– С Дрызги больше толку, – говорю, пока Янист вытаскивает сачок. – Ладно, пошли.

Его Светлость нынче в ударе. Он влезает в навоз яприля, роняет бутылку с притиркой для виверния и опрокидывает поилку для шнырков. Небось, последствия вчерашнего: малый ухитрился сцепиться с Нэйшем. Меня при сцене не было, но, если верить Йолле – Грызи успела как раз перед тем, как Морковка мог влезть в драку и превратиться в мокрое место. В общем, Гриз не пожалела выражений на обоих.

Морковка мыслями застрял во вчерашнем дне, хмуро пыхтит и при виде Грызи каждый раз меняется в лице. Грызи пролетает мимо нас часто: у неё идут первые триста дел из вечной тысячи.

В последний раз она заявляется к вольерам яприлят с Нэйшем. Летит впереди, выпаливает: «…посмотреть. Непонятно, с чего хозяин решил, что ударят по нему, но твои связи с даматскими эйшеетами могут…»

Палач плывёт следом (один его шаг – на два её). Выражает лицом издевательское внимание. Поравнявшись с вольером для грифонят, машет нам. Я отворачиваюсь. И отхожу, чтобы меня не забрызгал Морковка. Если вдруг лопнет.

Но Его Светлость только роняет ведро, которое он тащил к поилке. И бормочет, прожигая взглядом спину Мясника:

– Что вообще между ними может быть общего… Это какая-то… физическая или психологическая зависимость?

– Чего?

Янист вспоминает, что я Следопыт, и буреет. Пытается собрать при помощи магии воду обратно в ведро – лужица разлетается брызгами.

– Что у тебя с Даром?

– А?

Его Светлость опускает ладонь. Уши у него переливаются оттенками алого. Вид – как у Йоллы, когда её поймаешь на покупках спиртного для Дрызги.

– С Даром. Ты ж им нормально пользовался. А в питомнике оказался – всё время сбоит. Да ты к Печати через раз взываешь! Решил заделаться «пустым элементом»?

– Ну… я бы не сказал так…

Морковка делает вид, что его жутко волнуют грифонята – три сизых, один серый, два чёрных. Осень – время охотников, так что у нас куча осиротевшей детворы.

– Ты никогда не думала, что Дар переоценивают? И… он не то, чем кажется?

Смотрю на Печать Следопыта на своей ладони. Потом на Морковку. Как на идиота. Его Светлость досадливо машет рукой:

– Это случилось около года назад. Законники накрыли в водах Вольной Тильвии судно с живым грузом. Это были… понимаешь, это были дети. «Пустые элементы». Сироты, или те, кого родители отдали… или продали. Их везли в Велейсу Пиратскую, на юго-восток. Чтобы перекинуть в…

Тавентатум, конечно. Град Рабов. Очаровательное такое местечко на Триграничье, где сходятся границы Айлора, Вейгорда и Даматы.

– …и оказалось, что эти дети просто никому не нужны. Понимаешь?! Приютов для «пустых элементов» в Кайетте нет. Есть частные пансионы, но с высокой оплатой. В общем, детей перекидывали с рук на руки, пока кто-то не припомнил, что в Алчнодоле есть община Единого, куда принимают «пустых» Но в Алчнодоле же не работают виры, нужно было доставлять ребят либо морем, либо от границ Ракканта или Ирмелея, по Полынным всхолмьям… Они бы заблудились. Ну, и…

Холодею. Звучит как раз в духе Рыцаря Морковки: влезть в место, которое из людей выпивает магию.

– Ты что – полез в Алчнодол?!

– Возле них уже начали шнырять агенты из Вольных Пустошей! – голос у Морковки срывается. – А куратор уже начал было выговаривать, что «пустым элементам» самое место в Гегемонии – мне что, нужно было глаза закрыть?! В общем, мы поплыли. В Ракканте повезло с благотворителями: снабдили нас кое-чем. Потом по рекам… до Чистой Долины.

Такого названия не припомню. А Морковка аж просветлел от воспоминаний. Поднимает перо грифоненка с пола. Задумчиво смотрит на свет.

– Там, знаешь… всё совсем иначе. Не так, как я себе представлял. И в самой Долине – даже не представляешь, какая там красота. Словно благословенное место, нетронутая природа. И община – там несколько поселений, но мы были в общине Единого, у брата Найго. Удивительный человек – был искателем приключений, служил при дворе у королевы Ракканта, совершил кучу открытий для тамошней Академии. В конце концов уверовал в Единого, а потом добровольно ушел в Алчнодол. В общине я сперва задержался на пару дней –посмотреть, как ребята освоятся…

– А потом, стало быть, решил задержаться?!

– Вообще-то я хотел там и остаться, – спокойно отвечает Его Светлость. – К тому времени я почти смирился с тем, что тебя не найду. Мечтал разве что в плаванье отправиться, но в общине внезапно обрел большее.

Замечает, как я на него смотрю, и смеётся:

– Не бойся, не болен я. А магия… что такое магия? Дар? Который мы почему-то ценим едва ли не превыше всего? Который даёт иллюзию силы, отвлекая нас от силы настоящей? То, что роднит нас с якобы существовавшими древними божествами?

– Якобы? А, ну да, ты же адепт Единого.

– А что? – вскидывается Морковка. – Ты веришь, что были Аканта, и Дикт, и Благословенные земли, и Девятеро, которые наделили Камень своими силами? Не боги создали Камень, Мелони. И те, кто его создавал, едва ли руководствовались совсем уж добрыми намерениями. Может быть, просто хотели больше силы.

– А это, как я понимаю, преступно.

– Нет. Просто… – Морковка теперь печален и щурится куда-то в облака, и кажется даже взрослее. – Просто настоящая сила – не в отсутствии слабостей. А в их преодолении. А получить что-то бесплатно… Даром… ты правда веришь в это? Что мы все ничем не платим за то, чем нас наделяет Камень? Что мы не платим хотя бы частичкой себя?

Сейчас я в основном верю в то, что Рыцарь Морковка – это что-то вроде Илая Вейгордского среди остолопов.

– Если там было так хорошо – что ж ты там не остался?

– Учитель Найго меня отговаривал. Говорил, в Долине мне будет тесно. А четыре луны назад меня разыскало письмо от госпожи Венейг с известием о смерти её мужа. Я поспешил в имение Венейгов, потом занялся твоими поисками… Мелони, если бы ты только согласилась хотя бы увидеть тех, кто тебя ждёт…

Надо же, издалека зашёл. Привычно говорю Его Светлости, чтобы он отвалил или занялся уже делом. Янист понимает это по-своему и удваивает мощь внушений. Почти убеждает вернуться с ним в поместье Шафран и Пуговку – игривых с утра особенно гарпий-бескрылок. Меня, само собой, не пронять, но когда это Рыцаря Морковку останавливало?

На утреннюю «встряску» заявляюсь злая, как невыспавшаяся мантикора. Остальные, правда, еще краше. Пухлик до ушей зевает. Плакса занавесилась волосами – кончик носа чуть видать. Никак, в знак траура, потому что Мясника опять куда-то унесло. Шипелка свернулась в кресле так, что без вывиха конечностей точно не обошлось. Омерзительно бодра разве что Конфетка – блестит себе румянцем во всю щёку и щебечет, что ах, какое интересное дело кому-то предстоит, ведь у нас же вызов, вы себе представляете?!

Пухлик между зевками доносит: только что был курьер, от господина Вельекта, очень просит пожаловать, потому что в угодьях разбушевалась славная такая свиночка. Пухлик так и говорит – свиночка. В общем, надо бы пожаловать и унять.

Мантикора дери, снова бешеный яприль. Когда они, идиоты, уразумеют, что это им не домашняя зверушка?

– Вельект… Вельект… – судорожно соображает Его Светлость. – Это, случайно, не винодел? У него, кажется, виноградники на юге Вейгорда.

Пухлик мгновенно пробуждается и всем своим видом демонстрирует желание бежать и спасать. Вот только ему вряд ли обломится: сейчас ворвётся Грызи и с порога заявит, что спасать яприля будет она, самолично.

Только Грызи не врывается – входит медленно и с крайне задумчивым видом. Озирает комнату раз, другой. И роняет тихо:

– Говорят, в Энкере ночью являлось Дитя.

Пухлик глотает зевок, Рыцарь Морковка давится сведениями про виноградники. Конфетка ухмыляется.

– Сладкая моя, в Энкере всегда кто-то является. Они ждут возвращения своего Чуда вот уже четверть века, и почти каждый год находится пророк, появляется оракул, знамение…

– Вот только эти пророки не разгуливают в ночи бок о бок с двумя алапардами.