— Это — маски Марди Грас. Некоторые из них довольно старые. Изредка я продаю по одной, но в основном они — мои лары и пенаты.
— Ларри и кто?
— Лары. Пенаты. Духи-хранители. Не бери в голову. Классика.
Я стал осматриваться и сразу же заметил, что Лора Говард всё ещё придерживалась своего оккультного кайфа, как мы раньше это называли. Все книги были о колдовстве и «древних тайнах», всё в таком духе, включая неизбежный «Некрономикон». На доске для ключей висели колоды Таро. Был даже мешочек чего-то, надписанный, как «Дьявольский Прах».
Я взвесил его в руке. — Дьявольский Прах? — переспросил я.
— Для тех, кому такое потребуется. Дьявольский Прах.
Среди зелий, трав и чёрных свечей имелся и широкий ассортимент более шаблонного реквизита фокусников: волшебные палочки, шляпы, маски, очки с карикатурными глазами, повязки на глаза, фальшивые ножи и даже резиновый цыплёнок. Внутри запертых витрин мерцали хрустальные шары, каждый из них удерживала пара деревянных рук.
— Ты торгуешь таким барахлом?
— Старикан, у которого я купила это место, обычно поставлял трюки Эрни Ковачу[75]. Я же имею дело с утончённой клиентурой.
На стене, в конце прохода между полками, висела огромная, сияющая в полумраке афиша: три летающих диска и подпись «УЗРИ ИХ с Л. Алленом Вайнштейном». Там были ещё книги, в основном про НЛО, а ещё про Атлантиду, бигфута, Бермудский треугольник и целая стопка томов Вайнштейна. Я недоумевающе покачал одним томиком.
— Я не изменилась, — тихо произнесла она.
— Ты что, всё ещё занимаешься всем этим хреновым вбиванием гвоздей в крысиные сердца, да?
Она даже не улыбнулась.
— Ты ещё спроси меня, не сосу ли я до сих пор свой палец. Любой смог бы добиться успеха за эти годы.
Она взяла меня за руку и провела сквозь занавес из бусинок. Позади нас что-то грохнуло. Упало и разбилось стекло.
Вдруг Лора дёрнула меня назад, в лавку. — Эсмеральда! — прошипела она.
В ответ раздался лишь скрип, как в старом оседающем доме, затем тишина.
— Твоя кошка?
Она не ответила, но снова направила меня в другую комнату. Я увидел сверкающую в углу лавовую лампу, на стенах уйму афиш с летающими тарелками и матрас на полу. Возле лампы было то, что выглядело алтарём, с высовывающейся из него шестипалой деревянной рукой. На кончиках пальцев искрилось цветное стекло.
— Барри, я уверена, наша сегодняшняя встреча что-то означает.
— Судьба, милая моя. Это начертано звёздами. Твой знак — Скорпион. Мой — Поверните Направо, Продолжайте Движение…
Лора приложила палец к моим губам. — Не будь так циничен с вещами, в которых не разбираешься. Это что-то означает. Я знала, что нужно пойти в то место. Я знала, что сегодня встречу там тебя — или ещё кого-то, имеющего значение.
— Это удивительная случайность, вот и всё.
— Нет никаких случайностей, Барри Этвуд. Даже это не случайность. — Она стащила свою дашики, затем мою.
Она опустилась на матрас и потянула меня за собой, а затем продолжила демонстрировать, что не вся её магия была эфирной и абстрактной… и потом, когда мы лежали там, вспотевшие от любви, легко было притвориться — позабыв всё прочее — что почти не прошло времени с тех ночей, что мы тайно проводили вместе в офисе «Рыси» — журнала Университета Виллановы.
Я упомянул об этом и Лора ответила: — Всё это только в в твоём разуме, в любое время, на любом расстоянии. Вот чему я научилась за прошедшее десятилетие и даже более того. Вот почему крысиные сердца и меловые круги мне больше не нужны. Это трудно объяснить, но, как только твой дух настроится на… думаю, ты назвал бы это космической энергией, хотя адепты пользуются разными названиями… то сможешь узреть Мастеров из иных миров, где нет ни войн, ни болезней, ни смерти. Ты перестанешь стареть. Этого ты и хотел бы, верно?
— Как Питер Пэн, — пробормотал я, в основном сам себе. Я закинул руки за голову и уставился в потолок. — Я не вырасту, я не…
— Ты так чертовски ограничен. Ты думаешь, что знаешь всё, со своей паршивой наукой, но я попытаюсь дать тебе величайший подарок, который ты когда-либо получал. Я могу переместить тебя назад и вперёд во времени, словно иголку через ткань, вне досягаемости старости и смерти. Как только твои глаза откроются, как только ты поймёшь, тоже сможешь такое проделывать. Как только ты узришь их…
Барри перестал говорить, будто у него иссякли слова. Он закрыл глаза. На мгновение я почти подумал, что он заснул. Как вдруг Барри выпрямился в кресле и почти прокричал мне.
— Я сделал кое-что по-настоящему тупое, Фил. По-настоящему тупое.
— Эй, успокойся. Что ты сделал? Просто скажи мне.
— Я посмеялся над ней.
— Я знал, что это жестоко, но не мог с собой справиться. Ты помнишь, как это было в колледже. Раньше мы потешались над тем, что она ведьма и всё такое. Это была славная шутка. Мы с тобой, Фил, ни на миг не относились к этому всерьёз. И теперь, услышав её речи об этом, с такой невозмутимой искренностью, весь тот смех вернулся.
В ярости она впилась в меня взглядом. Вся лавка, как по заказу, затряслась. На миг мне показалось, что это землетрясение. В соседней комнате на пол свалилось уйма товара. Лавовая лампа опрокинулась, бросая дёргающиеся тени на стены и потолок.
— Эта Эсмеральда, — немного нервно произнёс я, — точно собирается тебя разорить.
Лора отползла подальше от меня, к лампе. Несмотря на всё, единственной мыслью, всплывшей в моём мозгу, было: «После всех этих лет у неё всё ещё клёвая задница».
Я опять рассмеялся, но оборвал хихиканье, когда она швырнула одежду мне в лицо.
— Думаю, лучше тебе свалить нахрен…
Я сел. — Мне жаль, — сказал я. — Правда жаль. Ты мне очень нравишься и, надеюсь, мы навсегда останемся друзьями, но это уже чересчур — слушать, как ты предлагаешь покатать меня на летающей тарелке, чтобы посмотреть на абсолютно духовных мастеров с Марса…
У пола зашелестел занавес из бусин, словно нечто маленькое только что вошло в комнату. Но, когда я обернулся и посмотрел, то ничего не заметил.
Я наскоро оделся и поднялся, чтобы уйти. — Слушай, мне действительно жаль. Я извиняюсь. Могу я что-то для тебя сделать? Может, пригласить на ужин?
Она просто сидела там, уставившись в пространство, не обращая на меня внимания. Когда она заговорила, то как будто обратилась ко всей вселенной.
— Это — совершенно особенный день.
— Я сожалею, что испортил тебе его. Я извинился. Что ещё мне сделать?
Лора поднялась на ноги и подошла ко мне, всё ещё обнажённая. Она потянулась, чтобы коснуться моего лица. Я поднял руку, чтобы оттолкнуть её, но замялся. Двумя вытянутыми пальцами Лора прикрыла мне глаза.
— Когда придёт время, — сказала она, — ты всё увидишь. Ты откроешь глаза. Ты станешь не просто мимолётным проблеском, а не только пятном на небесах. Для тебя не останется никаких тайн. Открой глаза. Пойми, что теперь мы, ты и я, связаны волшебством плоти. Пойми особое значение этого дня, этой встречи. Для меня это — что-то, вроде получения диплома. Я столько лет трудилась, чтобы этого достичь. Открой глаза. Для тебя это только начало, первый шаг. Открой глаза. Узри их. Открой глаза.
Я отступил назад и встал в дверях, глазея на её наготу, её бесспорную красоту. Тем временем мой ум забавлялся кобелино-студенческими мыслишками, несмотря на то, что больно было видеть Лору в гневе.
И я сказал сам себе, что подсознательно до сих пор её люблю. По-другому никак не получалось объяснить эту боль.
Вдобавок, было и ещё кое-что: в полутьме она явно выглядела моложе. Это проявлялось в том, как мерцала её кожа. И что-то ещё, чего я не осознал, пока не убрался оттуда.
Волосы Лоры были абсолютно чёрными. Белая полоса — лампас, как она её называла, несомненно исчезла.
