— Вот и я об этом, — кое-как очистившись от грязи, я накинула куртку и уже после решила изучить находку.

Это действительно была бумага, но не просто лист, а сложенный…билет в цирк.

— Отлично! — бурно отреагировала я. — То есть, я там корчилась от натуги ради билета в цирк?

— У тебя вот тут отпечаток кирпича, — Алтай указал на мою щеку и по его напряженному лицу, я поняла, что он едва сдерживается от смеха.

— Иди ты…в цирк! — не выдержала я, пихнула ему в руки билет и чеканя шаг направилась вон из переулка.

— Стой, — крикнул мне в след Алтай. — Ты не поняла!

— Что я не поняла? — бросила я, не оборачиваясь. — Что просто теряю здесь время?

— Скорее всего, это просто первая подсказка. Тебе надо сходить на представление, чтобы найти вторую.

Я услышала за своей спиной слоновий топот, а это означало, что Алтай пытался меня догнать.

Я резко выдохнула и остановилась. Мне, конечно, не до веселья, но заставлять старого знакомого бегать за мной будет просто свинством с своей стороны.

— Алтай, мне сейчас не до разгадывания шарад. И у меня совершенно нет времени участвовать в каких-то странных детективных играх.

— Мне тоже, — серьезно ответил Алтай. — Думаешь, ты одна чувствуешь, что происходит что-то странное?

— Ты о чем? — меня накрыло волной растерянности пополам с тревогой.

Алтай аккуратно сложил билет, расстегнул молнию на кармане моей куртки, сунул билет и снова застегнул. А уже после ответил:

— Я не первый день живу, девочка. И так же, как и у тебя, чутье у меня звериное. Не потому что мы с тобой такие крутые, а потому что оба выходили за грань допустимого, переступая через свою человечность. Это не просто ломает, это меняет химический состав крови. Превращает из разумного существа в животное. А что делает животное? Оно живет инстинктами. Так и мы с тобой, девочка, живем инстинктами и никому не верим, потому что вера — это слишком большая роскошь, — он остановился, выдохнул, а потом продолжил: — Глазами я вижу то, что видят все остальные — обычная жизнь, такая же, как была день, месяц, год назад. Но инстинктами я чувствую — что-то меняется. Оно в воздухе. Оно в каждом рассвете. Оно в каждом дуновении ветра. Что-то грядет. И боюсь, это что-то станет началом конца.

Алтай замолчал. Молчала и я, обдумывая его слова. После он оглянулся по сторонам и чуть склонив голову, продолжил уже тише:

— Они, — он выделил это слово и прикоснулся к своему плечу, словно стряхивая пыль, но я поняла на что он намекал — на погоны, — думают, что никто не заметил увеличения их количества там, где это не нужно. Здесь нет границы, которую нужно охранять, нет военных объектов, нет стратегически важной инфраструктуры. Вспомни историю. Как одна наша императрица взошла на престол благодаря поддержке гвардии и вельмож.

Я подняла на него ошарашенный взгляд, потому что то, к чему он клонил не укладывалось вообще ни в какие рамки.

— Ты намекаешь на государственный переворот? — прошептала я, потому что даже помыслить о таким казалось уже кощунством.

— А что? — пожал Алтай широкими плечами. — Армия всегда играла большую роль в политической жизни страны. Армия — это сила. А у кого сила, тот и прав. На этом строится вся наша жизнь, все наше общество. Тебе ли не знать об этом.

— А вельможи? — все никак не могла я уложить эту теорию в своей голове.

— А что вельможи? Сегодня вельможи — это те, у кого больше всех денег. Богатство праведным путем не наживешь, следовательно, вельможи у нас кто?

— Криминалитет, — дала я ответ не раздумывая.

— Правильно, девочка. Криминалитет, который всегда был и всегда будет. Во всех странах при любых режимах. Только где-то он на виду, где-то правит из подполья, а где-то рядится в деловые одежды и изображает из себя интеллигенцию в десятом поколении посещая деловые приемы да светские рауты.

— Но для того, чтобы они обеспечили свою поддержку, необходимо предложить им что-то, от чего они не смогут отказаться, — продолжила я оспаривать версию Алтая.

— Или заставить. Например, шантажом, — Алтай посмотрел на исподлобья таким образом, словно пытался донести какую-то мысль, которую не мог сказать прямо. — А чем можно держать за горло тех, кто может сам кого угодно за горло взять?

Я знала.

— Компроматом.

Алтай согласно кивнул, но добавил:

— Или близкими. У всех есть близкие люди, жизнь и благополучие которых дороже своей собственной. Даже у криминальных авторитетов.

— Ты хочешь сказать…, — начала я, не веря.

— Я ничего не хочу сказать, — отрезал Алтай. — Я всего лишь немного поразмышлял. А дальше уже решение за тобой. Каждый человек сам выбирает, во что ему верить.

Я обиженно захлопнула рот.

— Не сердись, — миролюбиво хлопнул он меня по плечу. — Ты мне дорога. Ты это знаешь. Но я не хочу брать на себя ответственность за происходящее. Думай и решай сама. И посматривай себе за спину.

Он указал глазами куда-то назад. Я обернулась и увидела припаркованный на другой стороне улицы черный микроавтобус с тонированными стеклами.

— За нами следят. За тобой следят, девочка.

Не успела я осмыслить факт слежки, как друг порывисто обнял меня и, шепнув на ухо:

— Не подставляйся, — быстро перебежал дорогу, что было нехарактерно для его массивной фигуры, и скрылся в потоке людей.

Мне остался лишь сумбур в голове и зуд между лопатками, который возникал тогда, когда за мной кто-то пристально наблюдал. Я почесала спину и ненавязчиво оглянулась по сторонам, но не заметила ничего подозрительного.

Город жил своей жизнью. Все как обычно, ничто не выбивалось из общей картины, которую можно было лицезреть на улицах Восточной столицы едва ли не каждый день. Раздраженно гудели застрявшие в пробке автомобилисты, подгоняя стоящие впереди машины. В парке через дорогу катали в колясках детей молодые мамочки. Пестрел вывесками и раздражал звуковой рекламой торговый центр справа. С сосредоточенными и мрачными лицами торопливо бежали по своим делам горожане. Кто-то нырял в подземку, кто-то наоборот с облегчением выходил из дверей метро. Подростки шумной стайкой толпились у киоска с уличной едой. Мальчишки подначивали друг друга, пихали в спины и под локти, громко гоготали над понятными только им шутками, пытались отхватить у стоящего рядом кусок вкуснятины и с интересом посматривали на сидящих на лавочке девчонок. Юные барышни, все как одна в розовых фирменных курточках, заинтересованно поглядывали в ответ, кокетливо поправляя волосы и хихикая.

Я нахмурилась, вдруг ощутив себя на фоне беззаботных школьников бесконечно старой завистливой бабкой. А после плюнула на все, ступила на край тротуара и взмахнула рукой. Не прошло и пары мгновений, как возле меня мягко притормозила серебристая «Тойота».

Мы с водителем «Тойоты» мило беседовали, обсуждая проблемы глобального потепления, когда телефон в моем кармане ожил. Даже не взглянув на экран я уже знала, кто звонит.

— Ответишь? — с мягкой улыбкой поинтересовался мой новый знакомый, представившийся Виктором, отреагировав на назойливое жужжание в моей куртке.

— Придется, — огорченно вздохнула я, и полезла за телефоном. — Вот и чего тебе неймется?

— Ты где? — зло, а потому отрывисто спросил Сашка.

— Сам знаешь, — раздраженно ответила я. — Это ведь твои ручные песики следуют за мной попятам. Кстати, ты бы приструнил их, а то оштрафуют. За несоблюдение правил выгула домашних питомцев.

Повисла напряженная пауза, во время которой, я была в этом уверена, Сашка призывал на помощь всех известных ему богов и богинь, чтобы не сорваться на ор. Обращение к небесным силам за помощью затянулось так надолго, что я уже собралась повесить трубку, как услышала требовательное:

— Зачем ты к нему села?

— Эээээ, — содержательно промычала я, — у него тачка крутая.

Вновь рекламная пауза, во время которой я рассматривала свои ногти, а Седой, судя по злобному пыхтению и звуку откупориваемой бутылки, усиленно пытался успокоиться.