— Куда теперь? — спрашивает Жан-Люк.

От груды венков и букетов, которую я видела на фотографиях в интернете, когда искала информацию о стрельбе в Сорбонне, осталось лишь несколько высохших цветов — вот и вся память о том, что здесь произошло недавно. Среди них разбросаны квадратные кусочки оранжевой бумаги с рекламой скидок на бутерброды для студентов. Я поднимаю руку и останавливаю такси.

— Так и будете расспрашивать?

Жан-Люк фыркает и залезает на заднее сиденье. Мы едем на Монмартр сквозь ужасные пробки. Жан-Люк спрашивает об Эммануэль и ее отношениях с Анжелой, но я уклоняюсь от разговора. Следую указаниям сестры никому не доверять.

Когда Жан-Люк отворачивается к окну, я достаю телефон, чтобы написать инспектору Валентину. Как-то странно посылать эсэмэски полицейскому, но каждая минута на счету, и я не могу пойти к нему вместе со своим гидом.

Я остаюсь до следующего воскресенья. Нужно освободить квартиру. Вам что-нибудь известно об Эммануэль Вуд? Возможно, у нее были счеты с Анжелой, она ее преследовала.

Инспектор отвечает почти сразу:

Оставьте полицейскую работу мне. Вуд не является подозреваемой. Я узнал, что вы подписали бланк опознания трупа. Большое спасибо. Если появятся новости, я свяжусь с вами.

— Что-то случилось? — спрашивает Жан-Люк. Он наклоняется, чтобы посмотреть на экран, но я выключаю телефон.

— Ничего. Просто проблемы с интернетом.

Жан-Люк открывает ленту новостей на своем телефоне и хмурится.

— Опять стреляли, на этот раз в Тулоне. На юге Франции.

— Кошмар. Кто-нибудь пострадал?

— Непонятно. Пока нет информации.

— Похоже, и у вас стрельба становится обычным явлением, — замечаю я. — Как думаете, почему это происходит?

Жан-Люк выключает телефон и пристально смотрит на меня.

— Трудно сказать. Скорее всего, это связано с колониальной политикой Франции. Бывшие подданные колоний иммигрируют в метрополию в поисках лучшей жизни. Не все и не всегда ее здесь находят. Их заставляют ассимилироваться, но не всем это нравится. Они хотят сохранить свою идентичность, а система давит на них.

Погруженные каждый в свои мысли, мы молча въезжаем на мост Александра Третьего.

Нападение пьяницы в полицейском участке могло быть чем-то большим, нежели просто ненависть рядового француза к американской политике. Его мог разозлить даже тот факт, что я говорю по-английски, а не по-французски. Существует огромная разница между американцами из среднего класса, как мы с Анжелой, и беженцами, ищущими спасения во Франции, но не могло ли это сложное отношение к чужакам сыграть роль в истории с исчезновением Анжелы?

Мы останавливаемся у дома Анжелы, и Жан-Люк лезет в свой бумажник.

— Нет. Не стоит, — говорю я и расплачиваюсь картой.

Жан-Люк поджимает губы. Я уже не раз замечала этот мимический жест у французов.

— Как хотите, конечно, но я ведь тоже ехал в такси. Тогда с меня ужин.

Когда мы выходим на тротуар, я безуспешно борюсь с приступом нервного смеха.

— Вообще-то у меня назначено свидание с вещами Анжелы. С ними надо что-то делать. Но все равно спасибо.

Жан-Люк улыбается и машет мне рукой. Мы гуськом поднимаемся по лестнице, как недавно с Себом. На лестничной площадке Анжелы Жан-Люк останавливается:

— Ну что ж. Надеюсь, я вам сегодня помог. Если понадоблюсь завтра — всегда пожалуйста. Если опять потянет на кофе, найду координаты кафе.

Координаты… Я улыбаюсь. Это слово скорее из лексикона какого-нибудь капитана дальнего плавания.

Независимо от того, насколько хорош английский Себа, Дельфины и Нур, сразу слышно, что он им не родной. «У меня тридцать». «Вы есть сестра Анжелы». У Жан-Люка тоже встречаются всякие лингвистические проколы, но гораздо реже, чем у остальных моих французских знакомых, не говоря уже о докторе из морга.

— Спасибо. Буду иметь в виду.

Помахав на прощание рукой, я вваливаюсь в темноту квартиры. Его застенчивая улыбка светится на сетчатке моих глаз, пока они привыкают к сумраку. В квартире полный бардак. Раскрытые коробки с документами, кучи одежды — уже не разобрать, где моя, а где Анжелы, — разбросанная обувь. Щелкнув выключателем, я кидаю сумку на кровать и замираю.

Координаты.

Анжела ходила на курс картографии!

Я бросаюсь к ноутбуку, открываю закладку и еще раз читаю:

Божественное расследование

48535.75 2201

Ну конечно же! Эти цифры никакой не номер телефона, а широта и долгота. Я быстро набираю сообщение Жан-Люку:

Встречаемся завтра в 11 утра. Пообедаем пораньше.

Я слышу, как этажом выше пиликает эсэмэска. Ответ приходит мгновенно:

Постараюсь не опоздать.

Заливистая птичья трель вырывает меня из оков сна. Это было бы прекрасно, если бы не тот факт, что я вырубилась в два часа ночи, упав головой на кучу заметок о городах, построенных на месте болот. Пытаюсь открыть жалюзи, но металлическая щеколда никак не хочет поддаваться. Птицы, заслышав мою возню, на мгновение замолкают, но потом, поняв, что опасности нет, продолжают щебетать с еще большим задором. На столе вибрирует смартфон, и на экране появляется послание от Себа.

Какие планы на сегодня? Нам нужно встретиться. Это не касается наших с тобой отношений.

Да уж. Я криво усмехаюсь. Ты облажался, Себ. Выключаю телефон и некоторое время раздумываю над тем, разумно ли было сообщать ему, что я осталась в Париже?

— Шейна?

Это Жан-Люк. Его голос доносится из-за двери как раз вовремя. Я поправляю платье и оглядываю комнату в поисках сумки. Главное, что я вчера сделала, — это отыскала в кроличьей норе браузера Анжелы адрес доктора Шарля Леруа и отправила ему электронное письмо с просьбой о встрече. Кроме этого, я перечитала кучу материалов о парижских катакомбах: потайные склепы, склепы, заполненные фибулами, склепы с телами солдат, у которых переломаны руки и ноги, и даже — самое жуткое — склепы, забитые под завязку телами близнецов, как можно судить по проведенным ДНК-исследованиям. Она даже составила каталог черепов близнецов, отметив пятнадцать пар и пять черепов без совпадений. Я беру свои записи и бутылку воды и выхожу в коридор.

— Bonjour, — приветствует меня Жан-Люк.

С нижнего этажа ревет французская попса — и это в среду утром! — Жан-Люк в такт музыке произносит речитативом:

— Serons-nous detestables?[32]

Потертые джинсы и футболка с надписью «Range Free»[33] (не знаю, догадывается ли он о скрывающейся в этих словах иронии) придают ему хипстерский вид. Такого чувака вполне можно увидеть на обложке альбома какой-нибудь попсовой парижской группы. По крайней мере, ничего фиолетового.

— Вы сегодня выглядите как настоящая француженка, — он показывает на мои сандалии с перекрещивающимися ремешками. — Или даже римлянка.

— Да, из-за этой жары я стала носить одежду Анжелы. Моя вся пропиталась потом.

Жан-Люк сочувственно кивает в ответ.

Я прохожу мимо него и спускаюсь по лестнице, легкое платье Анжелы развевается при каждом моем шаге. Он идет за мной, держась несколько дальше, чем вчера. Одежда Анжелы, похоже, годится лишь для флирта. Но я сразу же отсекаю любую возможность этого. Мне правда просто нужна чистая одежда. Мы переходим улицу, распугивая стаю голубей. Жан-Люк наблюдает за мной краем глаза.

«-«sr И куда сегодня? — интересуется он.

— Ресторан «Две мельницы».

Вчера я ввела координаты божественного расследования в поисковую систему. После нескольких попыток я получила осмысленный вариант:

48°53′ 5,75" N, 2°20′1″ Е

Это координаты ресторана, который фигурировал в любимом фильме Анжелы — «Амели». В последнем классе школы она пересмотрела его столько раз, что понимала слова уже без субтитров.