Но уже вечером следующего дня он приглашает к себе Римера и вместе с ним экспериментирует с цветом. Лишь за работой можно забыть про боль и отчаяние. И все же несколько недель спустя, 20 июля 1816 года, Гёте вновь отправляется в задуманное путешествие на запад, на этот раз в сопровождении Мейера. Он собирался в Баден-Баден, а по пути хотел посетить супругов Виллемер. Но это путешествие заканчивается, едва успев начаться: через два часа пути у экипажа ломается ось, и он переворачивается. У Мейера рана на лбу, Гёте выходит из аварии невредимым. Однако в этом происшествии он видит недобрый знак и поворачивает обратно. Эта несостоявшаяся поездка обозначила новый поворот в его жизни: отныне он вообще отказывается от дальних путешествий. Исключением были лишь продолжавшиеся еще несколько лет регулярные посещения богемских курортов.
Он еще шлет письма Виллемерам, где выражает свою тоску по Гербермюле, и получает ответные послания от Марианны, тоскующей по Хатему. В одном из писем она цитирует его же стихотворение, найденное ею в собрании его сочинений:
Признайся, ты тоже навеки погублен,
Из прежних надежд ничто не сбылось!
[1568] Приглашения приехать в Гербермюле становятся все более настойчивыми, порой в них слышится настоящее отчаяние. В его письмах лишь изредка звучат отголоски восточной темы. Кажется, этот источник уже иссяк. В октябре 1817 года Марианна получает последнее письмо от Гёте, в котором он с грустью вспоминает свой первый приезд в Гербермюле осенью 1814 года. После этого он замолкает более чем на год. «Драгоценный друг, какой злой гений (или демон равнодушия и неприязни) повинен в том, что от Вас к нам не доходит ни одного ласкового слова!» – пишет Виллемер на грани отчаяния. Марианна к тому времени уже переложила на музыку двадцать стихотворений Гёте и исполняла новые песни под гитару в семейном кругу. Молчание Гёте настолько ее расстроило, что она начала хворать и на какое-то время даже потеряла голос. Виллемер с легким упреком пишет об этом Гёте. Наконец в ноябре 1818 года Гёте отвечает. В его душе вновь проснулись воспоминания о времени создания «Западно-восточного дивана» и о лирической любовной игре: летом 1818 года закончилась подготовка этого объемного стихотворного цикла к печати, и Гёте, читая корректуру, вновь погрузился в настроение тех дней. Он пишет еще несколько стихотворений для «Дивана» и когда наконец посылает ответное письмо Виллемерам, прикладывает к нему первые оттиски готовящегося издания. «Какая отрада для меня, – пишет Марианна, – возвеличенное Вашим духом, здесь даже самое незначительное событие, каждое непроизвольно сказанное слово воспаряет к высшей жизни. Я удивляюсь, находя что-то знакомое, и все же искренне радуюсь, что оно принадлежало мне и в каком-то смысле я и сейчас могу назвать его своим»[1569].
Гёте никогда больше не увидит Марианну, но отныне они будут чаще друг другу писать. Теперь их письма – ясные и открытые, в них звучит уже не тоска по будущему, а легкая грусть по прошлому. Она пишет: «Я для самой себя была загадкой; смиренная и в то же время гордая, пристыженная и восторженная – все казалось мне счастливым сном, в котором ты сам видишь себя более прекрасным и даже более благородным, чем в жизни»[1570]. Гёте порой пишет Марианне, словно влюбленный юноша, одно стихотворение следует за другим. Вот первое из этих стихотворений, которые были изданы отдельной брошюрой вслед за только что вышедшим из печати «Западно-восточным диваном»:
В этот тесный переплет
Втиснут рой свободных песен,
Для которых небосвод,
Да и тот немного тесен.
Время – гробовщик вселенной,
Но сильнее песен рать.
Каждой строчке – быть нетленной,
Они вновь посылают друг другу восточные талисманы и амулеты, шелковы платки, розовое масло, листки гинкго. Однажды она послала ему в подарок домашние туфли, на которых вышила в виде вензеля первую букву своего лирического имени, и помочи, украшенные орнаментом из весенних цветов. Гёте благодарит ее стихами. Так продолжается еще несколько лет, и потом тональность их писем меняется, становится более прозаичной и солидной. Теперь уже они рассказывают друг другу о происходящем вокруг, а не внутри. Когда за год до смерти Гёте снова просматривает свою корреспонденцию, он пишет Марианне: «особым светом приветствуют меня страницы, напоминающие о прекраснейших днях моей жизни»[1572]. Он собирает все ее письма и отправляет их ей с просьбой открыть посылку лишь после его смерти. К письмам приложено стихотворение:
К взгляду милой и к устам,
К начертавшим их перстам —
В жгучей страсти, в нетерпенье,
Ожидаемы с волненьем —
К сердцу, где они родились,
Эти письма возвратились;
Держишь ты в своих руках
Память о счастливых днях
[1573].
Глава тридцать первая
«Западно-восточный диван»: жизненная сила поэзии. Ислам. Религия в целом. Поэт или пророк. Что есть дух? Вера и опыт. Признание священного. Неявное. Критика Плотина: дух в утеснении реальностью. «Годы странствий Вильгельма Мейстера» как пробный камень. «Если работы много, рассуждать некогда». Спор прозы и поэзии. Почему, собственно, отречение?
Между тем значение «Западно-восточного дивана» не ограничивается изящной литературно-любовной игрой, как она представлена в «Книге Зулейки», о которой Гёте, впрочем, пишет в авторском извещении о печатании книги: «Здесь тоже временами прорывается духовное начало, и покров земной любви как бы накинут на отношения более высокие»[1574].
Игра с высшими смыслами присутствует не только в любовной теме, но и на других остановках этого «путешествия», как Гёте называет свой стихотворный цикл. «Поэт смотрит на себя как на путешественника»[1575], – пишет он в том же извещении. Этот путешественник движим чувством свободы, а не стремлением к конкретной цели:
Лишь в седле я что-нибудь да стою!
Лежебоки, где уж вам за мною!
Я промчусь по самым дальним странам,
Только звезды над моим тюрбаном
[1576].
Этот путешественник с любопытством и не иссякающим удивлением изучает нравы и традиции Востока, он отправляется в дальние страны, чтобы узнать новое – и лучше познать самого себя.
Восток, как его себе представляет Гёте, – это обетованная земля поэзии, ибо здесь, как ему кажется, поэзией проникнута вся повседневная жизнь. Сила поэзии, ее влияние на жизнь – это вторая, после любви, главная тема «Западно-восточного дивана».
Что такое поэзия? Автор «Западно-восточного дивана» дает ответ на этот вопрос:
Да, поэзия дерзка!
Что ж бранить меня?
Утоляйте жар, пока