– Помнишь наши разговоры по телефону после школы? Я сидела на ступеньках у подножия лестницы – дальше провод не дотягивался, и мы болтали часами, а родители ругались, говоря, что уже утром мы увидимся.

Робин засмеялась:

– Папа начал дотошно изучать счета, выделяя маркером ваши номера.

Лекси улыбнулась.

– Хорошо, что ты разносила газеты. Было чем оплачивать.

– Каждую пятницу мы оставались ночевать у Бэллы и спали на диване со звездами и луной. Помнишь постеры у нее над кроватью? Ленни Кравиц, Тупак, Боб Марли… Мы брали диски у старшего брата Бэллы, а он запоминал, какие дорожки повреждены. И возвращала записи всегда ты, поскольку у тебя было больше шансов выйти сухой из воды.

Лекси рассмеялась. Она хорошо помнила девичью комнату, где пахло помадой, а туалетный столик был заставлен флакончиками с лаком для ногтей, спреями для тела и блеском для губ. Подруги экспериментировали с макияжем, выщипывали брови, наносили автозагар.

– Мы были так близки. Я точно помню. – В голосе Лекси звучало сожаление. – Что случилось?

Робин уставилась в пол.

– Видимо, пошли каждый своей дорогой. Бэлла несколько лет провела в Лондоне, я осталась в родном городе.

– Да, но она уже давно в Борнмуте. Вы живете недалеко друг от друга.

Робин пожала плечами.

– Слишком заняты.

– Вы встречаетесь хоть изредка? Звоните друг другу?

– Вообще-то нет. Хотя стоило бы. Определенно.

Лекси понимала, что их отношения охладились после того, как она и Бэлла провели все лето вдвоем на Ибице. Зная Бэллу, можно было ожидать, что она уговорит – вернее, даже вынудит Робин присоединиться к ним. Вот только этого не случилось.

– Сейчас, на девичнике, мы проводим больше времени вместе, чем за все последние годы. Я скучаю по нашей дружбе. По нашей троице.

Робин грустно улыбнулась.

– Я тоже.

Ана шла за Элеонорой по тенистому переулку. Из открытых дверей магазинов доносилась греческая музыка. Побеги бугенвиллеи оплетали потрескавшиеся каменные стены, в воздухе слегка пахло ладаном. Как хорошо, что они выбрались в город. Ей не хотелось валяться в шезлонге у бассейна – она подозревала, что и Элеоноре тоже.

Ана остановилась у прилавка с местными губками, которые оказались неожиданно жесткими на ощупь. Можно сделать сестре небольшой подарок за то, что приютила племянника. Взглянув на ценник, Ана полезла за кошельком и достала деньги.

Элеонора остановилась у палатки напротив и разглядывала кожаные сумочки.

– Какие красивые! – воскликнула Ана, подходя ближе. В нагретом солнцем воздухе витал аромат воска.

– Я обычно ношу рюкзак, он более практичен.

Ана посмотрела на серый стеганый мешок, свисающий с плеч спутницы.

– Надеюсь, мне его не порежут, когда мы выберемся потусить, – продолжала Элеонора. – Я редко бываю на подобных мероприятиях.

– Побалуй себя, – предложила Ана, подозревая, что, как и она сама, будущая родственница Лекси редко себе что-то покупает, и сняла со стенда сумочку цвета красного дерева. Мягкая блестящая кожа, массивная пряжка, застегивающаяся на карманчике спереди. – С ней ты будешь выглядеть роскошно.

Элеонора внимательно осмотрела аксессуар, прежде чем аккуратно повесить его на плечо. Уголки ее губ поползли вверх.

Из-за вешалок с шарфами появился хозяин магазина с зеркалом в руках.

– Пожалуйста! Вам хорошо видно?

Любуясь сумкой, Элеонора сказала:

– Да, она мне нравится.

Ана видела, как лицо спутницы расцветает от удовольствия, и начала подбадривать ее:

– Ну же, давай, покупай! Мы в отпуске!

Та снова принялась вертеть изделие в руках.

– Я с ней не выгляжу… расфуфыренной?

Ана рассмеялась.

– Ну что ты! Она простая, но элегантная и сделана со вкусом.

Элеонора кивнула.

– Ладно. Что ж, пожалуй, возьму ее.

Она сняла сумочку с плеча и передала хозяину, который бережно завернул покупку в коричневую бумагу и перевязал бечевкой, приложив веточку свежего розмарина.

Сложив свои приобретения в рюкзаки, девушки пошли бродить дальше по тенистым переулкам. Вдалеке в просветах улиц мелькали голубые воды гавани. Ана и Элеонора купили широкие вафельные рожки с мороженым, щедро политым шоколадной глазурью, и направились к краю пристани. Туристические суда возвращались в порт, и толпы отдыхающих с обгоревшими лицами и пляжными сумками устремлялись в ближайшие ресторанчики, чтобы отдохнуть после экскурсий по островам или плавания с маской.

Телефон Аны завибрировал. Она прочитала сообщение, и радостное настроение улетучилось. Сестра писала, что Люка мрачен и замкнут, сам на себя не похож и отказывается обсуждать отстранение от занятий.

Ему пятнадцать. Уже не мальчик, но еще не мужчина, сын заблудился на пути от одного состояния к другому, и мать не могла до него достучаться. Ей внезапно захотелось вернуться в Англию, в прохладу собственной квартиры, усесться с Люкой за их маленький столик, посмотреть парню в глаза, поговорить, выяснить, что его тревожит.

– Все в порядке? – спросила Элеонора. Она отошла на несколько шагов и крошила остатки рожка в воду. У берега собрался косяк крошечных рыбок, чьи жадно раскрытые рты разрывали масляную пленку на водной глади.

– У сына проблемы в школе. – Ана помолчала. – Его отстранили от занятий. Совсем на Люку не похоже. Наверное, все родители так говорят, но я уверена, что мой мальчик не такой. Сестра считает, что он ступил на кривую дорожку.

Ее мороженое таяло, и на асфальте уже образовалась лужица из шоколада. Ана швырнула рожок в мусорку и облизала пальцы.

– А ты сама как думаешь?

– Люка сейчас тусуется в одной компании. Подражает этим ребятам, но он совсем другой. Они старше и склонны хулиганить. С ними он сам на себя не похож.

Элеонора кивнула.

– Чем твой сын интересуется?

– Он бы сказал, что футболом, компьютерными играми и автомобилями – подражая остальным мальчикам. Однако это не его увлечения.

– А что тогда?

– Полагаю, он и сам не знает. Люка любил искусство – часами рисовал красивые фантастические сюжеты с драконами и морскими чудовищами, но я уже давно не видела, чтобы сын брал в руки альбом.

– Возможно, он вернется к живописи. Он еще совсем ребенок.

– Ты с детства любила скульптуру?

– Нет. Пришла к ней лет в двадцать. Жалею, что не занялась ею раньше – очень помогает успокоиться и привести мысли в порядок, когда в жизни полная неразбериха.

Ана подумала, что эта женщина ей нравится: она умна, проницательна, прямолинейна…

– Расскажи мне о своей работе. У тебя есть мастерская?

– Что-то наподобие. Я арендую гараж. Мне там нравится. Летом я поднимаю ворота, и внутрь льется солнечный свет. А зимой мне хватает газового обогревателя.

– И термобелья под рабочей одеждой.

Элеонора склонила голову набок.

– Верно. Откуда ты знаешь?

Ана заколебалась. Несколько лет назад она прочитала в одном журнале интервью, в котором ее спутница рассказывала о своей работе. Фотограф запечатлел Элеонору в голубом комбинезоне. Скульптор объясняла, что под него надевает термобелье, что позволяет ей работать в любых условиях. Ана вырезала статью и хранила ее в отдельном файле вместе с несколькими другими документами.

Она напустила на себя непринужденный вид, стараясь не выдать свой секрет.

– Просто угадала.

В тот вечер девушки ужинали на террасе. На столе стояли тарелки с приправленным травами кускусом и пузатыми фаршированными перцами. Место укуса еще побаливало, и Бэлла решила налечь на алкоголь – разумеется, в медицинских целях. Она взяла бутылку рецины и посмотрела на бокалы остальных: не нужно ли кому долить. Но все фужеры оказались полными. Бэлла закатила глаза. А ведь когда-то они с Лекси могли спокойно отказаться от ужина, предпочтя еде и разговорам выпивку и танцы.