— А…, — начал мой друг что-то говорить, но я уже отключилась. И направилась ко входу в цирк, вливаясь в разноцветную человеческую толпу, состоящую из родителей и их детей, радостно торопящихся на представление.

Едва я только прошла сквозь вращающиеся стеклянные двери, потеснив стайку не вовремя замешкавшихся подростков, как в нос тут же ударил специфический аромат, присущий исключительно цирковым помещениям. Он состоял из дикой смеси запахов — попкорна, сладкой ваты, животных и…ковровой пыли. Для людей этот запах непривычен, ведь мало, кто посещает цирк регулярно, но тем не менее, неудобств он не доставлял, судя по радостным лицам окружающих, с любопытством оглядывающихся по сторонам. А вот мое тонкое обоняние суккуба моментально взбесилось.

Тут же разболелась голова, заныла шея, стало душно, захотелось развернуться и бегом вырваться на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Но времени для совершения пробежек туда-обратно не было, потому как представление, на которое мне самым наглым и самым неудобным способом всучили билет, должно было начаться через десять минут.

Я решила заглянуть в буфет, чтобы купить воды. Но распрощалась с этой идей, едва зайдя в помещение, заставленное многочисленными пластмассовыми столиками. Находиться там было совершенно невозможно, ведь к запаху цирка тут же примешался запах быстрой еды — гамбургеров, сэндвичей, жареной картошки. А еще здесь было громко. Очень громко. Галдели и смеялись дети, их пытались перекричать родители, скрипели ножки металлических стульев о кафельный пол, перекрикивались сотрудники, торопясь обслужить эту голодную до хлеба и зрелищ толпу.

Ощущая, как к горлу подкатывает тошнота, я попятилась и быстро выскочила обратно в коридор, мысленно проклиная тот момент, когда решила все-таки посетить цирк со словами «а чем старый черт не шутит». Под рогатым я подразумевала Алтая, который всегда был для меня авторитетом и умел убеждать. И вот теперь благодаря ему я мучилась усиливающейся головной болью и с трудом сдерживала стремительно накатывающее желание начать убивать.

Стараясь не стонать, я поднялась по лестнице на второй этаж, помахала перед билетером своим билетом и вошла в павильон для представлений.

Манеж был еще пуст и погружен в сумрак. Места для зрителей, как и в любом цирковом шатре, располагались амфитеатром. Зал был заполнен уже больше, чем на половину. А потому мне пришлось потолкаться коленями с успевшими усесться на свои места соседями, и, блаженно вздохнув, плюхнуться на кресло. На меня тут же с неодобрением покосилась какая-то толстая мамаша в смешном берете и подтянула к себе поближе сына лет пяти.

— Шапку, — я указала на её головной убор, — в помещении воспитанные люди вообще-то снимают. Или вы не воспитанная?

Мамаша возмущенно глянула на меня. Я мстительно улыбнулась. Дамочка вздернула оба своих подбородка и отвернулась, покрепче прижимая к себе пацана, который явно не желал быть втиснутым в мамины жировые складки, обтянутые дешевой розовой кофточкой из люрекса с блестящим отливом. Одежка делала мадам похожей на свинью-копилку. Не удержавшись от смешка, я отвела взгляд, так как свет в зрительном зале начал постепенно гаснуть, а манеж наоборот — подсветился включившимися софитами.

В цирке я никогда ранее не бывала. По крайней мере, в тот период жизни, который я помню. Меня некому было водить на красочные и веселые представления. В моей жизни в принципе не было места веселому и красочному. А потому я с интересом начала рассматривать арену, даже на некоторое время позабыв, с какой целью собственно сюда явилась.

До тех пор, пока на пустующее рядом со мной место не опустился человек.

Я не обратила внимания на его появление, собственно, как и другие зрители — все были захвачены поражающими воображение трюками, которые начали выполнять появившиеся под куполом цирка воздушные гимнасты.

— Невероятно, правда? — заговорил вдруг мой сосед. Он говорил очень тихо. Так, словно вел беседу с самим собой. Никто другой не смог бы расслышать его слов сквозь музыкальное сопровождение представления. Но он говорил и говорил именно со мной, в полной уверенности, что я прекрасно услышу произнесенное им. — Кажется, что это так легко — парить под куполом цирка держась лишь за тканевые полотна. А на самом деле, за всем этим стоят часы работы. А также кровь, пот, боль, страх — все то, что приходится огромным усилием воли преодолевать каждый день. Знакомо, не так ли?

— А вы судите с позиции любителя или эксперта? — безразлично проговорила я в ответ, не отрывая взгляда от арены.

— С позиции любителя, который когда-то был экспертом, — выдохнул мужчина, склонившись ко мне на недопустимо близкое расстояние, отчего сердце выдало несколько быстрых ударов. Но я не пошевелилась, все также наблюдая, как циркачи, мужчина и женщина, выполняют в паре восхитительный по своей сложности и изяществу номер.

— Не трудно парить в воздухе, словно птица, когда умеешь этим самым воздухом управлять.

— Как вы поняли? — с нескрываемым удивлением спросил меня человек.

Я небрежно пожала плечами.

— Разве это не очевидно? — мой вопрос мог показаться риторическим, хотя таковым не являлся на самом деле.

— Возможно, — сдержанно ответили мне. — Для вас.

— А для вас нет? — теперь была моя очередь уходить от ответа.

— Кто знает, — не скрывая иронии, проговорил человек. — И все же, как вы поняли, что гимнасты — не люди?

Я, продолжая наблюдать за артистами, пояснила, решив быть честной:

— Воздушные потоки, они ими управляют. Мужчина выполняет ведущую функцию — воздушная капсула, в которой они находятся его рук дело. Она обеспечивает их безопасность — если сорвутся с полотен, то не пострадают. Смещенный воздушный поток замедлит падение и не даст сильно травмироваться, при этом, никто из зрителей не поймет, что была использована магия. Умно, — одобрила я. — Женщина в свою очередь осуществляет поддержку, страхуя его и себя в особенно сложные моменты. Именно благодаря ей они выполняют эти удивительные трюки, которые противоречат не только человеческой физиологии, но и законам физики.

— То есть, прямо сейчас вы видите, как они используют магию? — уточнил человек.

— Конечно, это трудно не заметить, — фыркнула я, — магия воздушников имеет отчетливый фиолетовый отсвет. Иногда сиреневый, но только в том случае, когда элементаль еще молодой и не вошел в полную силу.

И чуть повернула голову, чтобы взглянуть на заговорившего со мной человека, как тут же услышала:

— Не поворачивайтесь.

— Почему? — и, хотя я знала ответ на свой вопрос, все равно не могла не спросить.

— Моя личность должна остаться для вас инкогнито, — снисходительно пояснили мне.

— Зачем тогда было вообще назначать мне встречу, да еще таким сложным путем сообщать мне о своем желании поговорить, если вы не доверяете мне?

— Я никому не доверяю, — и спустя секундную заминку человек добавил: — Впрочем, как и вы. В этом мы с вами похожи.

— Но все же, вы здесь, — я оставила попытку взглянуть в лицо своему собеседнику и вновь повернулась в сторону манежа. Воздушные гимнасты закончили свой номер, поклонились и удалились. Им на смену вышли клоуны.

— Как и вы, — заметил человек.

Мы замолчали. Я не знала, как начать разговор. Да и стоит ли нам вообще разговаривать. А человек не спешил мне помочь и обозначить истинную цель встречи.

— А чем светится магия огневиков? — вдруг спросили меня. — Так ведь вы себя называете?

— Не всегда. И не все, — отстраненно произнесла я, а после добавила: — Лично мне определение огненный саган нравится больше.

— Огненный саган, — повторил за мной человек, словно пробуя эти слова на вкус. — Хорошо звучит.

— Рада, что вам нравится, — меня уже начинало тяготить общество незнакомца, как и вся эта ситуация. Клоуны были несмешными и потому раздражали, в павильоне было душно, со всех сторон шуршали, хрустели и чавкали. А еще большинство детей не способно было усидеть на месте дольше пяти минут — они вскакивали, пытались выйти в проход, вырывались из рук родителей, рассыпали во все стороны попкорн, громко смеялись и постоянно что-то выкрикивали.