Ошарашенная Фабрисса, если верить ее словам, идет на исповедь к брату-минориту, который в свою очередь реагирует изумлением и непониманием:

— А куда ж тогда смотрит ваш кюре? — спрашивает он Фабриссу.

Тут же братья-минориты обращаются к Пьеру Клергу: Весь ваш приход полон еретиков.

— Не знаю ни единого, — без тени улыбки отвечает кюре в тот самый момент, когда один «совершенный», бросающийся в глаза, как белый волк, расхаживает по Монтайю!

На этом история закончилась. Пьер Клерг манипулирует каркассонской инквизицией, донося лишь на личных врагов его клана; она пребывает в неведении и ей в голову не приходит вызвать Фабриссу Рив.

После облавы 1308 года Пьеру Клергу становится непросто играть роль защитного экрана и спасителя по отношению к тем своим друзьям, клиентам или друзьям друзей, кто погряз в ереси.

Но он не отказывается от своей миссии избавителя и заступника. Дважды, как мы видели, Пьер Клерг и люди из его domus позволяют скрыться осужденному Пьеру Мори и даже предупреждают его![115] Еще в 1320 году, в двух шагах от своей гибели, Пьер добивается снятия желтых крестов с Гийома Мондона из Акса[116], взяв за это сто турских ливров серебром: еретики, владеющие «денежным крючком», всегда могут рассчитывать на благожелательное внимание со стороны кюре.

Но инквизиция пожирает собственных детей даже тогда — и особенно тогда, — когда они двоедушны, как Пьер Клерг. В 1320 году Жак Фурнье наносит последний разящий удар. В этот раз выкурены из своих самых надежных укрытий все бывшие еретики Монтайю, даже те, что маскируются под защитников церкви. Банду Клерга постигает та же участь, что и тех, на кого она доносила во времена, когда стремилась покрывать друзей и защищать собственные интересы. Два клана, агонизируя, рвут друг друга на части и делят между собой Монтайю. Клан Азема—Гилабер (представленный в данном случае Алазайсой Форе, урожденной Гилабер) стремится погубить клан Клергов: Алазайса обвиняет Эсклармонду, жену Раймона Клерга, в том, что она присутствовала при «еретикации» Гийома Гилабера. Клерги, со своей стороны, пускаются во все тяжкие: кюре Пьер, находясь в тюрьме, куда его наконец определил Жак Фурнье, стремится использовать свое по-прежнему действенное влияние на каркассонскую инквизицию. Он манипулирует родней, оставшейся в деревне, бедным Бернаром Бене, добиваясь от него лжесвидетельства против Гилаберов—Азема. Лжесвидетельствуй, или тебя сожгут. Лжесвидетельствуй, или тебя потащат связанным в Каркассон, — говорят Клерги Бернару Бене, на которого небезуспешно давят, с другой стороны, и Азема. На протяжении этого финального эпизода девизом семьи кюре остается «Все за domus, domus за всех»; пусть лучше хуже будет другим, чем нам[117]. Тщетные усилия: все братья Клерги поочередно сгниют и умрут в тюрьме. По крайней мере Пьер Клерг, по неизвестным нам причинам, до самого конца хранил молчание. Этот человек, знавший так много, слишком много, умер, не сказав ни слова... или же писцы не зафиксировали то, что он сообщил епископу. Хотелось бы верить, что кюре «не раскололся», как многие другие несчастные жертвы инквизиции.

Падение этого лидера, громогласного горца, чей бойцовский характер так отличал его от вульгарного доносчика, — это падение гигантского дерева в лесу. Дровосек от инквизиции Жак Фурнье, которому суждено стать папой, встретил в лице приходского кюре достойного противника. И, в конечном счете, не столь уж и аморального.

В качестве логичного завершения рассказа о системе domus мы дали описание деятельности дома Клергов и банды Клергов; это приводит нас к более общим заключениям по поводу природы и осуществления власти в Монтайю. Такие концепции, как сеньориальная или феодальная зависимость, остаются в этом отношении в известной степени применимыми, поскольку люди и деревня находятся в системе сеньориальных, графских и десятинных обязательств, охватывающих целиком их микрокосм. Однако в масштабах деревни и ее повседневной жизни одежка из этих концепций оказывается великовата: та сфера в Монтайю, где власть осуществляется и передается «вниз», находится, если можно так сказать, гораздо ниже уровня феодальных и сеньориальных структур. Официальными, разумеется, являются иерархические отношения, связывающие байля как представителя сеньора графа с жалкими подданными последнего, а также связывающие кюре, в этом его качестве, с его прихожанами. Но эти разнообразные связи, сеньориальные и клерикальные, мало значили бы, не опирайся они на отношения дружбы, клиентелизма и родства (последние сопровождаются противоречивыми отношениями вендетты и вражды). Domus Клергов находится на пересечении всех этих связей: не будучи ни знатными, ни сеньорами, люди из этого дома удерживают функции байля и кюре; одновременно они играют роли друзей, любовников, патронов, крестных или влиятельных родственников по отношению ко многим жителям деревни, а также роли притеснителей и врагов для другой части населения. Бернар Клерг и особенно Пьер Клерг долго будут править Монтайю благодаря связанным с ними родством или браками домам, благодаря тем, кто им верен и предан. Но в подследственной деревне власть слабеет в той же мере, что и разлагает. Местные враги клана, долгое время терпевшие поражение, в конце концов в свою очередь получат возможность прикончить Клергов. Между тем во время своей золотой эпохи кюре создал в своем приходе — а то и во всем Айонском крае и Сабартесе — настоящую мафию из друзей, родственников, кумовей и любовниц[118]. Пьер Клерг оказывает услуги, он защищает земляков от каркассонской инквизиции, агентом которой является; впрочем, его «услуги» могут заключаться в простом бездействии: в отдельных случаях Пьер Клерг ограничивается тем, что не доносит инквизиции на некоторых людей. Ненанесение ущерба в этой ситуации может быть столь же ценным, что и конкретное благодеяние. С помощью взятки кюре добивается снятия желтых крестов с одного еретика; он же ставит перед некоей женщиной «вопрос о доверии»: переспишь со мной, или ты у меня отведаешь луку (мы сказали бы сегодня «будешь локти кусать»), иными словами — выдам тебя каркассонской инквизиции (I, 279; III, 391).

Пьер Клерг, при поддержке своего domus, оказывается в положении честного маклера или, точнее, небескорыстного посредника на стыке двух систем. С одной стороны — система политического и духовного авторитета, базирующаяся на сеньориальной, феодальной, церковной, графской власти; мы видели, что она характеризует «внешнее» общество с его региональной иерархией. Эта система полицентрична, она включает графа Фуа, каркассонскую инквизицию, поверенных французского короля и, наконец (к несчастью Клергов, умевших очень хорошо договориться с тремя перечисленными властями), — епископа Памье: Жак Фурнье сможет устоять перед интригами кюре. Эта иерархическая и вертикальная система обладает своими средствами наказания и угнетения, которые могут уничтожить Монтайю. С другой стороны, рядом с ней пребывает скорее «горизонтальная», чем «вертикальная» система родства, кровных и братских связей, дружбы-вражды или любви-ненависти, которая группирует domus деревни и управляет их взаимными отношениями внутри Монтайю. Взаимодействие, всегда хрупкое и опасное, между двумя системами, местной и региональной, осуществляется Клергами во главе с кюре: осталь Клергов обеспечил себе, таким образом, стратегическую позицию на этом стыке, получая преимущества, богатство, престиж и власть; но эта позиция опирается на нестабильное равновесие и чревата опасностями.

Будучи посредниками между деревенским сообществом и «внешним» обществом, Клерги в свою очередь нуждаются в высокопоставленных посредниках и защитниках, которые обладают доступом к высшим властям общества земли Фуа, увенчанного графским двором, епископством, инквизицией. Нам известны лишь немногие из этих посредников высокого ранга: в большинстве случаев, пусть и не всегда, речь идет о местной знати, о священниках, судьях и прево сеньории. Именно эту цепочку высоких покровителей безуспешно пытался задействовать Бернар Клерг, раздавая взятки во время заключения кюре...[119]. Почти везде в пиренейской или предпиренейской Окситании подобные мафии из кюре, байлей, мелких сеньоров и богатых крестьян, друзей друзей, также стремятся — и порой успешно — провалить мероприятия инквизиции и ослабить франко-церковный гнет.