Именно в этот период крайне обостренной внутренней обстановки, в период политических распрей и военных авантюр на польской границе Рейнхард Гелен получил первые уроки подрывной деятельности. Он лично Принимал участие в вылазках на польскую территорию, хотя вообще-то не Мечтал о боевых подвигах. Он познакомился кое с кем из командиров фрейкора и в душе презирал их-за мальчишеский, «кавалерийский» подход к решению таких тонких и важных вопросов. Он безошибочно определил, что представляют собой эти люди, склонные к употреблению спиртного авантюристы, для которых важнее всего показное геройство и легкая добыча, а'отнюдь не судьба Германии. Для крайне рассудительного человека, каким был Гелен, образцом для подражания наверняка являлся любитель закулисных интриг, как его непосредственный главнокомандующий генерал фон Сект. Последний в своих действиях руководствовался аксиомой, что политика — это власть. Именно поэтому этот закоренелый монархист старой прусской закваски был готов служить даже социалистическому правительству. Гелен тоже был воспитан в уважении к власти. На ее стороне он оставался всю свою жизнь.

Благодаря усилиям премьера Штреземана жизнь в Германии начала постепенно налаживаться, хотя страну, случалось, будоражили то монархический заговор в Баварии, то коммунистический мятеж в Саксонии. В конце концов удалось обуздать даже чудовищную инфляцию. Ялмар Шахт ввел новую денежную единицу, а благодаря мощной финансовой поддержке со стороны США и Великобритании возникла надежда на оздоровление экономики и даже относительное процветание.

Приезжая в отпуск в Бреслау и Лейпциг, где его окружали праворадикально настроенные знакомые отца и дяди, Гелен встречался с политиками, университетскими преподавателями, писателями и бывшими офицерами. Некоторые из них сотрудничали с издательством «Харт» — в ту пору крупнейшим в Германии, специализировавшимся на выпуске учебной литературы, — едва ли не монополистом в этой области. В этих кругах излюбленной и неиссякаемой темой разговоров была большевистская угроза. Образованная, зажиточная часть Германии содрогнулась, узнав, что на выборах 1925 года в поддержку коммунистов было подано два миллиона голосов — плюс к этому их злокозненные лозунги, приход к власти Сталина, успехи вездесущего ОГПУ и советской разведки в Западной Европе. Как здесь не переживать за судьбу фатерланда, более того — и это было их глубоким убеждением — за судьбу всего мира. Так что борьба с нависшей над миром коммунистической угрозой отнюдь не сводилась для них к спасению презренной Веймарской республики.

Наблюдая жизнь за стенами казармы, Гелен отметил для себя все возрастающие симпатии к недавно созданной национал-социалистической партии. «Пивной путч», устроенный в Мюнхене в 1923 году генералом Людендорфом и Адольфом Гитлером, обернулся позорным провалом. Однако уже в последующие два-три года партия националистской революции превратилась в значительный фактор внутриполитической жизни Германии. И хотя высокообразованные, начитанные и воспитанные друзья и знакомые Гелена презирали трескучую болтовню выскочки Гитлера, тем не менее они в принципе соглашались с провозглашаемыми им целями — вернуть немецкому народу его былую силу и гордость — и все-таки терзались сомнениями. Но более всего их привлекала идея Гитлера об отвоевании «жизненного пространства» на Востоке — именно в нем виделось единственное спасение для страны, пережившей тяжелые времена после поражения 1918 года.

Школьные учебники, выходившие в геленовском семейном издательстве, содержали немало пассажей в этом духе. В 1928 году отец Гелена выпустил учебник истории для старших классов, автором которого значился некий «доктор Вальтер Гель», то есть не кто иной, как его младший сын. В учебнике писалось о немцах как о единственном народе в Европе, который живет за пределами своего национального государства. О Германии же говорилось как о «жалком охвостье» с четырьмя придатками — Австрией, Люксембургом, Лихтенштейном и Данцигом, расположенными вне ее пределов, не говоря уже о немецких по духу Нидерландах и миллионах соотечественников, вынужденных терпеть притеснения со стороны, иностранных правительств еще в десяти странах: Чехословакии, Польше, Литве, Венгрии, Югославии, Дании, Швейцарии, Франции (в Эльзасе), Бельгии и Италии.

В конце концов автор делал вывод, что немцы — народ, лишенный жизненного пространства, нация, которой тесно в ее нынешних границах, и выдвигал идею Великой Германии, что мало чем отличалось от идеи гитлеровского Третьего рейха.

Другой подобной продукцией семейного издательства стал школьный атлас, в котором Австрия, Данциг, Прибалтийские страны, Судетская область, а также части Польши и Югославии были обозначены как «немецкие в этническом отношении». Более того, Украина значилась на его страницах как «естественная житница новой Великой Германии».

Рейнхард Гелен твердо уверовал в жизненную необходимость расширения Германии на восток. Сделавшись убежденным антикоммунистом, он был движим не только националистическими настроениями. Его уверенность зиждилась на рассудочном убеждении, что немцы наделены некой социологической и экономической миссией хозяев Восточной Европы. И он с увлечением стал изучать эту обширную область Европы. Начал Гелен с чтения книг о Советском Союзе и постепенно не на шутку увлекся и даже собрал целую библиотеку о советской административной и политической системе, о коммунистических экспериментах с индустриализацией, колхозами и борьбе с неграмотностью. Как военного его интересовала структура Красной Армии, каковой она стала благодаря гению Троцкого, сумевшего создать из сборища оборванцев самую грозную силу в Европе. Наибольший интерес, по всей вероятности, у него вызвала деятельность Коминтерна, раскинувшего свою сеть по всему миру и сеявшего на всех континентах семена мировой революции, а также устройство ЧК и разведывательной службы — причем таких масштабов, каких до этого не имела никакая другая страна.

Гелен едва ли не боготворил Феликса Дзержинского, польского аристократа и несгибаемого большевика, создателя «красной инквизиции», а также менее знаменитого продолжателя его дела — Вячеслава Рудольфовича Менжинского, возглавлявшего тогдашнее ОГПУ.

Гелен запоем читал книги о России, с жадностью выискивая любую крупицу информации о ней в немецких газетах и журналах, и вскоре сделался в некотором роде ученым-самоучкой. Он мог часами произносить речи на любимую тему перед собратьями-офицерами, хотя те слушали вполуха, будучи не в состоянии уследить за его политическими и экономическими доводами. Правда, одна история — типичный черный юмор — пришлась им по душе — Гелен обычно рассказывал ее в офицерской столовой и на вечеринках, поскольку считал по-своему забавной.

Однажды Сталин, в ту пору уже Генеральный секретарь ЦК, поинтересовался у Дзержинского, сколько контрреволюционеров содержится под арестом в ЧК. Дзержинский послал ему записку, в которой говорилось, что таковых в Москве около 1800. Сталин вернул ему эту бумажку с крестиком на полях. На следующий день арестованных расстреляли. Дзержинский уведомил Сталина, что его распоряжение об экзекуции контрреволюционеров приведено в исполнение. В ответ секретарь Сталина написал следующее: «Иосиф Виссарионович всегда помечает крестиком, что он познакомился с содержанием донесения».

К Менжинскому, менее знаменитому хозяину ОГПУ, Гелен испытывал нечто вроде уважения. Кстати, имя это он уже знал довольно давно, еще в бытность Менжинского советским консулом в Берлине, когда тот одновременно возглавлял советскую шпионскую сеть. Менжинский был уникальной фигурой в ряду холодных и безжалостных начальников ОГПУ. Интеллектуал, по слухам, владевший двенадцатью языками, и среди них такие как китайский, японский, арабский, персидский, Менжинский писал стихи, увлекался математикой, астрономией, физикой. Гелена неизъяснимо влекла к себе эта загадочная двойственность: как можно стоять во главе самой мощной в мире репрессивной машины и одновременно сочинять стихи; сосредоточить в своих руках беспрецедентную власть над людскими судьбами и в то же время посвятить себя гуманитарным наукам; любоваться звездным небом и одновременно возглавлять шпионскую сеть, коварные щупальца которой протянулись едва ли не по всему миру.