Третье поколение пришло к руководству Школой после 1968 года. В 1969 году Ф. Бродель решил передоверить редакцию «Анналов» триумвирату молодых: Ж. Ле Гофф, Э. Ле Руа Ладюри и М. Ферро. Каждый из них не раз высказался против применения к «Анналам» понятия школа. Хотя, пожалуй, в пользу именно такого определения феномена «Анналов» говорит то, что традицией триумвирата стала неукоснительная обязанность ежемесячного совместного обсуждения материалов редакционного портфеля, после того как каждый член редакции прочтет все поступившие статьи (Le Goff J. L’appetit de l’histoire // Essais d’ego-histoire. P. 224). Понятию школа не противоречит и лучшая из когда-либо предлагавшихся альтернатив: стиль «Анналов» (Ле Гофф Ж Существовала ли французская историческая Школа «Annales»? // Французский ежегодник’1969. М., 1970. С. 346—347). Ибо истинная школа — это стиль, а не повторение задов, как полагают иные.
Образцом стиля «Анналов», несомненно, является инаугурационная лекция программного характера, прочитанная Э. Ле Руа Ладюри в качестве преемника Ф. Броделя 30 ноября 1973 года в Коллеж де Франс (Ле Руа Ладюри Э. Застывшая история // THESIS: Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Структуры и институты. 1993. М., 1993. T. I. Вып. 2. С. 153—173). Кстати, это одна из немногих работ Э. Ле Руа Ладюри, появившихся на русском языке. Кроме миниатюрной реплики в сборнике, посвященном «Анналам» (Леруа Ладюри Э. Неподвижная история, необходимые пояснения // Споры о главном. Дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской Школы «Анналов». М., 1993. С. 115—116) и опубликованной заботами Гидрометцентра «Истории климата» (Леруа Ладюри Э. История климата с 1000 года. Л., 1971) русскоязычному читателю до настоящего издания было практически недоступно творчество блестящего историка-анналиста. Главные книги Э. Ле Руа Ладюри — «Крестьяне Лангедока» (1966), «Монтайю» (1975), «Карнавал в Романе 1579— 1580» (1979), «Деньги, любовь и смерть в Стране Ок» (1980) — были, в сущности, вехами реализации идей, высказанных в лекции 1973 года. При этом центральное место, несомненно, занимает парадоксальная формула «неподвижной истории». В тексте лекции суть этого образного выражения раскрывается через более строгое понятие «квазистабильности системы» в ее социальноэкономических, демографических и ментальных аспектах. Хотя Э. Ле Руа Ладюри исследует единственный пример «квазистабильной системы» — тот, что сложился в географических границах французского «гексагона» эпохи Старого порядка с 1300 по 1720 год (от Филиппа Красивого до так называемой «системы Лоу»), — концепт «неподвижной истории» имеет более широкое историософское значение. В сущности, Э. Ле Руа Ладюри ведет речь о тех самых структурно устойчивых, находящихся в состоянии равновесия динамических системах, переход которых в диссипативное состояние описывает пригожинская теория хаоса (Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986). Возможно, Э. Ле Руа Ладюри были известны более ранние работы Пригожина, как бы то ни было, концептуальная перекличка Э. Ле Руа Ладюри с И. Пригожиным очевидна.
Под «неподвижной историей» Э. Ле Руа Ладюри подразумевал явленную в течение упомянутых четырех столетий способность французской системы Старого порядка к самостабилизации как с точки зрения цифровых показателей демографии, урожайности (которые, несмотря на обширные, временами даже катастрофические флуктуации, неизменно тяготели к строгому пределу постоянства), так и с точки зрения качественной (стабильность сельскохозяйственной техники, технологии, способа производства).
Вряд ли можно согласиться, что вывод Э. Ле Руа Ладюри о «неподвижной истории» объясняется сужением поля исследования, концентрацией внимания на демографической и биологической сторонах истории, на «одних только чертах застоя» (Гуревич А. Я. Указ. соч. С. 186—187). Принцип «тотальной истории» исключает подобную односторонность. Речь идет не о механистически понимаемой стабильности, а о стабильности системной. Э. Ле Руа Ладюри не входит в противоречие с соредактором по «Анналам» Ж. Ле Гоффом, заявляющим: «Не существует неподвижной истории» (Гуревич А. Я. Интервью с Ж. Ле Гоффом // Мировое древо [Arbor mundi]. M., 1993. Вып. 2. С. 163). Э. Ле Руа Ладюри имеет в виду не застой, но способность равновесной динамической исторической системы компенсировать даже чудовищные флуктуации: «хиросимская модель», повторяет он оценку Ги Буа масштабов иных средневековых потрясений (Le Roy Ladurie E. Le territoire de l’historien. Vol. II. P. 20). Он не закрывает глаза на эпохальные новации (теория Ньютона, паровая машина Папена), социальные сдвиги, урбанизацию, коммерциализацию, рост грамотности и рационализма. Но все это, вплоть до эпохи Просвещения, не достигает «критической массы». «Ящик Пандоры», по выражению Э. Ле Руа Ладюри, откроется позже, за хронологической гранью «квазистабильной системы» Старого порядка (Ibid. Р. 31—32). И наступит то самое хаотичное состояние, когда, по Пригожину, даже «небольшая флуктуация может послужить началом эволюции в совершенно новом направлении, которое резко изменит все поведение макроскопической системы» (Пригожин И., Стенгерс И. Указ. соч. С. 56).
Книга об окситанской деревне Монтайю освещает самое начало «неподвижной истории». Ответ на вопрос, в чем же все-таки проявился сдвиг, позволяющий говорить, что именно в это время утвердился так называемый Старый порядок (иными словами, «квазистабильная система»), отнюдь не лежит на поверхности. Статистическое совпадение суммарных демографических показателей (примерно 20 млн. жителей) в масштабах французского «гексагона» в начале XIV и в начале XVIII веков, разумеется, примечательно, но само по себе еще ничего не доказывает. Исследование Э. Ле Руа Ладюри, однако, вполне позволяет приблизиться к ответу.
Ни у современников Жака Фурнье, ни у нынешнего историка ситуация начала XIV века никак не вызывает ощущения демографической стабилизации. Исследователи, на которых ссылается автор «Монтайю», убедительно доказали некоторую перенаселенность Окситании в те времена. С другой стороны, это был канун катастрофических демографических потрясений («хиросимская модель»), в результате которых население Монтайю и всего Юга сократится к концу XIV века более, чем вдвое.
Трудно увязать с конкретным историческим моментом и какой-либо заметный сдвиг в отношениях человека с природным ландшафтом, который позволял бы констатировать установление экологического равновесия.
Никак не очевидны сколь-нибудь существенные изменения в технике и технологии сельскохозяйственного производства по сравнению с предшествующими веками хаоса. Тем более в пиренейском отгонном овцеводстве. И сам способ производства, основанный на «системе домашних хозяйств» (Э. Ле Руа Ладюри использует описательную модель А. В. Чаянова), унаследован от предшествующих эпох.
Единственный очевидный признак, отличающий, если так можно выразиться, новую систему Старого порядка от предшествующего состояния, как подчеркивает Э. Ле Руа Ладюри в последней главе книги, имеет абсолютно нематериальное свойство и заключается в ментальном сдвиге. Третье поколение Школы «Анналов», не отрываясь, но дистанцируясь от поколения Ф. Броделя и Э. Лабрусса, предприняло попытку, в соответствии с известной формулой Мишеля Вовеля, подняться в исследовании исторического процесса «из подвала на чердак» (Гуревич А. Я. О кризисе современной исторической науки // Вопросы истории. 1991. № 2/3. С. 34), то есть от социально-экономической основы к «культурной» поверхности, сделав своей главной темой менталитет как некое единство сознательного и подсознательного, определяющее социальное поведение человека. Не вдаваясь в глубины неисчерпаемой темы менталитета, возьмем на пробу одну лишь каплю, памятуя, что без нее, возможно, не составился бы тот колдовской эликсир, с помощью которого историк поднял из праха еретический приход начала XIV века.