Да, он не успел удивиться, что-либо осмыслить, как резкий крик оборвал тишину. Крик донёсся со спины. Андрей развернулся и опешил от неожиданности, очутившись перед толпой странно, мягко сказано, одетых людей, низкорослых, чуть ему по грудь, со злыми лицами. В руках они держали и потрясали камнями, дубинками и чем-то похожим на копья. Заросшие до ушей бородами, с длинными космами и разлапистыми бровями он казались волосатыми разъярёнными головастиками, смешными карикатурными человечками.

На шаг впереди толпы, ближе к Андрею, выплясывал их приятель, пучеглазый и безобразный, с белым шрамом почти через всё лицо. В его правой руке было зажато настоящее копьё, а левой он показывал, приседая на мускулистых ногах, на Андрея и беспрерывно издавал тот резкий звук, услышанный Андреем вначале.

Андрей правильно оценил ситуацию – перед ним дикари, но всё его существо возмутилось этой неспровоцированной злости и намерениям никогда не виденных им людей. В конце концов, даже если они и вправду дикари, то всё равно надо знать, за что с тобой хотят расправиться.

– Послушайте! – попытался он вступить в переговоры, но копьё, пущенное из толпы, зацепило часть уха, а древко сильно царапнуло щёку. Следом камень, брошенный с близкого расстояния, весело прошелестел над самой головой.

– Ну, уж нет! – вслух подумал Андрей, справедливо считая, что пока эти люди разъярены невесть чем, то руку дружбы им протягивать преждевременно.

И тут же парировал новую угрозу. Второе подобие копья, направленное прямо ему в грудь, он перехватил, убрав корпус в сторону. Копьё оказалось увесистым и придавало руке уверенность.

Его неожиданный для толпы манёвр внёс в неё некоторое замешательство. Даже предводитель перестал кричать, хотя рот и не закрыл. Его выпуклые глаза осмысленно оглядели могучую, по сравнению с его приятелями, фигуру Андрея, рыскнули по руке, уверенно держащей копьё, и замерли на ботинках, так как сам он и другие были босыми.

Андрей попытался воспользоваться моментом наступившей паузы, пока в него впились заинтересованные взгляды из-под нависших бровей.

– Так нельзя… – выкрикнул он, но его голос словно послужил сигналом возобновления действий против него.

Предводитель вновь заорал, закатив глаза, взметнулись для нанесения ударов руки.

Не помня себя, Андрей отскочил назад, метнулся прочь от людей. Мимо пролетели камни и дубинки, сталкиваясь между собой. Глухие удары падающих предметов случились уже тогда, когда Андрей кинулся прямо через истоптанные кусты прочь от пещеры…

Весь день он шёл куда-то, заплутав среди деревьев, валунов и мелких речек, опасливо прислушиваясь, ничего не понимая в происходящем с ним. Когда стемнело, он сел под могучей сосной, вольготно выросшей среди собратьев поменьше. Под ней было сухо и покойно…

Андрей же увидел розовое сияние, поглотившую стену из камней, и, ещё не приходя в себя, обнаружил – ему ничто не угрожает. Откуда пришла эта уверенность, он не знал, да и не задумывался о том. Он лишь с интересом огляделся и увидел под ногами камни, которые вокруг кратерным развалом лежали мёртвыми. Они теперь не реагировали на его движения, не искали для себя лучших местечек, не были способны к жизни и движению. И Андрей спокойно, даже равнодушно, перешагнул через невысокий барьер, зацепив его носком ботинка. Сбитый камень покатился перед ним, другие камни осыпались, как осыпаются все камни мира.

Но взгляд на ботинок пробудил воспоминание: что-то же с ним произошло. Дикари, нападение, блуждание по неведомым землям. Он на мгновение остановился, тряхнул головой, изгоняя видения.

– Вот! – сказал сам себе с облегчением, нагнулся и взял сбитый ногой камень, повертел и взвесил его на ладони, зачем-то с трудом затолкал его в карман узких брюк и, ощущая неудобство, пошёл к углу здания, где стояли люди.

Кокусев уже ушёл, зато Козлов, засунув руки глубоко в карманы и нахохлившись, ожидал Алексеева. Рядом хлопотали пожарные: скатывали рукава, укладывали начищенные брандспойты, усаживались сами в машину. Булькнул колокол, и пожарная машина, неуклюже разворачиваясь, укатила со двора.

– Всё, Игорь Павлович, – устало проговорил Андрей и вытащил камень из кармана, показал шефу.

Козлов непонимающе посмотрел на его побелевшие пальцы, охватившие увесистый булыжник, на подрагивающую руку.

– И, правда, – Андрей вымученно улыбнулся и отбросил камень. – Я в лабораторию.

Внизу, у чёрного входа, через который вырвались взбесившаяся куча камней, хлопотали двое в ватниках. Один из них, высокий и хмурый, с крупным носом на узком лице, держал вертикально дверь, сорванную с петель и в нескольких местах опалённую; другой – пониже и попроворнее – выдёргивал старые гвозди и суетился между тощим телом товарища и занозистым ребром двери.

Когда Андрей, засунув покрасневшие от холода руки подмышки, проходил мимо, высокий смешно шмыгнул носом, а его напарник оживлённо сказал:

– Точно, он!..

На лестнице толпился народ, оглядывался на проходящего виновника свежих событий, сплетничал; якобы очевидцы усиленно жестикулировали, подтверждая свои слова. Но уже откуда-то доносилось:

– Восьмая лаборатория, по местам!.. Второй отдел…

И поплыло успокаивающе: «Пошли, пошли…»

Так что, подходя к своему помещению лаборатории на четвёртом этаже, Андрей никого уже не видел в коридоре, чему был рад.

Он одёрнул на себе свитер, стряхнул какую-то пыль или грязь, густо облепившую левый рукав, и только после этого вошёл в распахнутую дверь лаборатории.

То, что он увидел на свободном пяточке сразу после входа, потрясло его больше, чем когда его окружила каменная стена.

И было отчего ошалеть.

На пяточке, на том самом месте, где он вчера их оставил, лежала куча камней и халат, их сдерживающий. Сама куча всё также ориентировалась на выход, та же старая чернильница сверкала стеклянно-траурным блеском. Халат, правда, был уложен не так, как он его расположил, но это Андрей рассмотрел позже, а с первого взгляда ему показалось всё непостижимым и обидным до боли в груди. Обидным, потому что всё произошедшее показалось ему теперь огромным несправедливым розыгрышем, в котором участвовал весь институт во главе с его начальником.

В лаборатории повисла тишина.

– Андрюша! – голос Алуши вывел Алексеева из оцепенения. Алуша, по привычке играя миндалевыми глазами, говорила шёпотом: – Она вернулась… Мы зашли сюда… после всего этого, а она уже здесь. Правда…

– Да, да, конечно, – Андрей словно проснулся и окинул лабораторию быстрым взглядом.

У всех сотрудников преобладали вытянутые лица и все смотрели на него. Только Печеник что-то писал, подперев ногами стол, отчего его поверхность достигала Сашке до груди.

Резал глаз пустой стол Серёги Куродёрова.

Все молчали. Молчал и Андрей. Но, когда ему это стало невмоготу, он, вдруг, свирепея, возможно, впервые в жизни, громко, чтобы слышали все, зло выкрикнул:

– Вот что, ребята! Если кто-нибудь ещё притронется к этой проклятой кучи… – Собственный громкий голос для него прозвучал так неожиданно, что он остановился, тяжело дыша. Договорил спокойнее и тише: – Может быть, её разбросать дальше, чем видно? А?.. Чтобы и следов не осталось!

Никто не отозвался на его вопрос, но напряжение спало, сотрудники зашевелились, лица их сбросили маску растерянности и ожили. Стали расходиться по рабочим местам. Обходя стороной камни, подходили к Андрею, подбадривали.

Появился шеф, умытый, деловой. Постоял рядом с Андреем над кучей камней, похмыкал и пофыркал.

– Что дальше делать собираешься?

– Не знаю… – неохотно сказал Андрей. – Не знаю даже, с какого бока к ним подступиться… Да и бояться чего-то стал. Как будто со мной уже что-то случилось нехорошее… Неприятно мне как-то, Игорь Павлович.

Андрей повёл плечами, как от озноба.

Шеф, кивая, молча выслушал непривычные жалобы своего сотрудника.

– Ну-у… Не вешай носа. Давай подумаем…