– Кипяток – это очень даже хорошо. – Гайдар вытер пот со лба, хотя в квартире было ненамного теплее, чем на улице. – А печку мы сейчас затопим. Показывайте, где она у вас.

– Катенька, отпусти товарища и покажи, где у нас печка.

Женщина опять попыталась снять у меня с рук девочку.

– Это не тавались, а папа. – Девчушка, картавя, повернулась к матери. – Он плисол ко мне. Это мой папа.

– Катенька, это не папа, – едва не плача, произнесла женщина и погладила дочь. – Слезай, это некрасиво. Ты уже большая, чтобы на руках сидеть.

– Идём, Катя-котёнок, покажешь вашу квартиру, а потом затопим печку, согреемся и будем пить кипяток.

Я через силу улыбнулся девочке. А мне не улыбаться, мне по-волчьи завыть захотелось от тяжести, сжавшей сердце. Сколько же страданий обрушилось на этого маленького, только что начавшего жить человечка. Хотелось взять её и, как котёнка, засунуть к себе за пазуху, нежно прижав и укутав во что-нибудь мягонькое.

Девчушка сдалась и нехотя слезла с моих рук.

– Папа, а как тебя зовут?

Детская непосредственность на мгновение вогнала меня в ступор.

– Меня зовут Илья, а вот этого дядю – Аркадий.

– Ой, а я Светлана.

Женщина протянула мне свою худенькую ладонь, которую я с величайшей осторожностью пожал.

– А я Катя.

Девочка с трудом освободилась от варежки и, подражая матери, тоже протянула мне ручонку.

– Мне очень приятно с тобой познакомиться, Катя. – Я не менее аккуратно пожал детскую ладошку. Пальчики девочки были в мозолях. – А что у тебя с пальчиками, котёнок? – удивился я.

Катюшка быстро спрятала ладошки за спину и отвернулась.

– Это она в талончики на хлеб играет, бумагу рвёт на меленькие кусочки, чтобы побольше получилось, – вздохнув, произнесла Светлана. – Всю бумагу уже изорвала.

ХРЯСЬ!!! Мой кулак со всей силы впечатался в стену. Боли я не почувствовал, почувствовал лишь необузданную ярость. СУ-У-УКИ-И!!! Я же этих тварей теперь на такие же меленькие клочки рвать буду! Я же, даже если останусь без рук и ног, одними зубами их убивать буду! Маленькая девочка не о кукле новой мечтает, а о кусочке хлебушка! Глаза на миг заволокло кровавой пеленой, словно во время выполнения фигур высшего пилотажа в воздушном бою.

– Папа, тебе бойно?

Участливый голосок вернул меня в реальность. На меня смотрели две пары глаз: одни детские – жалея, а другие, взрослые – с тревогой и испугом.

– Всё хорошо, котёнок. – Я обнял девочку и поцеловал в щёчку. – Всё хорошо, и так и будет дальше.

– Что за шум, а драки нет? – Из комнаты вышел Аркадий, неся с собой сильный запах дыма. – Светлана, может, я что-то неправильно делаю, но ваша буржуйка очень сильно дымит.

– Да вы не обращайте внимания, – смущённо и виновато улыбнулась хозяйка, – она у нас всё время дымит. Я пыталась что-то сделать, но у меня ничего не получилось. Мы уже привыкли. Протапливаем, а потом я быстро проветриваю комнату и становится терпимо, правда, уже не так тепло.

На отчаянно дымящую буржуйку был водружён закопчённый чайник, и вскоре в нём закипела вода. Гайдар достал из своего вещмешка, который так и носил с собой, все наши немудрёные припасы и выложил на стол. Светлана, как заворожённая, смотрела на продукты. Господи, сколько же они уже нормально не ели?

В комнате тем временем стало вполне тепло, хотя и довольно дымно, и хозяйка размотала с головы свой невообразимый платок и расстегнула пальто, а также сняла верхнюю одежду и с дочки. Без платка Светлана оказалась молоденькой девчонкой лет двадцати пяти, с густыми светло-русыми волосами, в которых, однако, уже было достаточно седины. Нет, она не была красавицей модельной внешности (хотя и дурнушкой её не назовёшь), да и условия, в которых она с дочерью жила последние месяцы, курортными не были, но чувствовалась в ней какая-то особая притягательность, какая-то внутренняя красота, которая пленяет сразу и навсегда. Заметив мой взгляд, она слегка смутилась.

Сняли свои полушубки и мы с Аркадием. Глаза у Светланы сделались размером с блюдце, и она безмолвно села на табурет, глядя на меня немигающим взглядом. Тут уже настала моя очередь смущаться, хотя вроде уже привык к подобной реакции многих.

Светлана тем временем перевела взгляд на Аркадия и почти шёпотом произнесла:

– А я вас узнала. Вы писатель Аркадий Гайдар. Вы «Тимур и его команда написали». Я видела ваше фото в газете, вы со школьниками встречались. Я вас сразу узнала, но подумала, что это мне от голода мерещится.

Аркадий смущённо только что ножкой не шаркнул.

– Папка, а ты гелой?

Маленькое чудо, ничуть не смущаясь, подошло ко мне и потянулось ручонками. Я с удовольствием взял её на руки.

– Ну-у… да, – кивнул я.

– А это сто? – дотронулась Катюшка ладошкой до висящего на шее голубого креста знака ордена Британской империи.

– А это меня английский король наградил.

– Взаплавдышный?

– Самый настоящий, – подтвердил я.

– Илья у нас ещё и самый настоящий рыцарь, – похвастался Гайдар. – Его английский король в рыцари произвёл.

– Ула-а-а!! – завопила маленькая непоседа. – Мой папа гелой и лыцаль. Он всех фасыстов убьёт и ко мне велнётся. И бойсе никуда не подевается. Обесяесъ?

– Обещаю, – ответил я, глядя на утирающую слёзы Светлану.

– Её отец погиб? – тихонько спросил у неё Гайдар.

– Погиб. Давно. В конце тридцать седьмого. На заводе, где он работал, была авария, и он спасал людей. Всех вытащил, а сам уже не смог. Катенька его никогда не видела, она родилась через три месяца после этого.

В кастрюльке была сварена похлёбка из тушёнки и нашедшейся у Светланы щепотки пшённой крупы. Хозяйка выложила на стол что-то завёрнутое в чистую тряпицу и развернула её. Там были несколько кусочков хлеба. Как я знал, сейчас с продовольствием хоть и было трудно, но уже не так, как ещё месяц-полтора назад. Светлана, как служащая, на сегодняшний день получала триста граммов хлеба на себя и двести пятьдесят – на Катюшку. Из хлеба почти исчезли примеси, которые широко использовали до этого. И хотя это не сто двадцать пять граммов в сутки, но всё равно мизер.

Также Светлана достала четыре тарелки и хотела было разлить всем похлёбку.

– Благодарствуем, Светлана, но мы уже пообедали. – Похоже, Аркадию, как и мне, кусок в горло не идёт, хотя мы сегодня успели лишь позавтракать. – Мы с Ильёй кипяточку попьём, чтобы согреться. А вы кушайте, не стесняйтесь.

– Но… А как же…

Светлана не находила слов. Гайдар с большим трудом уговорил её поесть самой и не обращать на нас внимания.

Вот кого уговаривать не пришлось, так это Катюшку. Ложка в её руке летала со скоростью пропеллера на моём истребителе. Как бы ни хотелось им есть, но Света смогла сдержаться и налила себе и дочке понемногу, чтобы не стало плохо с непривычки. Она и сама, хоть и была голодна, старалась есть аккуратно, но нет-нет да и срывалась, начиная быстро работать ложкой. Потом спохватывалась, и в этот момент её щёки заливала краснота.

Наевшаяся Катюшка начала клевать носом за столом, и Светлана повела её укладывать спать, а мы с Аркадием подсели к печке. Дрова уже прогорели, и дыма почти не было. Гайдар достал папиросы и закурил.

– Я вот что думаю, командир. – Он сделал паузу и затянулся. – Оставайся-ка ты здесь до утра. Погоды всё равно не будет, и вылетов тоже, а мы с Данилиным в случае чего тебя прикроем. А я утром с Кузьмичом приеду. Пусть он посмотрит эту конструкцию, – кивнул Аркадий на дымоход. – Заодно кое-что из продуктов привезём.

– В смысле «оставайся»? – опешил я. – Зачем? Я с тобой уйду, а утром, конечно, приеду и помогу. Ты вообще это к чему сейчас предложил?

Мы разговаривали вполголоса.

– Ты успокойся. Я тебя здесь прошу остаться не для чего-то худого, а чтобы за ними, – Гайдар кивнул в сторону Светланы, – присмотрел. Сам видишь, в каком они состоянии. И ты что, думаешь, я не заметил, какими глазами ты на Свету и Катюшку смотришь? И сразу скажу тебе, что полностью тебя одобряю. Так что…