Прошло два месяца, и пора было отправляться домой. Обратный путь тоже лежал через Страсбург. Здесь Гёте снова провел некоторое время с Ленцем. «Насладился божественными днями в обществе Гёте»[519], – записал тот в дневнике. Они ходили в гости к старым общим знакомым и обедали в ресторанах. Вместе они еще раз поднялись на башню собора и посетили любимые места в окрестностях Страсбурга. В Зезенгейм Гёте, однако, заезжать не стал. От возможности еще раз навестить сестру в Эммендингене он также отказался.

В конце июля Гёте вернулся во Франкфурт. Первое письмо, написанное по возвращении, адресовано Августе: «Когда печаль сжимает мое сердце, я обращаю свой взор на север <…>. Вчера вечером, мой ангел, я так страстно желал оказаться у Ваших ног, держать Ваши руки в своих руках <…>. Я столь часто обманывался в женщинах – о, Густхен, если бы я только мог заглянуть Вам в глаза!»[520]

Как будут развиваться отношения с Лили, по-прежнему неясно. С этой точки зрения путешествие в Швейцарию ничего не изменило. Гёте хочет быть рядом с ней, но в то же время боится связывать себя навсегда. Однажды, когда Лили нет дома, он сидит за ее письменным столом и изливает свою душу в письме – в письме к Августе: «Здесь, в комнате девушки, которая делает меня несчастным, хотя в этом нет ее вины, у нее ангельская душа, а я, я омрачаю ее дни!»[521] В этот момент возвращается домой Лили. Она удивляется, обнаружив Гёте за своим письменным столом, и спрашивает, кому он пишет. Он рассказывает ей об Августе. Все это происшествие он описывает до мельчайших подробностей, умалчивая лишь о реакции Лили. Тогда же он пишет Мерку, но тон его письма совершенно иной: «Я снова вляпался в дерьмо и теперь готов отхлестать себя по щекам за то, что раздухарился, а не ушел ко всем чертям»[522]. Лили и Гёте принимают решение на какое-то время расстаться. Это тоже не помогает. Гёте – Густхен: «К несчастью, чем дальше я от нее, тем сильнее приковывают меня к ней ее чары»[523].

По свидетельству одного из современников, в конце концов мать Лили взяла инициативу в свои руки и положила конец этой неопределенности. Некто фон Бретшнайдер, судя по всему, отнюдь не благоволивший Гёте, в письме Николаю сообщает о происшедшем, а может быть, просто пересказывает слухи: Гёте наконец официально посватался к Лили, «мать попросила дать ей время подумать и через несколько недель пригласила Гёте на обед, где при всем многочисленном обеденном обществе ответила на прошение Гёте, что жениться им не пристало в силу разности религий. Явная грубость, на которую Гёте страшно обиделся, ведь все то же самое она, безусловно, могла сказать ему наедине, однако, по словам мадам Шёнеман, она не могла придумать лучшего средства покончить с этой историей раз и навсегда, а в разговоре тет-а-тет она боялась, что Гёте втянет ее в дискуссию»[524]. Последнее замечание настолько прав доподобно, что нам ничего не остается, как поверить и остальному.

В сентябре 1775 года Карл Август, к тому времени достигший совершеннолетия и ставший герцогом, отправляется в Карлс руэ, где должно было состояться его бракосочетание с принцессой Луи зой. По дороге он останавливается во Франкфурте. При встрече с Гёте он снова зовет его в Веймар, уточняя подробности переезда. В середине октябре во Франкфурт приедет камергер веймарского двора Иоганн Август Александр фон Кальб, а когда он будет возвращаться в Веймар, Гёте может поехать вместе с ним.

С лета 1775 года, когда впервые зашла речь о том, чтобы перебраться в Веймар, у Гёте было достаточно времени на обдумывание. Когда-то это была игра со множеством возможностей, теперь ему надо было на что-то решиться. Примерно в это же время он пишет Августе: «Будет ли мое сердце когда-нибудь охвачено <…> подлинным наслаждением или страданием, или же оно и впредь будет качаться на волнах воображения, <…> то возносясь на небеса, но низвергаясь в ад»[525]. Одно дело – то, что рисует воображение, и другое – необходимость решиться на что-то в реальной действительности. Пройдя сквозь игольное ушко решения, множества возможностей превращаются в одну реальность. В начале октября он решает ехать в Веймар.

В «Поэзии и правде» главной причиной своего отъезда Гёте называет «бегство»[526] от Лили. На самом деле это не совсем так. Фрицу цу Штольбергу он писал, что едет в Веймар «не из-за какого-то отдельного человека – нет, у меня зуб на весь свет»[527]. Он хочет бежать не только от Лили, а от ситуации в целом – от «всего света». Ясно одно: в Веймаре его ничто особенно не привлекает. Гораздо сильнее в нем звучит голос «Прочь отсюда!». Кроме того, он ведь еще не знает того, что станет понятно лишь спустя десятилетия: Веймар станет его судьбой на всю жизнь.

Пока же речь идет лишь о путешествии в сравнительно далекие края и о непродолжительном пребывании при дворе. Почему бы не попробовать и это тоже? Он одалживает деньги у Мерка – о будущих должностях и доходах пока еще нет и речи. Отцу тоже приходится раскошелиться – делает он это неохотно, так как его не радует перспектива службы сына при дворе, тем более при таком крошечном. В те годы Веймар еще не пользовался той славой, которую он заслужил при Гёте. Конечно, там был Виланд и герцогиня-мать, окружившая себя «царством муз», благодаря которому веймарский двор приобрел определенную известность, однако этим все и ограничивалось. Дворец недавно сгорел. Прежде чем раскрылось значение восемнадцатилетнего герцога, должно было пройти еще немало времени. Что касается населения, то по сравнению с Франкфуртом Веймар был крошечным городком-резиденцией и уж никак не «большим светом». Для Гёте это означало переезд из большого города в провинцию, пусть даже со своими амбициями. В пользу Веймара говорило то, что он был достаточно далеко от Франкфурта и, как бы то ни было, давал надежду на иную жизнь. Только время покажет, будет ли это лишь передышка в старой жизни или начало новой. В ожидании экипажа, в котором он должен отправиться в Веймар, Гёте пишет Готфриду Августу Бюргеру: «Первые минуты внутреннего сосредоточения, <…> впервые после самых рассеянных, смутных, цельных, наполненных, пустых, насыщенных и бестолковых девяти месяцев моей жизни»[528].

Но экипажа все нет. В ожидании проходит целая неделя, из Веймара никаких вестей. Во Франкфурте Гёте уже известил всех своих знакомых об отъезде. Все уверены, что он уже уехал, ему неловко показываться людям на глаза, и он не выходит из дома. Он сидит у себя в кабинете и пишет «Эгмонта».

Постепенно он теряет терпение. Что теперь делать? Решение покинуть Франкфурт на какое-то время уже принято. Отказываться от него он не собирается. В гневном нетерпении он решительно меняет направление, желая наверстать возможности, упущенные во время путешествия по Швейцарии: он хочет увидеть Италию. 30 октября Гёте отправляется в путь и записывает в дневнике: «Собираюсь на север, а еду на юг, обещаю и не прихожу, отказываюсь и являюсь!»[529] Первая остановка на его пути – Гейдельберг.

Здесь его настигает весть о том, что экипаж камергера фон Кальба прибыл наконец во Франкфурт и ждет Гёте, чтобы отправиться обратно в Веймар. Гёте мог бы продолжить свое путешествие в Италию, но он решает повернуть назад.

Если собрать все, что позднее писал о своей жизни сам Гёте и что вспоминали свидетели его ранних лет, то перед мысленным взором встает долгожданное и желанное дитя, которое с самого начала жизненного пути встречало исключительно признание, одобрение и поощрение. Он – любимчик в семье, мальчик, который не создает проблем из собственного характера и поэтому может всецело сосредоточиться на познании мира. Он очень любопытен и хочет подражать всему, что производит на него впечатление. Он быстро схватывает и копирует все новое: иностранные языки, рифмы и ритмы, рисунки, кукольный театр, сказки, торжественные богослужения, библейские истории. Он верит в свои силы, но с почтением относится к окружающим. Его любят, и он живет в согласии с самим собой. Себя он воспринимает как сказочного принца, как человека, который способен осчастливить окружающих дарами своего сердца. Без страха и опасений изучает он этот мир, потом переживает первую любовь и вместе со своей возлюбленной Гретхен присутствует на коронации императора.