В ноябре 1933 года новоявленный фюрер организовал показные выборы, в которых не участвовали кандидаты от оппозиции. Стоит ли удивляться, что нацисты получили 92 % всех голосов. Эта цифра представлялась весьма сомнительной; даже правительство признало, что три миллиона бюллетеней было испорчено и еще несколько миллионов человек воздержалось от голосования — это был единственный способ выражения протеста. Результат этих «выборов» также способствовал выходу Германии из Лиги Наций.

Поддержку фюрера армией ни в коем случае нельзя было назвать безусловной, и эта нестабильность являла собой единственную реальную угрозу новому режиму. Чтобы справиться с ней, Гитлер нанес удар по радикальному социал-революционному крылу своей собственной партии, отвергающему способ, которым Гитлер пришел к соглашению с реакционно настроенными промышленниками и генералами.

В июне 1934 года, в «ночь длинных ножей», 74 лидера СА позволили заманить себя в ловушку в баварском отеле, где и погибли от рук эсэсовских головорезов. Среди убитых был и главнокомандующий СА Эрнст Рём, некогда ближайший адъютант Гитлера и главный организатор нацистского движения. В это же время в Берлине эсэсовцы убили генерала фон Шлейхера и его жену, а также трех личных помощников фон Папена. Жертвами репрессий сказались и сотни других людей. Эта резня стала своего рода предупреждением как потерявшим свои посты политикам, так и членам кабинета — Гитлер давал понять, что не потерпит ни малейшего неподчинения. Великая кровавая чистка — до тех пор пока она была направлена против «леваков» среди нацистского руководства — встретила одобрение со стороны генералов. Многие узрели в ней стремление к уничтожению самого Гитлера. Как и вся мировая общественность, они совершили чудовищную ошибку. Генералы явно недооценили решительность новоявленного фюрера, вознамерившегося своими посулами совратить нацию и поставить себя во главе ее в качестве единоличного диктатора. Большинство консервативно настроенных членов кабинета вскоре оказались не у дел, а им на смену пришли оголтелые нацисты. Другие же — такие как Папен и «финансовый кудесник» доктор Ялмар Шахт, которые якобы «осознали истинность и необходимость национал-социалистического учения», — предпочли холуйствовать.

Гелен с ликованием приветствовал «возрождение рейха» — особенно заявление Гитлера о перевооружении германской армии и отказ от участия в Женевской конференции, — но вскоре разочаровался в проводимой политике. Правда, подобно большинству немецких офицеров, он утешал себя мыслью о том, что Гитлер по крайней мере уважительно относился к армии — он не только оставил на прежних постах таких видных фигур, как генерал фон Бломберг, генерал фон Фрич и адмирал Рудер, но даже повысил их статус. Более того, отказавшись выполнять условия Версальского договора, фюрер по сути дела озвучил настроения, которыми вот уже много лет жили и Гелен, и его семья, и многие честные немецкие патриоты.

Сам Гелен был готов без колебаний принять Гитлера в качестве лидера новой Германии: фюрер одержит победу над всеми врагами немецкого народа, покончит с коммунистами и расширит границы Третьего рейха на востоке, подарив немцам «жизненное пространство», о котором так мечтал Гелен.

Как уже говорилось, в последние дни войны Гелен осознал всю чудовищность принимавшихся Гитлером военных решений, но тем не менее не примкнул к заговорщикам, пытавшимся устранить фюрера, а остался верен ему до конца.

Благодаря своему неукротимому честолюбию Гелен сумел подняться от младшего офицера в провинциальном гарнизоне до руководителя гитлеровской разведки, деятельность которой была направлена против своего смертельного врага — Красной России. Но в 1933 году ему, новоиспеченному офицеру Генштаба, прежде всего полагалось обзавестись «документами выпускника» Военной академии. Это штабное учебное заведение, которое официально именовалось Академией Вооруженных сил, в ту пору только-только становилось на ноги. Его программа по идее была призвана готовить офицеров для ОКВ — высшего командного состава вермахта. Правда, О КВ — детище генерала фон Рейхенау, тогда одного из немногих нацистских подхалимов среди армейского начальства, — в ту пору пребывало еще в стадии замысла. Генералы приняли идею создания подобной структуры в штыки, увидев в ней покушение на свои привилегии. Между прочим, в этом они были совершенно правы — именно так и получилось, когда идея ОКВ наконец воплотилась в жизнь.

Гелен окончил академию с отличием. Он был одним из самых прилежных студентов специального семинара по СССР. Наверняка его преподаватели вскоре поняли, что их подопечный знает о марксизме, коммунистическом режиме, Красной Армии, Коминтерне и советской разведке больше, чем они сами. «Не удивительно, что Рейнхард Гелен получал только отличные отметки», — рассказывал мне годы спустя один из офицеров, впоследствии владелец дорогого отеля во Франкфурте. — Многим из нас занятия в академии казались своего рода отпуском — отдыхом от казарменной жизни и строевых учений, так что все вечера мы только и знали, что развлекались с хорошенькими девушками. И только Гелен сидел у себя в комнате, обложившись книгами о России — помнится, перед сном он обычно читал толстенный том статистических отчетов по СССР».

Середина тридцатых ознаменовалась в Европе политическими маневрами. Нацистский путч в Вене в 1934 году, убийство австрийского канцлера Дольфуса на какое-то время оставили Гитлера без поддержки со стороны Муссолини — тот считал, что Австрия находится в сфере его влияния. У французского правительства тоже имелся повод для серьезного беспокойства — Саарская область снова отошла к Германии. Не удивительно, что в апреле 1935 года Франция, Великобритания и Италия заключили в Стрезе соглашение, направленное на ограничение военного потенциала Германии. Франция также пошла на союз с СССР, что, в свою очередь, обеспокоило английских консерваторов. Британское правительство было даже готово вести переговоры с Гитлером, поскольку тот обещал сдерживать рост военно-морских сил.

Именно тогда были заложены основы пресловутой политики умиротворения. Риббентроп — исполнявший в тот период обязанности посла в Лондоне — направо и налево раздавал заверения в миролюбивых намерениях Гитлера — как политикам-тори, так и их женам в светских салонах. Члены консервативного кабинета, такие как сэр Джон Саймон и сэр Сэмюэль Хоар, призывали к сотрудничеству с гитлеровским рейхом. За исключением Черчилля и горстки его единомышленников, консервативная партия дружно превозносила Гитлера и его успехи. Политики-тори никак не могли простить Франции ее договор со Сталиным, от которого, по их мнению, исходила основная угроза Британии и ее колониальным владениям. Вот почему они с восторгом восприняли идею возрождения Германии как оплота борьбы с коммунизмом. Небольшая, но набиравшая силу группа настроенных антигитлеровски немецких генералов удивлялась недальновидности британцев, хотя и надеялась повернуть ее себе на пользу. Если бы только англичане, наконец, прозрели и сумей они сами избавить страну от Гитлера, консервативный монархический режим, основанный на ведущей роли армии, стал бы куда более надежным оплотом борьбы с исходящей из Москвы угрозой мировой революции, а сотрудничество между Берлином и Лондоном покоилось бы на совершенно ином основании. Германский военный атташе в Лондоне, генерал-майор Геир фон Швеппенбург, также разделял антигитлеровские настроения. Он был в дружеских отношениях с группой генералов, во главе с новым начальником штаба генералом Людвигом Беком, которые активно пытались избавить-ся от Гитлера. Фон Швеппенбург, помимо официальных реляций, отправлял в Берлин также секретные донесения лично Беку. И если в официальных депешах сообщалось о том, что британское военное министерство проникнуто духом восстановления дружеских отношений с Германией, а британские военачальники готовы дать немцам шанс, понимая, что конфликт между Британией и Германией будет только на руку Москве, Беку и своим товарищам-заговорщикам он писал о том, что именно они обязаны раскрыть глаза британским военным относительно истинных намерений Гитлера.