— Отдайся своим желаниям и просто будь счастливым, Джеймс. Это так просто. Мы на пороге войны. Никто не знает, каким будет исход. Без жертв в таких сражениях обойтись практически невозможно. Мне страшно представить, что когда-нибудь проснусь в мире, где нет тебя… И я хотела бы отказаться от своих чувств, появившихся настолько неожиданно, но не могу. Как бы я ни старалась заставить себя не думать о тебе, ты уже стал неотъемлемой частью моей жизни. Мне не нужен мир, в котором не будет тебя…

Хоть мы и не говорим слова любви, но всё сказанное куда глубже, сильнее простой фразы «я тебя люблю». Мы распахиваем друг перед другом души, позволяем себе высказаться и быть честными хотя бы сейчас.

— Повтори последние слова, ведьмуля. Мне это необходимо. Прошу тебя, повтори их… — шепчет Джеймс, склонившись к моим губам.

Его губы в паре миллиметров, и я так сильно мечтаю о поцелуе, но делаю то, о чём попросил меня парень, повторяю, что мне не нужен мир, в котором не будет его. И он целует меня. Наши тела дрожат, а губы сливаются в сладком поцелуе. Теперь уже Джеймс не отвергает меня, а я не пытаюсь сбежать от него. Мы принимаем друг друга и целуемся так, словно это наш последний день на планете. Дрожу в руках принца Тьмы, а он прижимает меня к себе сильнее и сильнее. Его руки уже лежат на моих лопатках, скользят по ним, а пальцы сминают одежду, словно их обладатель хочет сорвать её с меня здесь и сейчас. Протяжный стон срывается с губ Джеймса, когда он подхватывает меня за бёдра, а я обвиваю ногами его пояс. Мне кажется, что в это мгновение я готова сделать ещё один решительный шаг и повзрослеть окончательно, но нас прерывает испуганный голос Тори.

— Простите, что помешали, но что-то случилось наверху. Люцифер призывает нас!

Я быстро соскальзываю с рук Джеймса, раскрасневшаяся смотрю на Байрона, но тот делает вид, что мой поцелуй с принцем Тьмы для него совсем ничего не значит.

— Прости, — одними губами шепчу я, сама не понимая, за что и почему извиняюсь в этот момент. Я ведь ничего не обещала Байрону… и всё равно он рассчитывал, что даже без связи истинных сможет достучаться до моего сердца.

Стараясь не позволять чувству вины захлестнуть меня с головой, переключаю всё внимание на Тори.

— Так чего мы ждём? Если мы закончили с делами здесь, самое время вернуться.

Сердце колотится от мысли, что мы опоздали, и армия Света уже наступает. А ведь такое может быть. Нужно поскорее узнать, что там произошло, и есть ли у нас время для подготовки или придётся пользоваться подручными средствами для оказания сопротивления.

И снова по проклятой иронии судьбы что-то мешает нам с Адалин сблизиться. Конечно, я безмерно счастлив, что нам удалось сдвинуться с мёртвой точки и произнести вслух всё, что так боялись признать в первую очередь для самих себя, но не хватило совсем немного времени. С моих губ чуть было не сорвалось то самое признание… слова, которые ты произносишь один раз в жизни и навсегда. Я готов был признать это, но самое главное, что признал в первую очередь для себя.

Я её люблю…

Совершенно точно люблю.

И я не хочу обременять ведьмочку своей любовью, если вдруг погибну во время нападения армии Света на академию. Однако понимаю, что любовь не обременяет — она вселяет силу, надежду, что всё обязательно станет лучше.

Мы возвращаемся наверх. Если честно, я рассчитывал, что «отпуск» в нижнем мире протянется чуть дольше. Хоть время там искажено и идёт медленнее, но и тройки дней ещё не прошло наверху. А мы даже прогуляться не успели. Хотел показать Адалин красивейшее место, где так любил проводить время, когда моя душа оказалась прикованной к нижнему миру. Вряд ли я потащу её туда снова, только чтобы показать его, но кто знает, как сложится жизнь? Если честно, я бы спрятал её там, пока будут идти разборки с моим братцем. Хоть и понимаю, что Адалин не простит меня, но так хочется плюнуть на всё и отправить её в безопасное место, укрыть там от всех бед.

Мы двигаемся быстро, и вот уже оказываемся в стенах академии, идём к кабинету Люциторума в напряжённом молчании. Никто не вымолвит ни слова, потому что голова каждого забита своим. Дракончик наверняка обдумывает увиденное и понимает, что шансов у него не осталось. Не скажу, что мне жаль его, но и злорадствовать в такой ситуации не собираюсь. Я прекрасно понимаю его чувства, и хорошо, что не могу разделить их.

Добравшись до кабинета, я без стука распахиваю дверь под возмущённый, сдавленный всхлип Тори. Она не привыкла вести себя вот так же нагло, хоть, признаюсь, порой её поступки бывали и похуже. Каждый видит в глазу другого соломинку, как говорится.

— Ты призвал нас, — говорю я, глядя на опечаленного Люциторума.

Повелитель сидит в кресле, потирает виски и напряжённо перемалывает в голове мысли, которые уже пора бы озвучить.

— Случилось что-то экстренное?

— Ллойд мёртв.

Режет как серпом.

Я никогда не считал никого из демонов своими друзьями, но Ллойда уважал. Даже после всего, что он натворил, во мне оставалось уважение к его целеустремлённости. Мой брат затуманил ему рассудок, и демон свернул не на ту дорожку, но в душе у него было что-то светлое.

— Как так получилось? — спрашиваю, стараясь не выдавать эмоции.

Нет. Мне не больно, но я удивлён. Не думал, что он погибнет вот так скоро.

— Когда мы с Рэйрианом занялись обрушением ходов в нижних тоннелях, у Ллойда не осталось иного выхода, как выйти к нам. Он говорил что-то о выполненной миссии и закрытом долге перед тобой, вёл себя не совсем адекватно. Я предложил ему сдаться, но Ллойд вступил в схватку. Он не вышел бы из неё победителем в любом случае, и он прекрасно знал это, но предпочёл умереть в бою.

— Рэйриан? Что с ним? — взволнованным голосом спрашивает ведьмуля.

— С ним всё в порядке. Ллойд боролся со мной. Напоследок он сообщил, что армия Света уже готова и наступит в полнолуние. Они ждут, что мы проведём обряд и призовём последнего серебряного дракона пробудиться. Во время ритуала все мы будем заняты, поэтому не сможем дать достойный отпор. Есть другой способ провести обряд раньше полнолуния, но мы не станем рисковать. Смерть последнего серебряного дракона нам ничем не поможет, а если даже он выкарабкается, то будет слишком слаб, чтобы помочь нам.

— Я готов, — вмешивается дракон.

Пытается очаровать Адалин своей самоотверженностью? Его поезд ушёл. Стоит ли объяснять ему это? Или на самом деле возомнил себя героем? Ох уж эти драконы с бурлящей в жилах кровью. Понимаю, что во мне не просто говорит — кричит — ревность, но я стараюсь бороться с ней.

— Это действительно слишком рискованно, Байрон. Пожертвовать придётся не только тобой, но и твоей бывшей истинной ведьмой. Мы не станем так рисковать, — одёргивает слишком пылкого юношу Люциторум. — Мы подготовимся и будем сражаться без серебряного дракона. В конце концов, изначально я и не рассчитывал, что он займёт нашу сторону. Я уже окреп. Во мне достаточно силы, чтобы пробудить тьму и воззвать к её истокам.

К моему отцу.

Люциторум рассчитывает, что создатель вмешается в разборки своих детей и остановит их. Ага! Как же… Он не вмешался в тот момент, когда погибла Энергия, да и сейчас не будет. Отец наблюдает за нами со стороны. Он отвернулся от нас, отказался от своих детей и от отмщения. На его помощь рассчитывать нам точно не приходится, а вот на слабости моего брата — да.

Если притвориться, что мы готовы дать ему то, что он жаждет получить, а потом ударить…

Но что он хочет получить сильнее, чем свергнуть Люциторума? Отдать семя своей тьмы? Напитаться светом Адалин, как и сказал Ллойд? Нет… Этого я ему даже обещать не стану. Только моя смерть позволит этому проклятому существу приблизиться к моей ведьмуле.

— Как прошёл ваш визит в нижний мир? Удалось связаться с исхитами?

— Они займут нашу сторону, — отвечает Адалин, склонив голову. — Исхиты готовы бороться за вас, тёмный повелитель.