– …только нужно сделать всё до похорон, ну, до официального объявления завещания. Счастье ещё, господин Вирд написал… ехать надо сейчас, Мелони, но если ты не желаешь…

Поворачиваюсь к Грызи. Всё так же, с приоткрытым ртом.

– Езжайте, – тихо отзывается Грызи. – Договорюсь с Амандой и вольерными, присмотрят.

– А Пухлик? Если с ним там что серьезное – ты ж тоже можешь влипнуть.

Морковка начинает недоуменное: «А что с…» – но Сквор припечатывает его решительным «Гроски!»

– Возьму подстраховку, – говорит Грызи. – Если что – вызову вас. Езжайте.

* * *

Крайтос называют Траурным Краем. Из-за того, что тут снег бывает чаще, чем ещё где в Кайетте. Оно и понятно – вотчина Ледяной Девы и Дарителя Огня, Дайенх Пламеннольдистый в древности.

Знания лезут из меня. Фонтанируют. Напоминанием о клятом хорошем образовании. И паре часов, которые пришлось провести в доме у этого самого Вирда. Посреди древних карт и прочего антикварного барахла.

Господин Вирд оказался под стать своей коллекции – пыльным реликтом в толстенных очках и с дребезжащим голосом. Могла б я догадаться, что тетушка кого-нибудь ушибленного выберет в поверенные.

Мы с Янистом сидели и пытались делать вежливые рожи. И лакали чай со вкусом древности и цитруса. Пока Реликт распинался о том, как тетушка меня любила и до черта желала мне добра. О том, что молодо-зелено. И что мне стоит поразмыслить о том, чтобы всё равно принять Право. Он, мол, специально мне оставил для этого путь: когда захочу – тогда и приму, и поместье и «кровная доля» сокровищ всё равно отойдут мне.

– Если только вы, конечно, не напишете отречение от Рода, а потом не умрёте, мхых-мхых-мхых…

«Мхых-мхых» заменяло старикашке смех – мшистый, подвальный звук. Будто некормленный призрак чихает из-за книг.

Нет-нет, мхыхал Реликт, и не просите. Нет-нет, он на такое не пойдет. О полном Отречении и речи быть не может. Нет-нет, он – душеприказчик дражайшей Ималии, он обязан предусмотреть всё… А если что-то случится с Лэйси? Если она – не приведи Девятеро – захворает и не доживет до вступления в Права? Тогда два Рода останутся без возможных наследников, ну уж нет – такого он на себя брать не будет…

Он был даже слишком предусмотрителен – этот старикашка. Крутил тяжелые опаловые перстни на пальцах и тянул в нос: молодо-зелено… ну, подождите три года, потом напишете Отречение. О, в любой форме, лишь бы с кровавым оттиском Печати и фамильного перстня. После передачи протекторства и вступления Лэйси в официальные права – это уже легко… Правда, «кровная доля» всё равно за вами, да-да, что тут можно говорить, вы же знаете историю поместья Лис?

О вейгордском поместье Лис я слышала только, что там жил какой-то Шеннет. Предок нынешнего первого министра Айлора, Шеннета-Хромца. Предок, вроде бы, как раз в Айлор и сбежал, уже после принятия Хартии Непримиримости. Так что замок чуть ли не два века торчит под чарами магической консервации.

– …кровные сокровища Рода так и сохраняются по сей день: они могут выданы только Главе Рода. Но никто не позволит, чтобы их истребовал министр враждебной страны…

И ещё сорок пудов такой вот поучительной чуши. Под конец я раз восемь поставила подпись. Выслушала, какие права получает кузина Лэйси (управлять землями и финансами рода Драккантов, кроме «доли крови», да еще доступ к родовому поместью). Под взглядом Морковки выдавила «спасибо», от которого сквасило орду стряпчих, что понатащил к себе в дом Реликт. Получила напоминание о том, что надо выполнить тётушкину последнюю волю.

Сижу, выполняю.

Морожу зад о низкую и широкую каменную ограду храма.

Этим самым задом к храму Хозяйки Вод и повернувшись.

Храм за спиной должен бы быть голубоватым, но зима выбелила в траур и его. Смыкаешь веки – под ними тут же скапливается что-то белое. Открываешь – и снова: отяжелевшие от снега кусты, скрючились ивы – старухи в траурных уборах – белая каменная ограда, на которой сижу...

Будто из мира выжрали краски. Обратили в полный ноль, в смерть и саван, как в день, когда я в последний раз была в Храме Глубинницы.

Засовываю руки в рукава, шмыгаю носом.

За лавкой собрались местные. Дюжины три деревенских, которые решили именно в это время наведаться в храм – попросить у Глубинницы, чтобы родичам в Водной Бездне было полегче. Только тут, понимаете ли, похороны Ималии Венейг. Местные не особо расстроились. Нашли темы – Дар доносит даже за сто шагов.

– Помогай ей в Бездони Глубинница и Аканта Всеспасающая… ничего тетка была, да… только уж под конец рехнулась.

– С такой-то племянницей и не рехнуться. Про племянницу её слышали? Пригрели сиротку, а эта змеища…

– Пираткой, говорят, стала! Аж в Велейсе Пиратской!

– Да не – я слышал, в Тавентатуме её на рынке рабском продали!

– Ты, что ль, покупал?!

– А Ималия-то эта, слышали, с муженьком покойным разговаривала. И в воды кидалася: всё там его видела уже…

– Так… того… говорят – потому и померла! Подошла то ли к ванной, то ль к озеру – да головой туда и сунулась, а слуги не углядели…

– Да в кровати она померла, у меня кузен – садовник у Венейгов!

– Да я доподлинно знаю, что закололась в безумии!

– Серебра-то хоть отсыплет наследница? За-ради Корабельного дня?

Наверное, в храме уже огласили фразу, которую тетушка выбрала для Малой Книги Утекших Вод. И фраза, небось, на дюжину строк. Первого числа Луны Дикта все Малые Книги из храмов Глубинницы привезут в Акантор – а там уж жрецы перепишут всё в Великую Книгу Утекших Вод. Годы, имена-фамилии по алфавиту – и прощальная фраза, с которой остаёшься в вечности, когда тело уходит в воду.

У нас был сборничек прощальных фраз великих людей. Одно время Морковка повадился эту дрянь цитировать. Пока я его не отлупила первым томом энциклопедии Кайетты.

После зачитывания фраз идут песнопения жрецов, потом церемония заворачивания тела в расшитый жемчугом белый саван. И отправления рыбам на корм, в прихрамовый вир. Такими вирами не пользуются для переходов: считается, они ведут прямо в Водную Бездонь.

Всегда было интересно – откуда эта самая Бездонь взялась. С незапамятных времён предков хоронили в земле. В охотничьих владениях Драккантов в Морозном Наделе есть особое место – Усклепище. Древнее кладбище с холмами и плитами, надписи и знаки на которых не прочесть. Я в детстве допытывалась у Морковки: если испокон веков магов брала к себе земля – откуда взялась вера в Бездонь и прочее?

Морковка чесал конопатый нос и принимался за древние сказочки.

По ним выходило, что будто бы раньше люди были получше нас. Настолько, что особо чистых (или особо безумных) и пламя не брало: они ходили сквозь огонь, потому что виров у них не было, «воды молчали».

Только люди расплодились, выродились в полных мразей, перестали почитать богов и уважать друг друга. Девятерым это пришлось не по вкусу. Время от времени они пинали людей – взять хоть историю с Ледяной Девой, когда она чуть всех не заморозила, так что пришлось народ бабочке спасать. Люди притихали, потом опять плодились и были упорными в своей мразотности.

Под конец Девятерым надоело, и они решили извести «нечистых» вконец. Поручили работку Дарителю Огня – и Йенх Огнетворец сотворил Пламенный Мор. С расчетом, что «чистых» не возьмет, а остальных не жалко.

Морковка рассказывал, что Даритель Огня будто бы наслал на людишек своих подручных – огненных элементалей в виде птиц.

– Фениксов? Они ж не вредят людям.

– Ну… они были огромные, – мялся Морковка. – Может, это были какие-то неправильные фениксы.

В общем, кто бы там ни был: драконы, огромные неправильные фениксы или другие какие твари – но людей они извели как следует, да и Кайетте досталось. Тогда появились Горелые Пустоши – те, что в Дамате, и Чёрные Льды – на окраине Крайтоса. О прекращении Мора взмолились сразу все: и оставшиеся люди, и Травница, и Ледяная Дева, и Целительница…