Чан хохочет.

— О да! Много было ошибок. Мы с друзьями заинтересовались катакомбами еще в восьмидесятые. Тогда в городе не было столько такси, концерты заканчивались уже ночью, и потом начинались всякие приключения. Ну, и раз это были восьмидесятые, то, конечно, мы употребляли всякие вещества, поэтому часто возвращались из клубов домой по этим туннелям, чтобы не встречаться с полицией. Катакомбы были тогда весьма оживленным местом, с кем я только здесь не сталкивалась.

Мы выходим к куполообразному залу-перекрестку, от которого в разные стороны расходится несколько коридоров. Чан светит фонариком на стены, выхватывая из темноты граффити, имена и даты, написанные разными цветами. Своеобразный визуальныйдневник подземного тайного общества. Под стеной валяется брошенный баллончик с краской. Все выгладит довольно впечатляюще, я даже на какое-то время забываю о своих страхах. И тут мне в глаза бросается граффити — острые углы и черточки над перевернутыми греческими буквами. Послание от Анжелы, адресованное только мне:

Я здесь.

— А потом почти все входы в туннели закрыли, — продолжает Чан. — На правом берегу вообще не осталось ни одного. А теми, что остались в южной части Парижа, пользуются лишь такие авантюристы, как я, да еще торговцы людьми, и с ними лучше не встречаться.

Чан продолжает болтать, направляясь в левый коридор, но я остаюсь на месте. Такие авантюристы, как я. Или как Анжела. Она знала об этом входе в подземелье. И она оставила мне подсказку. Значит, я на верном пути. Я здесь.

Мы идем по узкому проходу, украшенному костями, пока не оказываемся в круглом зале, выложенном черепами. Впалые скулы и пустые глазницы образуют аккуратные ряды. Здесь тоже сходится несколько туннелей, но входы в них заколочены досками, открыт только один слева. На каменной табличке, установленной над узким входом, видны буквы:

ARRBTE

C’EST ICI L’EMPIRE DE LA MORT

«Остановись. Ибо здесь царство смерти».

— Чан?

Из горла вырывается какой-то писк. Вопреки здравому смыслу и этому предупреждению мы собираемся войти туда. Впервые в жизни осознаю, что внутри меня находятся точно такой же череп и точно такие же кости, как и те, что рассыпаны здесь повсюду.

— Впечатляет, правда? — Чан стоиту входа, почти касаясь головой таблички с надписью. — Первые строители катакомб были очень романтичны.

Я прохожу за ней сквозь арку, бормоча себе под нос проклятия. Как ни странно, с каждым шагом моя тревога уменьшается, несмотря на низкий потолок, жуткий холод и тьму за пределами кругов света от наших фонариков. Неужели ко всему этому действительно можно привыкнуть?

За углом мерцает свет. Кто-то, как и мы, нелегально находится здесь в неурочное время. Торговцы людьми? Хочу закричать, чтобы предупредить Чан, но она скрывается за поворотом. Осторожно заглядываю за угол и вижу коридор, освещенный рядами электрических лампочек. Налево и направо уходят дорожки, стоит табличка с указателем маршрута экскурсии. Это, должно быть, тот самый длинный маршрут, по которому Себ хотел провести меня в понедельник.

Чан стоит за углом, совершенно не обращая внимания на мое отсутствие, открыв приложение компаса на телефоне.

— Это где-то здесь, — говорит она. — Сорок восемь градусов северной широты…

Я жестом прошу ее передать мне телефон с компасом и смотрю на экран.

— Нет. Это не здесь.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что мы пришли не туда, куда надо. Анжела не выбрала бы это место для того, чтобы спрятаться здесь. Черепа со стен тупо смотрят на меня, пока я пытаюсь понять, где ошиблась.

Чан удивленно смотрит на меня.

— Это самая восточная точка лабиринта. Дальше хода нет.

Стрелка компаса делает полный оборот, наконец, останавливается.

— Он правильно показывает? Где восток? Там? — спрашиваю я Чан.

Она отрицательно качает головой.

— Нет, мы слишком глубоко забрались; компас тут не работает. Что мы должны были найти? Зарытые сокровища? — усмехается она, демонстрируя ямочку на подбородке.

Из глубины туннеля доносится запах сырости и разложения. Несмотря на холод, на лбу снова выступает пот. Может, она права? Если говорит, что дальше пути нет, значит, так и есть. Она ведь излазила эти катакомбы вдоль и поперек.

И что, все это зря?

Просто глупо и смешно.

Есть еще один способ. Надо довериться интуиции. Или, как говорит Анжела, связи на подсознательном уровне. Я иду по направлению туристических указателей по грунтовой тропе, уходящей куда-то вниз. Чан молча следует за мной. Черепа, черепа, кости, снова черепа, полки с черепами, полки с костями, стены с черепами, кости… Похоже, я уже привыкла к жуткому зрелищу, меня больше не тошнит при взгляде на эту мозаику.

Замедляю шаг у узкого прохода, рядом с которым стоит запрещающая табличка, и пытаюсь представить сестру, ее ауру, ее энергию, ее способность очаровывать всех вокруг себя… Вспоминаю ее слова о том, что мы с ней связаны невидимой нитью и должны научиться общаться на эфирном уровне.

— Шейна? — Чан трогает меня за руку. — Там ничего нет.

Она кивает на щель в скале рядом со мной. Я игнорирую ее замечание и наклоняюсь ближе. Присутствие Анжелы всегда наполняло меня каким-то особенным теплом. Пытаюсь вспомнить это ощущение, представить, что сестра зовет меня. «Я здесь. Я жду». Адреналин борется с клаустрофобией, и какая-то нечеловеческая сила толкает меня вперед, прямо в эту дверь в ад. Я протискиваюсь в узкую трещину.

— Анжела? — адепчу я. Дикие спазмы сжимают желудок, но я двигаюсь вперед, вытянув руки. Проход идет под уклон, свет от ламп туристического маршрута не проникает сюда. Себ говорил, что катакомбы тянутся под землей более чем на двести миль. Холодный воздух окутывает меня, я сжимаю и разжимаю пальцы, чтобы согреться хоть немного.

Неожиданно я оказываюсь в довольно большой пещере. Поднимаюсь на ноги, ожидая нападения какого-нибудь монстра, и оглядываюсь. Я здесь явно не первая.

На стене висит проекционный экран, перед ним несколько десятков стульев. В дальнем конце импровизированного кинотеатра расположена полная напитков барная стойка с тремя стульями. Зал не меньше пятнадцати метров шириной и метров десять высотой. В картонной коробке в углу на полу лежат старомодные катушки с кинопленкой, рядом винтажный кинопроектор с двумя бобинами и современный электронный проектор. Место во всех смыслах андеграундное. Только для своих. Сколько же еще тайн хранят катакомбы?

Через щель в скале я возвращаюсь к Чан. Она дожидается меня, скрестив руки на груди.

— Думаю, нам пора возвращаться, — говорит ОНЭ.

— Послушайте, мадам Чан. Большое спасибо, что привели меня сюда, но вы, если хотите, можете уйти без меня. Ведь мы на маршруте официального тура. Так что я и сама смогу выбраться.

— Нет, не сможешь. По крайней мере, в ближайшее время. Сегодня суббота. И катакомбы откроются только после десяти.

Анжела, Анжела, Анжела. Мантра крутится у меня в голове, пока я ищу какой-нибудь знак от сестры и пытаюсь использовать экстрасенсорную силу близнецов.

Чан внимательно наблюдает за мной.

— Тебе нехорошо?

На повороте тропинки на полу туннеля выложен из бедренных костей узор в виде чаши. Что-то в нем кажется мне знакомым; я видела его раньше на фотографиях Дижеды. Представляю себе тысячи крошечных кабелей, тянущихся от моего тела, напряженных и готовых передавать безмолвные сообщения сестре, не столько слова, сколько ощущения. Вспоминаю направление по компасу. Да, коридоров, идущих отсюда на восток, нет, но тут я замечаю небольшое отверстие в одной из стен на уровне колена, достаточно большое, чтобы в него протиснулся человек.

В моей груди стучат барабаны, и я бросаюсь к отверстию. Чан не отстает. Ложусь на землю, проползаю в дыру и встаю на ноги в длинном темном туннеле. Чан остается снаружи, крича, чтобы я возвращалась. Нащупываю фонарик, но не успеваю его включить; чувствую, что рядом со мной кто-то есть.