По словам Шелеста, из-за бесконечных реорганизаций невозможно набрать людей для работы в партийных органах, провалились объявленные Хрущевым в 1957 г. планы «догнать и перегнать Америку», не выполнены планы по строительству жилья, обещали повысить зарплату — тоже не выполнили. «О разделении обкомов — не на правильном пути стоим,— записывал Малин слова Шелеста,— нельзя молчать. О планировании — коллективно надо решать, а не единолично решать. Последнее заседание о плане — мы ничего не поняли — ответственность и права республик, ответственность есть, а прав нет».
Воронов заявил: «В результате неправильного и непартийного отношения т. Хрущева создалась нетерпимая обстановка. Возник новый культ личности Хрущева. ...По существу, коллективного руководства нет. Не терпит никаких замечаний. ...Окрики, оскорбления».
Ф. Р. Козлов, к этому времени уже тяжелобольной человек146, в недавнем прошлом «второй секретарь ЦК КПСС», с горечью и личной обидой говорил, что Хрущев — «гибрид инженера с агрономом», запрещал вмешиваться в дела управления: «В такие-то вопросы не лезь, их т. Хрущев ведет». «Запрещаете ездить по областям,— говорил Козлов, обращаясь к Хрущеву.— Вы заявляете мне — на экскурсию захотел. Мне говорил — вы самый опасный человек, говорил — запрещаю заниматься сельским хозяйством. Оборонной техникой не занимаюсь». «Разве можно принижать райкомы? — комментировал Козлов планы Хрущева по реорганизации сельского хозяйства.— В записке много чепухи. В ваших рекомендациях не знаешь, что правильно. Реорганизации — только и сидим на этом». Козлов осудил раздел обкомов по производственному принципу и заявил о необходимости «прекратить практику сосредоточения власти в одних руках». Именно Козлов первым предложил «отпустить на пенсию» Хрущева.
Выступление Шелепина отличалось тщательной подготовкой. Запись Малина свидетельствует о том, что в основе речи Шелепина лежал доклад, подготовленный Полянским. Совпадает структура этих двух текстов, отличия касаются главным образом обстоятельств их «озвучивания». Шелепин, опытный оратор, учитывал реакцию своих слушателей. Поэтому он начал с обращения к Хрущеву: «Говорю искренне, зачем вам было выступать со вступительным словом?»
Дальше следовало осуждение единоличной власти Хрущева, того, что пленумы при нем превратились в митинги, что он, сосредоточив в своих руках власть, стал ею злоупотреблять, в результате сложилась нетерпимая обстановка и культ личности, что Хрущев нарушает ленинские принципы руководства. «Характеристика, данная Лениным Сталину, полностью относится к вам,— заявил Шелепин.— Зачем вы натравливаете друг на друга? Роль членов Президиума ЦК принижена. Среди членов Президиума ЦК нет друзей, окружили себя сомнительными людьми. Т. Поляков147 гнусную роль играет. Потеряли скромность».
Близость к «докладу Полянского» особенно видна в экономическом разделе выступления Шелепина. «Откуда вы взяли — дела у нас идут хорошо? Темп за 10 лет — упал, национальный доход с 11 до 4% упал. Волевые указания наносят вред. О строительстве — строим 4-5-этажные дома. В сельском хозяйстве — карусель. 130 тыс. "елочек"148 лежит, на 36 коп. за 5 лет увеличилась материальная заинтересованность»,— конспектировал Малин следом за Шелепиным, не подозревая, что тот слово в слово воспроизводил «доклад Полянского».
Шелепин обвинял Хрущева в попытках разогнать Академию наук, в том, что перестройки в промышленности оторвали науку от производства.
Объектом резкой критики Шелепина стала внешняя политика Хрущева. Председателю КПК не нравился курс на мирное сосуществование:
«С империалистами мы должны быть на страже. Отступаете от главной линии» — авантюры Хрущева в Суэце, Берлине, на Кубе. «Кубинский кризис — авантюра, жонглирование судьбами народов»,— заявлял Шелепин.
Не забыл он и о «рязанском деле», о том, с каким удовольствием Хрущев принимает всевозможные премии, и даже об утверждении Хрущева, что «Октябрьскую революцию совершили бабы».
Отметим еще раз: для выступления Шелепина характерна не только последовательность в критике всей деятельности Хрущева, но и то, что это выступление основывалось на «докладе Полянского».
С осуждением Хрущева выступили Кириленко, Мазуров, Ефремов, Мжаванадзе. Они критиковали Хрущева за эксперименты в сельском хозяйстве, в партийном строительстве, за авантюризм планов «догнать — перегнать», за грубость и хамство, зато, что «национализм процветает».
Влиятельнейший член Президиума ЦК Суслов, выступая, заявил, что «нет здоровой обстановки, в Президиуме ненормальная обстановка с точки зрения деловой. Генеральная линия правильная. Нарушение ленинских принципов руководства, и далеко пошли в нарушении, практически невозможно высказать иное мнение, оскорбительно относитесь к работникам, все положительное приписывается Хрущеву, недостатки — обкомам. Поощряете подхалимов,— записывал
Малин за Сусловым,— сигналам придаете большое [значение] — от семьи. Семейные выезды. Поездки Аджубея неполезны. Талантливый — торопливость есть, шумиха в печати, самореклама, во внешней политике — апломб. В беседе с японскими социалистами наговорили много лишнего».
Выступавшие следом за Сусловым Гришин, тогда профсоюзный функционер, председатель ВЦСПС, и Рашидов, первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана, повторили основные положения предшествовавших выступлений, расцветив их подробностями из своих сфер деятельности. Гришин сетовал на непонимание Хрущевым роли профсоюзов, а Рашидов критиковал эксперименты с планированием.
После этого в заседании Президиума был сделан перерыв, скорее всего на ночь. Записи Малина свидетельствуют, что на следующий день — утром 14 октября — именно Полянскому было предоставлено первое слово149. Ему предстояло «добивать» Хрущева.
Полянский заявил, что «линия съездов правильная, другое дело — осуществление ее». Он определил заседание, которое шло утром 14 октября, как «историческое». «Другой Хрущев стал,— утверждал он.— В первую пятилетку вел хорошо себя. В последнее время захотел возвыситься над партией — стал груб... Сталина поносите до неприличия, неудовлетворительные дела в деревне. 300 тыс. деревень — Пошехонье. Седеет деревня. Вы отстранили всех от сельского хозяйства.
О 8-летнем (плане.— Авт.). О группировке пятилеток (в ЦСУ), о ценах (глупость высказывали), руководство через записки. Лысенко — Аракчеев в науке. Вы 10 академиков Тимирязевки не принимаете два года, а капиталистов с ходу принимаете. Тяжелый вы человек, теперь вы другой. Заболели манией величия».
Судя по записям Малина, именно Полянский довел до логического конца поток обвинений против Хрущева. «Вывод: уйти вам со всех постов в отставку». И в этот момент за Хрущева попытался заступиться Микоян. Эта попытка сразу же была пресечена Шелепиным: «Т. Микоян ведет себя неправильно, послушайте его». Микояну пришлось противостоять всему составу участников заседания. Выступая, он попытался «расшатать» это единство. «Суслов прав — прямо говорит, решение съездов правильно,— записывал Малин слова Микояна.— Стабильный состав Президиума — может управлять страной. Во внешней политике
вначале Хрущев мало владел внешней политикой, быстро овладел. Суэц — не были в состоянии войны, риск был. Берлинский вопрос — я выступал против, в общем — правильно. Кубинский кризис — спорил. Подводный флот послать — сама идея на грани авантюры. О Синьцзяне — опасные высказывания. Блестящие беседы (Хрущева.— Авт.) с иностранцами. Вспыльчивость, раздражительность
правильно. Игнатов подзуживает. Нет — мстительности».
По мнению Микояна, в ошибках Хрущева виновато его окружение — заведующий Общим отделом Малин и помощник Хрущева Шуйский. Отсюда другой вывод — вопреки предложению Полянского «неправильное отсечь, т. Хрущева разгрузить, должен оставаться у руководства партии».
Но Микоян не нашел поддержки Президиума: Хрущева уже добивали. Косыгин, выступая, заявил, что он «удовлетворен ходом обсуждения, линия правильная... Президиум характеризует единство, ЦК весь поддержит. Полумерами не удастся решить. Стиль т. Хрущева не ленинский».
