В этих условиях вести активные действия на западной границе — а они были бы практически неизбежны, если бы советские войска были введены в Польшу,— становилось просто невозможным.

Исходя из этого, оставалась возможность оказывать давление на польское руководство. Нарастало раздражение Л. И. Брежнева действиями Первого секретаря ЦК ПОРП С. Кани, который становился в его глазах символом уступок и капитуляции перед политическими противниками в «Солидарности». Брежнев даже не пытался скрыть это отношение к польскому лидеру и в своем телефонном разговоре с Каней 16 июня, и при встречах с ним в Крыму, и на заседании Политбюро 10 сентября 1981 г.

31 августа 1981 г. была подготовлена записка Минобороны, МИД, КГБ, Отдела ЦК КПСС «Тенденции развития обстановки в Польше и направления наших возможных действий», содержащая рекомендации польскому руководству поддерживать постоянную готовность к установлению особого режима для отдельных предприятий, отраслей, например транспорта, или районов вплоть до введения военного положения.

Отставку Кани и избрание Первым секретарем ЦК ПОРП генерала В. Ярузельского в Москве встретили с облегчением и надеждой. Ему сразу же позвонил Брежнев, и 19 октября между польским и советским лидерами состоялся обстоятельный телефонный разговор.

Кроме официального поздравления Ярузельского, Брежнев призвал: «Не теряя времени, переходить к намеченным вами решительным действиям против контрреволюции. Мы надеемся, что теперь все — ив Польше, и за рубежом — почувствуют, что дела в стране пойдут по-иному».

Ярузельский демонстрировал согласие с Брежневым: «В соответствующей обстановке надо применять решительные действия, чтобы давать бой там, где будет уверенность в успехе. Я сейчас еду на заседание Военного совета Вооруженных Сил в Министерство обороны. Я поставлю и там соответствующие задачи. Мы будем широко включать армию во все области жизни страны.

Вчера, после пленума, я имел встречу с первыми секретарями областных комитетов и сказал, чтобы они не обижались на то, что мы будем [привлекать] людей из Вооруженных Сил в осуществление некоторых процессов, будем расширять встречи офицерского состава с рабочим классом, чтобы непосредственно влиять на рабочих, чтобы изолировать их от влияния "Солидарности" Конечно, мы не меняем нашего генерального направления в том смысле, что, борясь за здоровые силы народа, которые заблуждаются и вошли в "Солидарность", привлекая их на нашу сторону, одновременно мы будем бить противника, и, конечно, так бить, чтобы это приносило результаты».

Очевидно, после прихода к власти Ярузельского советские власти окончательно решают для себя вопрос о невозможности применения советских войск в Польше. 29 октября 1981 г. Андропов заявил на заседании Политбюро: «Польские руководители поговаривают о военной помощи со стороны братских стран. Однако нам нужно твердо придерживаться своей линии — наши войска в Польшу не вводить».

Следом за Андроповым, руководившим КГБ, выступил министр обороны СССР маршал Устинов: «Вообще надо сказать, что наши войска вводить в Польшу нельзя. Они, поляки, не готовы принять наши войска»⁸¹.

Напомним, что Устинов и Андропов были не только влиятельнейшими членами Политбюро, но и людьми, в огромной степени ответственными за вторжение в Афганистан. Их позиция была, безусловно, решающей для всего состава Политбюро.

Не собираясь вторгаться в Польшу, политическое руководство СССР приняло на себя обязательства расширить экономическую помощь Польше, как и было обещано Ярузельскому. Следовало направить туда 30 тыс. т мяса, расширить поставки газа и нефти. Ресурсы собирали с трудом, то же мясо изымали из государственных резервов, требовали расширить поставки мяса из союзных республик. Так как продовольствия в стране не хватало, эти поставки шли с трудом. Сам Брежнев скептически смотрел на помощь продовольствием: «Я все думаю о том, хотя мы Польше и дали 30 тысяч тонн мяса, но едва ли поможет полякам наше мясо. Во всяком случае у нас нет ясности, что же будет дальше с Польшей. Никакой инициативы товарищ Ярузельский не проявляет»⁸².

С приходом Ярузельского произошло своего рода дистанцирование польского политического руководства от СССР. Это не означало ослабления связей между Москвой и Варшавой. Происходило нечто иное — инициативу из рук Кремля перехватил генерал Ярузельский. Он не скрывал своего намерения осуществить «операцию X», однако обусловливал ее рядом требований к СССР. «Ярузельский,— заявлял Андропов на заседании Политбюро 10 декабря 1981 г.,— довольно настойчиво выдвигает перед нами экономические требования и обусловливает проведение "операции X" нашей экономической помощью, и, я сказал бы, даже более того: он ставит вопрос, хотя и непрямо, о военной помощи. ...В связи с этим я хотел бы высказать, что наша позиция, как она была сформулирована раньше, на прошлом заседании Политбюро, и ранее ее неоднократно высказывал Леонид Ильич, является совершенно правильной и отступать от нее мы не должны. Иначе говоря, мы занимаем позицию интернациональной помощи, мы озабочены сложившейся в Польше обстановкой, но что касается проведения "операции X", то это целиком и полностью должно быть решением польских товарищей, как они решат, так тому и быть. Мы не будем настаивать на этом и отговаривать не будем»⁸³.

Трудно не увидеть в этих словах Андропова нерешительность и даже растерянность, несвойственную председателю КГБ, имевшему репутацию интервенциониста (напомним о его исключительно жесткой реакции в отношении Чехословакии в 1968 г., «засЛуге» в организации вторжения в Афганистан).

Судя по имеющимся в нашем распоряжении документам, причин было несколько. Первая из них была связана с практическим устранением СССР от подготовки «операции X», более того — советская сторона оказалась лишена информации о готовящемся введении военного положения в стране. Это представлялось тем более удивительным, что, казалось, информация в СССР должна была поступать из разных источников — партийных, военных, дипломатических, по каналам КГБ, но ее, этой информации, как раз и не было. 10 декабря, менее чем за три дня до введения военного положения в Польше, в Политбюро ЦК КПСС не было точных данных не только о сроках осуществления «операции X», но и о том, будет ли вообще введено военное положение!

Секретарь ЦК К. В. Русаков, «курировавший» соцстраны, сообщил то, что и так было известно: на последнем заседании все члены Политбюро ПОРП единогласно высказались за введение военного положения. А дальше начинались загадки. Русаков, только что вернувшийся из Польши, ссылался на сведения, полученные послом СССР в Польше, что Ярузельский, выступая перед секретарями воеводских комитетов ПОРП, «не дал ясной, четкой линии. Никто не знает, что все-таки будет в ближайшие дни. Шел разговор об "операции X". Сначала речь шла, что она будет в ночь с 11-го на 12-е, затем с 12-го на 13-е. А теперь уже поговаривают, что это будет около 20-го». Андропов 9 декабря звонил своему польскому коллеге Милевскому «и спросил его, какие и когда намечаются меры. Он ответил... что об "операции X" и о конкретном сроке ее проведения не знает. Таким образом, получается, что или Ярузельский скрывает от своих товарищей план конкретных действий, или он просто уходит от проведения этого мероприятия».

Не лучше обстояло дело и по линии военных. Маршал Устинов подтвердил, что он ничего не знает о планах Ярузельского: «У меня был разговор с Сивиц- ким. Он прямо сказал, что мы даже не знаем, что думает генерал. Таким образом, человек, выполняющий сейчас по существу обязанности министра обороны ПНР, не знает, что будет дальше, какие действия предпримет Председатель Совмина и министр».

Другая причина, опасность которой, как нам представляется, была ясно осознана в Кремле,— это международные, военно-политические и стратегические последствия непосредственного вмешательства СССР в польские дела. Следует отметить, что сам Ярузельский всячески подчеркивал зависимость своих будущих действий от Советского Союза. Тот же Русаков говорил: «Ярузельский имеет в виду связаться по этому вопросу с союзниками. Он говорит, что если польские силы не справятся с сопротивлением "Солидарности", то польские товарищи надеются на помощь других стран, вплоть до введения вооруженных сил на территорию Польши. При этом Ярузельский ссылается на выступление товарища Куликова, который будто бы сказал, что помощь СССР и союзных государств военными силами Польше будет оказана. Однако,— заметил Русаков,— товарищ Куликов сказал не прямо, он просто повторил слова, которые в свое время были высказаны J1. И. Брежневым, о том, что мы Польскую Народную Республику в беде не оставим»⁸⁴.