— Ты выглядишь лучше, чем в нашу последнюю встречу, — с хитрой смешинкой заметил Альфа.

— Пить бросила, — без улыбки ответила я, не отводя взгляда.

— Надо же, — восхитился оборотень все с тем же блеском в чуть изменивших цвет глазах.

— Заставили, — свела я на нет его восхищение. — А еще заставили работать.

— Это я тоже заметил, — кивнул Альфа, так же поддерживая зрительный контакт. Мы были словно застывшие друг перед другом фехтовальщики, со шпагами наизготовку.

— Вопрос, — перешла я к делу, решив, что обмен любезностями благополучно окончен. — Все вервольфы — ликантропы, но не все ликантропы — вервольфы. Правильно?

— Да, — спокойно подтвердил Альфа. — Есть и другие формы, кроме волчьей. А почему ты интересуешься?

— Мне кажется, что я встретила оборотня, — попыталась объяснить я, сама до конца не понимая, кого именно ищу. — Вот только этот оборотень способен долго сохранять молодость и превращаться не в животных, а в других людей. Вернее, я пока видела только два его облика. Ну, мне кажется, что их пока было два.

— А животная форма у него есть? — заинтересовался Альфа.

Я покачала головой.

— Я не знаю, возможно. Есть еще одна особенность — он умеет влиять на людей, на их сознание. Внушать им…разные вещи. Но не гипнотизировать, а словно…зачаровывать.

— Что-то не похоже на оборотня, — с сомнением поджал губы Альфа. — Если у него нет животной формы, то это не ликантроп, Фима. Но я готов с уверенностью на сто процентов заявить, что это точно не вервольф. Таких способностей у нас нет, а по поводу других форм — я не все знаю. У нас не принято делиться интимными подробностями своего вида.

— А если животная форма есть, — начала я выстраивать теорию, стараясь уцепиться хотя бы за что-то, — то, кто это может быть?

— Не знаю, — Альфа, казалось, растерялся. — Может быть, ты не там ищешь, Фима?

— Теперь я уже тоже начала сомневаться, — ответила я, хотя внутренний голос вопил, что от этого дела буквально разит оборотнями.

— Погоди, — вдруг насторожился Альфа, — ты сказала «он», а это точно мужчина?

— Нууу, — замялась я. — Нет, хотя тут тоже есть сомнения.

— То, что я тебе сейчас расскажу граничит с мифологией и городскими легендами, — Альфа вдруг принял строгий вид. — А потому я не несу никакой ответственности за достоверность информации.

Я согласно кивнула, понимая, к чему ведет оборотень. Ликантропы очень ответственно относятся к словам. Для них все, что они говорят — имеет особое значение. А потому говорят они мало, а попусту болтают так и вовсе редко. Это их качество мне всегда импонировало. Больше, чем застрявшие между зубов куски человеческой плоти.

— Есть теория, — он выделил голосом последнее слово, — о существовании женщин-оборотней, которые имеют второй облик, но при этом не являются ликантропами.

— Это как так?

— А вот так! Их называют ламиями и в животной форме они выглядят, как нечто среднее между змеёй и ящерицей. Они бесплодны, а потому не способны передавая ликантропию своему потомству, как это, например, происходит у тигров. Тигриная ликантропия не передаётся через укус. Тигром-оборотнем можно только родиться. В отличии от ликантропии волчьей. У нас все наоборот — наши самки редко способны выносить ребенка, но укус вервольфа автоматически означает заражение.

— А укус ламии? — спросила я, хотя не уверена, что у них имеются зубы.

— Насколько мне известно, они не кусючие, — ухмыльнулся оборотень, продемонстрировав красивые крепкие зубы. Меня слегка передернуло. А как возле него Дарина засыпает — вообще не понятно.

— Но как, в таком случае, появились ламии?

— Фима, я вообще не уверен, что они существуют, — оборвал мои рассуждения Альфа, которому это тема была не так интересна, как мне. — Я с ними никогда не встречался. И вспомнил, только потому, что ламии, якобы, обладают способностью ментального воздействия. Какими-то своими фибрами они улавливают настроения и чувства людей, влияя на них. Кроме того, умеют менять облик, но процесс этот долгий, мучительный и жуткий.

— А вот с жуткого поподробнее, пожалуйста, — оживилась я, незнакомая с фольклором оборотней.

— Там все реально страшно, — предупредил меня Альфа. — Чтобы поменять облик им необходимо сначала принять животную форму, а после натянуть на себя кожу того человека, личину которого они хотят принять.

— Погоди, но разве для этого не нужно сначала эту самую кожу содрать?

— Мыслишь в правильном направлении. Да, сначала они снимают кожу, причем целиком и заживо.

— Ох, — содрогнулась я от отвращения, живо представив себе эту картину.

— Да, они вроде как-то усыпляют жертву, — добросовестно делился информацией Альфа.

— А что они потом делают с чужой личиной, когда она им больше не нужна?

— Не знаю, наверное, сбрасывают, как змеи, — предположил Альфа и на этой мрачной ноте мы распрощались.

Но едва исчезло изображение красивого мужественного лица, как красная лужица мигнула и появилась Дарина.

— Серафима, — внезапно позвала ведьма. — Я давно хотела тебе сказать…твоё безразличие к себе когда-нибудь тебя убьет.

— Может быть, так будет лучше, — постаралась улыбнуться я и достала погруженную в кровь яшму, тем самым, обрывая связь.

Добираться до трехэтажного дома старой постройки, высящегося напротив бывшей гостиницы Астория пришлось на метро. Подземку я не любила. Подсвеченные мутными желтыми лампами лабиринты, сладковато пахнущие резиной и переполненные людьми, ожесточенно штурмующими вагоны, меня пугали. Таившаяся на глубине подсознания клаустрофобия, за годы лишь усилившаяся, выныривала наружу, едва только я проходила через турникет. «Ну так-то здрасьте», — как бы заявляла она и мои ладошки начинали предательски потеть. Не обошлось и в этот раз. Быстро сбежав по эскалатору, я заскочила в удачно подошедший поезд и забилась в самый дальний угол, надеясь, что поездка быстро закончится. Людей было не настолько много, чтобы тыкаться носом в чужую подмышку, но и не настолько мало, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Страдать долго не пришлось, благо ехать оказалось недалеко. Да и сама Астория находилась поблизости от выхода из метро. Так что вскоре я уже настойчиво тыкала пальцем в дверной звонок. Номер квартиры Крот не назвал, а спрашивать в лоб было бы совсем уж подозрительно. Поэтому я полюбопытствовала у девушки с коляской, как раз выходившей из нужного мне подъезда, в какой квартире проживает девочка со странным именем и не менее странной внешностью.

— Сорок четвертая, — без лишних вопросов ответила незнакомка, целиком поглощенная попыткой аккуратно протиснуть широкую двухместную коляску сквозь узкий дверной проём. — На третьем этаже.

Исполнил роль доброго самаритянина и подсобив девушке в её нелегком труде, который назывался «быть мамой близнецов», я поскакала наверх, перепрыгивая через ступеньки.

Цифра сорок четыре украшала самую простую дверь, обтянутую дешевым бордовым кожзамом. Звонок тоже оказался самым примитивным, но зато громким.

— Фима? — лицо Моли исказилось в изумлении, едва она распахнула дверь и узрела на пороге мою скромную персону.

— Привет, — лучезарно заулыбалась я и шагнула вперед раньше, чем девчонка успела захлопнуть эту самую дверь перед моим лицом, которому и так постоянно доставалось. — Угостишь чаем? А то у меня кончился.

— Чай? — оторопела девчонка, которая, как я сильно подозревала, девчонкой и не была.

— Если бы у меня кончился кофе, я бы пришла за ним, — продолжала я нести чушь, одновременно планомерно продвигаясь в глубь квартиры, коридор которой был настолько узкий, что даже морской свинке было бы тесно.

— Ладно, — все еще демонстрируя непонимание происходящего и стараясь не выходить из роли ответила Моль. А после развернулась и направилась в кухню.

Идти было недалеко, буквально шага четыре. Но и их паршивка не успела сделать, потому что была отброшена к стене моим пусть не самым лучшим, зато определенно яростным ударом. Едва девчонка со стоном повалилась на пол, как я прихватила её за волосы, намотав их на кулак и еще раз приложила головой об твердую поверхность.