем доме. Может быть, они и правы. После того, через что я прошла, любой свихнется. А это – парень, который меня вытащил.

Люси кивнула в сторону своего спутника.

– Без него я бы до сих пор сидела за решеткой. Синьор Арригас, но он разрешил мне звать его Фернандо. Он работает в посольстве Уругвая в Лондоне.

Доктор вспомнил, что рассказывал о Люси тот шведский врач, которого он встретил в Ношри. Шведа звали, кажется, Бертил. Но упоминание Уругвая полностью поменяло перспективу, в которой Майкл Адвоусон воспринимал до этого всю историю с отравлением. Чем уругвайских «Тупамарос» могла заинтересовать медсестра из… из Новой Зеландии, которая работала в Африке? Они что, решили воспользоваться еще одним шансом, чтобы раздуть очередную волну антиамериканских настроений? Все знали, что уругвайцы озлоблены на американцев. Когда «Тупамарос» захватили в Уругвае власть, воспользовавшись хаосом, который сами же и устроили саботажем и атаками в стиле Робин Гуда, США выбросили Уругвай, как чуть раньше сделали это с Кубой, из Организации американских государств, после чего попытались добиться его исключения из ООН. Но блестящий заговор, организованный Генеральным секретарем ООН, привлекшим на свою сторону страны коммунистического блока, а также нейтралов, позволил отклонить требование американцев.

Разозленный Вашингтон, таким образом, оказался перед альтернативой: либо выгнать ООН со своей территории (у этого варианта было много сторонников), либо разрешить въезд в США самым оголтелым марксистам-маоистам. Компромиссом стало бы разрешение на въезд, но с паспортами ООН, а не с национальными паспортами. Все, конечно, понимали, что это фикция, но, по крайней мере, весь остальной мир не станет объединяться против Штатов.

Пока доктор все это обдумывал, Люси продолжала:

– Видите ли, дома, в Новой Зеландии, я не слишком интересовалась политикой. Я даже на выборы не ходила. Хотя если бы я пошла в политику, то была бы либералом. А в эту организацию, «Спасем Землю», я пошла потому, что мне хотелось путешествовать, посмотреть мир, перед тем как выйти замуж и осесть где-то навсегда. Для детей это очень хорошее место. Я имею в виду, конечно, Новую Зеландию. Там у меня три племянницы и племянник. Но когда я увидела все эти ужасы в Ношри, я поняла: то, что они говорят про американцев, – это не пропаганда. Это – чистая правда! Вы в Ношри были?

– Был, – ответил Майкл таким голосом, словно горло его было набито песком. К этой минуте ему стало понятно, что эта девушка, мягко говоря, ментально дезориентирована. Налицо все признаки: блуждающий взгляд, непрерываемый монолог на повышенных тонах, неадекватные реакции и все такое прочее. Как прервать этот ненужный ему разговор, не оскорбив Люси и не вызвав с ее стороны слишком бурную реакцию?

– Да, я видела, что делают в Ношри империалисты, – продолжала между тем Люси, уставившись в одну точку перед собой. – Богатые страны разрушили то, чем владели, и теперь они крадут последнее у бедных. Богатым странам нужны медь, цинк, олово, нефть. И, конечно, древесина, которой становится все меньше.