Я рывком поднялась с кресла и лихорадочно забегала из угла в угол, спотыкаясь о собственные ноги и натыкаясь на мебель. Каждое мое движение сопровождалось грохотом и стуком, но я отмечала это лишь краем сознания. Ведь моем в мозгу болезненно пульсировала одна единственная мысль. Мысль о том, что именно у меня был красный байк и точь-в-точь такой шлем, как описал Юстас.

Не добежав в очередной раз до противоположной стенки, я замерла на полпути и медленно обернулась к бывшему любовнику.

— Набегалась? — иронично поинтересовался он.

— Я этого не делала, Юстас, — прошептала я.

— Конечно, нет, — легко согласился он.

Я облегченно выдохнула и вернулась обратно в кресло. Даже сама не ожидала, насколько для меня было важно, чтобы мне хоть кто-то поверил.

— Куда дела свой байк помнишь?

— Я его как-то разбила по пьяной лавочке. В столб влетела. Да так, что колеса в разные стороны выгнулись. Отдала в сервис, но так и не забрала. Где байк сейчас — понятия не имею. Скорее всего, продали как вторичку на авторынке, — предположила я. — Кроме того, мотоцикл хоть и дорогой, но не эксклюзивный. Найти такую модель — не проблема.

— А шлем? — напомнил Юстас. — Такой был только у тебя.

— Рисунок обычный — просто пламя, — пояснила я. — Нанести его на черный мотошлем проще простого.

— Получается, что изобразить тебя на трассе могла любая девчонка похожей комплекции, — безрадостно подытожил Юстас.

— Выходит, что так, — согласилась я. — Но зачем? В то время я уже ушла от Хасана и находилась далеко отсюда.

— Может быть, именно поэтому? — задался вопросом Юстас. — В городе тебя не было, о случившемся ты не знала, связей с прежними знакомыми не поддерживала. А о том, что у вас с Хасаном были сложности в общении знали все, кому надо и не надо. Так что, ты являлась идеальной кандидатурой, чтобы свалить на тебя смерть бывшего нелюбимого босса.

— Вот только босс не умер, — напомнила я и снова вскочила. — Где его теперь искать?

— А зачем его искать? — безмятежно спросил Юстас. — Все считают его мертвым, так пусть все так и остается.

— Ты не понимаешь! — схватилась я за голову. — Мне кажется, что взрывы в городе — его рук дело.

— С чего вдруг ты так решила? Хасан, скорее всего, сидит сейчас где-то на берегу моря под пальмой и кокос грызет.

Я остановилась напротив бывшего, чтобы посмотреть на него зло и требовательно.

— Кто-то стягивает сюда армию, Юстас. Кто-то готовится к войне.

— А может быть все проще? В городе произошло уже три взрыва. Естественно, что наши спецслужбы зашевелились. И решили усилить оборону.

— Вот именно, — я склонилась над бывшим, уперев ладони в подлокотники его кресла. — Уже произошло три взрыва. Почему все так спокойны? Никто не паникует, никто не обсуждает это, никто не боится. Как будто…как будто на город опустили полог молчания и безразличия.

Но у Юстаса и на это нашлось объяснение.

— Ты же знаешь, что наши люди привыкли верить средствам массовой информации. А они просто замалчивают ситуацию. И все. Если медиа не сообщило о каком-то событии, значит, его не было.

— Невозможно контролировать все каналы коммуникации, которыми пользуются современные люди.

— Не будь наивной, всё можно контролировать. И это уже делается. Не первый год, и весьма успешно. Население существует в информационном вакууме, который был создан правящими кругами, и получает ту информацию, которую одобрили свыше. Это огромная система с отлаженными механизмами воздействия и против неё сложно бороться. Иллюзия свободы выбора — вот, как это называется и с этим практически невозможно бороться, если ты — обычный человек.

— Если не придет кто-то, кто все изменит, — пробормотала я, отступая назад.

— В смысле? — нахмурился Юстас, приподнимаясь со своего места.

— В прямом, — ответила я, после недолгих раздумий. — Больше всего на свете Хасан всегда хотел только одного — власти.

— Все этого хотят, — уверенно заявил Юстас.

— Нет, я этого не хочу, — мои слова были искренними. Мне действительно не нужна была власть, и я не особенно понимала, почему вес вокруг так к ней стремились.

— Потому что ты — странная, — разоткровенничался вдруг Юстас. — Всегда была странной.

Я скептически изогнула бровь. А бывший поспешил уточнить:

— Это не плохо. И не хорошо. Это просто факт. У тебя как будто мозги по-другому работают.

И вот эти слова Юстаса заставили меня кое-что вспомнить.

— Юстас, — позвала я, — а что ты знаешь о девятом отделе?

В первую секунду его глаза растерянно расширились и тут же напряженно сузились.

— Я не думаю, что тебе стоит лезть в это, детка.

— Я влезла в это уже очень давно, — с горьким смехом, рвущим душу на клочья, проговорила я. — И не по своей воле.

И по тому, как исказилось его лицо стало понятно — он догадался. Не мог не догадаться. Напряженность сменилась растерянностью, за ней явилась жалость, финальной эмоцией стала злость.

— Как? — только и смог выдавить он.

Мне стало тошно.

— Там работал один человек, — ответила я, отворачиваясь. — Он был уже пожилым и годился мне в дедушки. Собственно, так я к нему и относилась — как к дедушке, которого у меня никогда не было. А может быть и был, я не знаю. Не помню. Он заботился обо мне. Приносил фрукты, сладости и книги. Несколько раз даже смог пронести маленький портативный телевизор, и мы вместе смотрели фильмы. Техника был старенькой, показывала плохо, звук был тоже с помехами, но я так радовалась возможности увидеть мир за пределами четырех белых стен. Возможности почувствовать себя обычной. А когда я не могла уснуть он напевал колыбельные. В последние несколько месяцев он старался оставаться на ночные дежурства, чтобы вывести меня в маленький дворик, где я дышала свежим воздухом и смотрела на звездное небо. Он очень рисковал этим. Ведь мне запрещено было покидать комнату. В одно из таких дежурств он явился странно оживленным…

Дядя Миша протянул мне пакет, в котором оказалась теплая одежда и попросил переодеться. Когда я была готова, мы вышли во дворик и дядя Миша уверенно направился к высокой стене, которая по периметру окружала здание лаборатории и возле которой уже стояла складная лестница. Мне приказали забираться наверх, а на мой изумленный взгляд ответили:

— Сигнализация и камеры видеонаблюдения отключены. Как переберешься через стену — беги к ограде. Ничего не бойся. Собаки спят, а ворота открыты специально для тебя. Когда выйдешь за территорию, поверни направо и беги прямо. Бежать придется долго, несколько километров. Но тебе нужно добраться до большого перекрестка. Там справа от тебя будет лес, а слева — дорога в город. До утра твое отсутствие не обнаружат, но за это время тебе необходимо добраться до города. Следуй вдоль трассы, но по обочине. Так, чтобы из проезжающих мимо машин тебя не было видно. И далеко не уходи — заблудишься.

И мне, ошарашенной и сбитой с толку, сунули что-то в карман.

— Это деньги, — прошептал дядя Миша, в страхе оглядываясь. — В городе возьмешь такси и отправишься по адресу, записанному на бумажке. Там тебя встретят и спрячут. В ближайшие пару месяцев сиди там и не высовывайся. Тебя будут искать и искать настойчиво.

— А как же вы? — выдохнула я, уже ставя ногу на первую ступеньку.

Дядя Миша поправил усы, а после как-то растерянно спрятал руки в карманы. И на очень короткий миг мне показалась, что эту часть плана по моему спасению он не продумал. Уже не молодой мужчина приложил огромные усилия, чтобы вытащить меня из этого ада экспериментов и изучений, но о себе подумать забыл.

На меня нахлынули эмоции, и я со всего разбегу бросилась дяде Мише на шею.

— Все будет хорошо, милая, — я услышала улыбку в его голосе, — ты справишься, главное — не останавливайся.

Я отстранилась от него и заглянула в испещрённое глубокими морщинами умное лицо. В уголках бесконечно добрых глаз блеснули слезы. Дядя Миша успокаивающе погладил меня по голове, как ребенка, которому приснился страшный сон. Как своего ребенка.