Она ахнула и прижала ладонь к губам.

Что с ним случилось? Давняя травма? Его словно пропороло чудовищных размеров лезвие!

Рекстон услышал ее возглас. Он огляделся и сердито спросил:

– Кто здесь?

Сорвал с ветки висевший там свитер, натянул его и всмотрелся в заросли кустарника.

Пришлось выйти.

– Это всего лишь я, – смущенно откликнулась Ирис. – Доброе утро, Арман.

– Доброе утро, госпожа Диль. Гуляете?

Он подошел к ней, вытирая лоб полотенцем, потом повесил его на шею. Глаза дворецкого насмешливо блестели, уголок губ подрагивал в улыбке.

Ирис было неловко смотреть ему в лицо, поэтому она коснулась рукой ветки и ойкнула, когда ее обдало водопадом капель.

– Да, вышла прогуляться и подумать.

– Вы ранняя пташка.

– Вовсе нет. В городе я сплю до обеда. Иногда представления заканчиваются поздно. Какой красивый сад!

– У нас отличный садовник. Хотите, покажу вам солнечные часы и беседку? Если не боитесь промочить ноги.

– Спасибо, – пробормотала Ирис. Она вдруг превратилась в застенчивую школьницу, которая не знает, о чем разговаривать с мальчиком, который ей нравится.

Они зашагали вглубь сада прямо по сырой траве.

– Саду столько же лет, сколько и дому, – рассказывал Рекстон. – В него вкладывали немало денег. Он получал больше заботы, чем некоторые люди. За домом ряды яблонь, они дают неплохой урожай. Густав делает из них вкусное вино, а уж от его яблочных пирогов не отказался бы и сам король.

Ирис молча кивала. Сад и правда был сказочный. Дай ей волю, она бы в таком целые дни проводила. Тут росли узловатые дубы, буки и вязы. Среди веток сновали птицы. Ирис не знала их названий, потому что в столице живут лишь голуби и воробьи, в портовых районах полно чаек-попрошаек. А тут каких только пташек нет – с голубыми перышками на шейках, с белой грудкой, с хохолками!

– За садом начинается буковый лес. Он тоже относится к поместью. В нем живут полудикие пони. Они пасутся вольно, но часть из них отлавливают. Раньше их использовали для работы на лесопилках, но потом лошадей заменили паровые и электрические двигатели. Поэтому поголовье пони постепенно увеличивается. Пони часто забредают в поместье. Если вы их увидите, прошу, гоните их прочь – они портят деревья.

Они вышли к ажурной беседке, возле которой поднималась медная стрела солнечных часов.

– Барон и в саду внедрял свои изобретения. Специальные насосы для полива, машинки для стрижки травы. Тут талант барона нашел применение. Почтовый ящик у нас тоже необычный – когда в него опускают корреспонденцию, гудит рожок. Приспособление пришлось убрать, поскольку почту приносят рано, и не все в доме радуются, когда их поднимает с постели громкий звук.

– Могу себе представить.

– Видите эту клумбу вокруг солнечных часов? Барон велел высадить на ней растения, которые распускаются в разные часы дня. Возле каждого в земле установлена медная пластина с цифрами. Сейчас шесть утра, уже распустился лимонный козлобородник и голубой цикорий, через час проснется красный вьюнок.*

– Восхитительно, – прошептала Ирис, покосившись на четкий профиль Рекстона. Ее необыкновенно волновала его близость.

– «Черный дуб» – чудесное место, госпожа Диль, – негромко сказал Рекстон. – Оно может сделать счастливым любого человека, если он этого захочет.

– А счастливы ли его обитатели? – вырвалось у Ирис. – Был ли счастлив барон?

– Барон – несомненно. Что касается остальных… они были счастливы, хотя сами этого не понимали, – сухо и загадочно ответил Рекстон. – Пойдемте в дом, госпожа Диль. Мне пора заботиться о завтраке, а у вас промокли ботинки. Я их высушу и вычищу. Не забудьте растереть ноги жестким полотенцем. Если захотите перекусить, позвоните, принесу вам какао и сыр.

Ирис поднялась к себе в комнату. До завтрака оставалось еще три часа, было бы неплохо вздремнуть, но она не смогла.

Прогулка по саду не успокоила, а взволновала ее и многое всколыхнула в душе.

Ирис ненавидела неопределенность. Она привыкла действовать быстро. А теперь надо было решить, что делать со свалившимся на нее наследством.

Ирис меряла комнату шагами и напряженно думала. Рассадила кукол по кровати и начала вслух с ними советоваться. Но ничего толкового от них не услышала, потому что Кло, Бу и Мими знали ровно столько, сколько и сама Ирис.

Но ответы ей и не требовались, потому что решение уже созрело и крепло с каждой минутой.

Перед завтраком она спустилась и разыскала телефон в малом салоне. Позвонила нотариусу, надеясь, что застанет его в конторе. Повезло – господин Шеффилд привык работать спозаранку.

Она долго говорила с ним, расспрашивала, для верности записывала.

И когда зашла в столовую и заняла свое место, прокашлялась и сказала:

– Доброе утро, госпожа Эрколе, Даниэль! У меня важное объявление. Я не буду продавать усадьбу. Я хочу поселиться здесь навсегда.

***

Заявление было встречено оглушительной тишиной. Тетя Грета и Даниэль уставились на Ирис широко открытыми глазами.

– Разумеется, вы останетесь жить в усадьбе. Если пожелаете, – добавила Ирис.

Тетя Грета испуганно улыбнулась, а Даниэль выругался.

Рекстон молча накладывал Даниэлю ветчину, но когда закончил и отошел на свой пост к стене, Ирис почувствовала, как его взгляд впился ей между лопаток.

– Сестренка, ты свихнулась, что ли? – взорвался Даниэль. – Нам всем нужны деньги. А не эта каменная глыба, которую проще снести, чем отремонтировать!

– Дорогая, мы рады, что ты приняла такое решение, – заговорила тетя Грета, комкая салфетку. – Но почему ты сначала не посоветовалась с нами? Ведь мы живем здесь всю жизнь, а ты… приехала лишь позавчера.

Ирис пожала плечами. Ей и в голову не пришло советоваться с ее новыми родственниками. Она всегда принимала решения сама и думала, что Эрколе обрадуются, узнав, что им не нужно искать себе другое пристанище. Но пока особой радости не видать.

– Где ты возьмешь деньги на содержание усадьбы? – растерянно говорила тетя Грета. – Все сбережения Гвидо пропали. Своих средств у нас нет! У тебя, насколько знаю, тоже. А нам нужно запасать уголь на зиму, платить слугам и садовнику, чинить крышу…

– Я говорила с нотариусом. Он сказал, что часть денег, скорее всего, удастся вернуть. Вклады застрахованы, но будут проволочки и суд, потому что со страховым агентством тоже не все чисто. Процедура может занять год, два… пять.

– Но в это время нам все равно нужно на что-то жить! – простонала тетя Грета. – Заложить поместье? Брать займы? Но у нас и так…

Она осеклась.

– Я что-нибудь придумаю. Попробую запатентовать изобретения барона.

– Дядя не смог этого сделать, а ты раз – и сможешь? Это только в твоих кукольных представлениях все бывает как по волшебству, – оборвал ее Даниэль.

– Поместье может приносить доход. Будем продавать яблоки, вино…

– Этих денег хватит разве что калоши починить.

– Все равно я попробую.

– Дурь и глупость, – отрезал Даниэль, отодвинул тарелку, встал и вышел. Тетя вздохнула и произнесла неестественно веселым голосом:

– Дорогая, попробуй эти блинчики с деревенским сыром. Они сегодня удались Густаву.

Какое-то время они завтракали в молчании.

– Рекстон, съездите в деревню, – попросила тетя Грета. – Отвезите письма благодарности. Я написала моим дорогим друзьям, которые пришли на похороны выразить соболезнование, – пояснила она для Ирис. – И заодно пригласила их на чаепитие, если ты не возражаешь. Придут предводители местного общества. Но тебе не обязательно сидеть с нами. Тебе, наверное, будет скучно.

– С удовольствием со всеми познакомлюсь. Раз уж я решила поселиться здесь, нужно налаживать связи.

– О! – смешалась тетя Грета и не нашла других слов.

После завтрака она вручила Рекстону пачку писем.

– Я могу отвезти на почту и вашу корреспонденцию, госпожа Диль, – предложил он.

– Я бы хотела поехать с вами, посмотреть Альсинген, раз мне это вчера не удалось. Вы не против?