– Прочитаю, когда вернусь.

«Господи, можно мне хоть несколько дней спокойно отдохнуть?»

– Мы с твоим отцом тут поговорили…

Робин откинула голову назад. Все ясно. Мать позвонила вовсе не потому, что хотела дать ей возможность поговорить с сыном.

– …тебе нужно как следует все взвесить и подумать, как будет лучше для Джека.

Робин не верила своим ушам.

– Лучше для Джека? Ты вообще о чем сейчас?

– Неужели ты хочешь, чтобы сын рос в неполной семье? – спросила мать, понизив голос, словно речь шла о чем-то постыдном.

– Я хочу, чтобы он рос со счастливой матерью. Или ты забыла, что Билл мне изменял?

– Он не первый, кто совершил ошибку.

– Ошибку? Да он же ходил налево еще до того, как мы поженились!

– Не надо разговаривать со мной таким тоном, – спокойно заметила мать. – Знаю, Билл ранил твои чувства, но он же извинился и хочет начать все с начала.

Да, все верно. Вот только бывший муж ведет себя так потому, что с теперешней пассией отношения не складываются.

– Просто предупреждаю: не руби сплеча. Да, Билл не идеален, но он хороший человек.

– Я его не люблю.

И никогда не любила, внезапно поняла Робин.

Когда Робин узнала, что Билл ей изменяет, то почувствовала себя обманутой. Она злилась и негодовала, что супруг нарушил данные обеты, умирала от унижения. Но о разбитом сердце и речи не было.

«Я никогда его не любила».

Робин ощутила острое желание сказать эту фразу вслух, попробовать ее на вкус.

– Мама, я никогда его не любила, – прошептала она в трубку.

– Что ты сказала?

Робин сделала глубокий вдох:

– Я никогда не любила мужа.

– Не говори глупостей! Ты же вышла за него замуж.

Все, что не соответствовало представлениям матери о жизни Робин, сразу получало ярлык «глупости».

– Я его никогда не любила, – повторила Робин громче и увереннее.

«Почему же я вышла за него замуж?» Потому что они были вместе уже три года? Потому что она достигла того возраста, когда люди вступают в брак? Потому что Билл соответствовал общепринятым требованиям: красивый, добрый, с хорошими перспективами в отношении работы? Потому что он сделал ей предложение? Потому что Робин не хотелось думать о том, что делать и как себя вести, если она откажет?

– Мы с отцом просто хотели удостовериться, что ты уверена в своем решении. Раз ты считаешь, что оно правильное – так тому и быть.

Мать не выносила долгого противостояния. Да, она первая была готова всадить нож, но вытаскивала его так быстро, что лишь намного позже ты понимал, что истекаешь кровью. Вот и сейчас у Робин возникло ощущение, будто по ее телу течет горячая красная жидкость. Она разозлилась.

– Ты звонишь мне, чтобы сообщить, что пришли бумаги на развод? Они могли бы подождать до моего возвращения, – сказала Робин, смахивая с подбородка черного муравья.

– Я увидела конверт и вспомнила о письме. Прости, забыла, что ты такая чувствительная.

Робин сжала зубы. Что за ненавистная привычка: извиняться и тут же оскорблять? Впрочем, она совершенно не в настроении чувствовать себя виноватой.

– Я не чувствительная. Я в отпуске. Всего лишь хотела провести несколько дней с друзьями. Но мне и этого не дозволено?

– Ну, разумеется, мы хотим, чтобы ты насладилась отдыхом.

«Тогда почему мне постоянно приходится оправдываться?» – подумала Робин.

Хотя, может быть, дело не в родителях? Вероятно, она сама привыкла жить с чувством вины. За то, что подала на развод. За то, что теперь живет с мамой и папой. За то, что ездит на работу. За то, что посмела взять отпуск. За то… Следующую мысль Робин не посмела додумать до конца.

Мать повысила голос:

– Могла бы поинтересоваться, как дела у нас. Знаешь ли, в таком возрасте уже непросто присматривать за малышом.

– Ты сама предложила помощь! Я могла оставить Джека у Билла, но ты сказала…

– Я лишь говорю, – перебила мать, продолжая говорить все тем же нарочито спокойным тоном, – что было бы неплохо сказать нам спасибо.

Робин почувствовала, как напряглись ее мышцы. Да, надо поблагодарить и повесить трубку. К тому времени, как она вернется домой, об этом разговоре все уже забудут. Родители всегда общались очень вежливо. Слишком вежливо. В их доме никогда не звучала брань, никто не ссорился и не впадал в ярость. Тебя знакомили со своей точкой зрения спокойно и настойчиво.

– Спасибо, – наконец выдавила из себя Робин. Да что это с ней? Почему она так злится?

– Пожалуйста. Ты же знаешь, мы любим Джека. И тебя тоже.

– Знаю.

И правда, отец с матерью постоянно твердили, как они ею гордятся и как дорожат. Наверное, с ней самой что-то не так?

– Прости, – сказала Робин, на этот раз совершенно искренне. – Что-то я стала слишком раздражительной.

– Не переживай, – ответила мать. По голосу было слышно, что она снова улыбается. – Я вспомнила твой переходный возраст. Ты всегда становилась такой, когда общалась с Лекси и Бэллой.

– Становилась какой?

– Дерзкой.

– Разве? – Скорее всего мать хотела в очередной раз уколоть ее, вот только Робин показалось, что она снова видит, как что-то блеснуло под слоем песка. – Я люблю проводить время с друзьями. В такие моменты я вспоминаю, какая я на самом деле. Наверное, я слишком долго не осмеливалась быть дерзкой.

– У тебя теперь есть сын.

– Верно, и я очень этому рада. Просто моя жизнь не ограничивается исключительно ролью матери.

– Ну, разумеется. У тебя еще есть работа. Друзья.

– Однако мне кое-чего не хватало. Сменить картинку. Я снова хожу в горы, смеюсь, плаваю в лагуне.

– Вот и хорошо. Но это отпуск. Когда ты вернешься, все изменится.

Робин подошла к краю скалы и посмотрела вниз, на морскую гладь.

– Почему?

– У тебя есть определенные обязанности. Кто из нас не хотел бы нежиться на солнце…

– Так что вам мешает? Вы на пенсии, финансы позволяют. Что вас останавливает? Арендуйте с отцом виллу на каком-нибудь острове. Вы вольны делать что угодно.

– Твой отец не хочет…

– А чего хочешь ты?

– Наши желания совпадают.

Повисло тяжелое молчание. Затем мать, прижав трубку ко рту, прошептала:

– Ты что, снова головой ударилась?

Робин замерла. Она поняла, что означают эти слова, на что намекает мать. И мысленно перенеслась на много лет назад. Ей тогда было восемнадцать. Робин проснулась в своей комнате. И не одна. Дверь оказалась слегка приоткрыта. А ведь вечером ее захлопнули, это точно! Значит, мать все знает.

Робин выскользнула из постели и спустилась вниз. Мать с каменным лицом стояла в кухне, у раковины. Робин принялась рассказывать об аварии, о том, что она несколько часов провела в отделении неотложной помощи. Раздвинула волосы и показала то место, где красовались швы.

«После такого удара люди иногда начинают чудить, – сказала тогда мать, посмотрев ей прямо в глаза. – Я рада, что ты, наконец, пришла в себя».

Очень спокойно Робин ответила:

– Ничем я не ударялась. И вполне способна здраво рассуждать. Чего я слишком долго не делала, черт возьми.

– Не надо сквернословить.

– Ни хрена! Я взрослая женщина, могу говорить, что хочу!

И Робин повесила трубку.

Причалив к берегу, Лекси и Элеонора увидели Робин. Она сидела, обняв ноги и уткнувшись головой в колени. Неужели плачет? Лекси сняла солнечные очки и, едва дождавшись, когда лодка уткнется носом в песок, подбежала к подруге и склонилась над ней.

– Эй! Что случилось?

Элеонора посмотрела на них, пробормотала, что слишком долго была на солнце, и направилась в сторону дома.

– Я только что беседовала с мамой, выругалась и сказала, что я взрослая женщина и могу говорить, что хочу.

– Давно пора! – рассмеялась Лекси.

– Я никогда не бранилась при родителях, – продолжала Робин. Она выглядела так, словно одновременно и умирает от стыда, и гордится своим поступком. – Меня отчитывали даже за выражения вроде «фиговый».