В изображении Лебедя все это выглядело несколько иначе: для начала его просто не пропустили в здание, которое на его глазах стремительно и серьезно защищалось баррикадами вовсе не игрушечного свойства. Затем выяснилось, что он потерял этот злополучный батальон в обстановке всеобщего хаоса, характер- него для ввода войск в Москву и всеобщего противодействия этому процессу169 В конце концов ему удалось связаться с государственным советником Президента России Ю. В. Скоковым. Позже Лебедя привели к президенту, на прямой вопрос которого, от кого охранять и оборонять Белый дом был намерен исполнявший приказ Грачева Лебедь, генерал ответил: «От кого охраняет пост часовой? От любого лица или группы лиц, посягнувшего или посягнувших на целостность поста и личность часового»170 Искусный гибрид устава караульной службы с дипломатическим протоколом означал в сущности одно: Лебедь собирается защищать самого себя. Так и было понято. Генерал сохранял возможность присоединиться и к тем, и к другим. Позже генерал Лебедь много раз говорил и писал, что если бы он получил приказ на захват Белого дома, то, безусловно, выполнил бы его. Но одно становилось ясным: Грачев устранялся от активных действий. Приказ Лебедю должен был отдать именно он. Курс Грачева на устранение от активных действий скоро перестал быть тайной, в том числе и для Лебедя. Главнокомандующий Военно-воздушными силами генерал Е. Шапошников узнал, что Грачев затягивает отправку десантников, и понял, что он «медлит»171
Командир группы «Альфа» генерал В. Ф. Карпухин, получивший ранним утром 19 августа приказ следить за дачей Ельцина, а позже — распоряжение по радиотелефону арестовать Ельцина и интернировать его в Завидово, одну из дальних правительственных резиденций, приказ не выполнил. Сам он объяснял свои действия тем, что не захотел выполнить этот приказ. Думаем, однако, что причины были иные: не случайно Карпухин обратил внимание на то, что приказ он получил а устной форме177 Это значило, что в случае неудачи он, Карпухин, будет отвечать за все. Брать на себя ответственность он не хотел. Возможно и другое: спецгруппа просто прозевала кортеж правительственных автомобилей, на предельной скорости вырвавшихся из Архангельского и стремительно ушедших в Москву. Колонна из четырех машин шла на такой скорости, что у машин сопровождения были разбиты фары мелкими камешками, вырывавшимися из- под колес летевших впереди автомобилей.
В Белом доме в половине девятого было тихо. Все как всегда: работают буфеты, киоскеры продают свежие газеты. Единственная новость — у милиции, охранявшей здание, появились автоматы. В зале заседаний Верховного Совета потихоньку собирались номенклатурные сотрудники аппарата, по большей части старые, много лет отработавшие. Они тихо обменивались новостями, и заметно было, что перспектива «наведения порядка в стране» их вполне устраивала.
В 10 часов утра были прекращены телевизионные передачи на всех каналах телевидения в Москве, кроме первого канала.
Картина, открывавшаяся из окон Белого дома, была устрашающей. По Кутузовскому проспекту, по широкому Калининскому мосту двигалась, ревела танковыми двигателями, чадила колонна бронетехники, конца которой не было видно. Передние машины направлялись к Белому дому и начали кружить вокруг здания.
Однако Ельцин с первых шагов начал перехватывать инициативу. В Белый дом были приглашены представители дипломатического корпуса, иностранные и российские журналисты. В 10.30 к ним вышел премьер-министр И. Силаев и зачитал обращение «К гражданам России». Во время его выступления на трибуну в зале быстро взошел Ельцин. Он говорил немного, попросил дипломатов и журналистов довести до мирового сообщества и граждан нашей страны мнение российского руководства, так как других способов сделать это, к сожалению, не остается. Закончил он тем, что посоветовал дипломатам уйти из Белого дома, так как здание уже начали окружать танки. То, как говорил Ельцин, та уверенность и невероятная в его положении способность шутить заставляли поверить: у ГКЧП будут большие проблемы.
У российского руководства в этот момент не было ничего, кроме права. И этим оно смогло воспользоваться в полной мере. В «ближайшем окружении» Ельцина173 рождается текст Указа № 59, который президент подписал в 12 часов 10 минут, за несколько минут до его знаменитого выступления с танка у Белого дома. Указ содержал юридическую квалификацию происходящего и определял ее в нормах Уголовного кодекса. В Указе сообщалось:
«В связи с действиями группы лиц, объявивших себя Государственным комитетом по чрезвычайному положению, постановляю:
Считать объявление Комитета антиконституционным и квалифицировать действия его организаторов как государственный переворот, являющийся не чем иным, как государственным преступлением.
Все решения, принимаемые от имени так называемого Комитета по чрезвычайному положению, считать незаконными и не имеющими силы на территории РСФСР. На территории Российской Федерации действует законно избранная власть в лице президента, Верховного Совета и Председателя Совета Министров, всех государственных и местных органов власти и управления РСФСР.
Действия должностных лиц, исполняющих решения указанного Комитета, подпадают под действия Уголовного кодекса РСФСР и подлежат преследованию по закону.
Настоящий Указ вводится с момента его подписания.
Президент РСФСР Б. Ельцин».
Сразу же после завершения пресс-конференции, практически одновременно, собирается Президиум Верховного Совета РСФСР и Совет Министров РСФСР. Президиум Верховного Совета в абсолютном большинстве поддержал обращение Ельцина, Хасбулатова и Силаева «К гражданам России» и квалифицировал создание ГКЧП как государственный переворот. Было принято важнейшее решение — уже 21 августа собрать внеочередную сессию высшего законодательного органа республики — Верховного Совета. Против проголосовали только два человека — Исаков и Исаев.
На заседании Совета Министров РСФСР было удивительное единодушие. На нем присутствовал руководитель крупнейшего профсоюзного объединения России — И. Е. Клочков. Образование ГКЧП сразу же было квалифицировано как государственный переворот. Совет Министров также поддержал обращение «К гражданам России» и Указ № 59, призвал ответить на действия ГКЧП забастовками. В те минуты, когда шло заседание Совета Министров, танки кружили под окнами Белого дома. Во время заседания И. Силаев сообщил, что он вместе с Б. Н. Ельциным пойдет на встречу с солдатами. Танковая колонна встала непосредственно у парадного входа в здание. Ельцин вместе с Силаевым в окружении нескольких телохранителей вышел к танкистам, поднялся на броню и прочитал солдатам и людям, постепенно собиравшимся у здания Белого дома, свое обращение и указ. В тот момент в его действиях не было ничего нарочито театрального: просто с танка обращаться к солдатам-танкистам было проще. Этот поступок стал знаменитым, кажется, благодаря телеоператорам CNN, а в СССР — вечерней телевизионной программе «Время», куда был включен этот кадр из западной хроники.
Силаев вернулся на заседание Совета Министров, которое завершилось единогласным принятием постановления правительства. В нем не только поддерживались Указ президента и требование ко всем государственным органам России неукоснительно его соблюдать, то и содержалось обращение к правительствам других союзных республик «с призывом объединить усилия по защите конституционного порядка на всей территории СССР».
Вскоре заседание закончилось. Последним на нем выступил генерал-полков- ник К. Кобец, руководивший Государственным комитетом по оборонным вопросам. Он предложил членам правительства, если они хотят принять участие в обороне Белого дома, получить оружие в комнате охраны. Оружия было мало. Несколько десятков автоматов и пистолетов были розданы. Вряд ли от этого повысилась обороноспособность Белого дома.
Другое дело — то, что происходило вокруг Белого дома. Указы, заявление российского руководства стали стремительно распространяться по Москве: помогали телефаксы, ксероксы, телефон. В фойе метро появились копии указов, приклеенные к стенам. К Белому дому шли люди. Опыт Вильнюса был в памяти. Вокруг Белого дома стали возводиться заграждения, баррикады. В городе начались митинги. Толпы людей блокировали продвижение бронетехники. Разговаривали с солдатами и офицерами, объясняли им, что армию снова втягивают в грязное дело. Появились карикатуры на Язова, Крючкова, Янаева, Пуго. Стремительно нарастало гражданское неповиновение. В эти часы на сторону Ельцина перешло и осталось с ним до конца подразделение Советской Армии — танковая рота майора С. Евдокимова. Шесть его танков, лишенные боеприпасов, были единственной воинской частью Советской Армии, перешедшей на сторону Президента России.