И вот день, когда всё было готово, наступил.

Разведка

– Что же они там делают? – вслух, хотя его никто не слышал, терзался мальчик.

Он лежал, скрытый листвой в кустах. Рядом с ним, расставив ногороги, устроился Шенька, а за спиной, тоже прикрытый кустами, карикатурным изваянием застыл Двадцать Третий, получивший приказ не двигаться и молчать.

А хохобы, как видел Олежка, явно что-то делали на окраине леса по ту сторону речки. До них было далековато, оттого трудно понять – чем именно. Перекатываясь из стороны в сторону, они издавали звуки, значит, как был уверен Олежка, переговаривались между собой.

– Что они говорят? Ты разобрал? – шёпотом спросил мальчик биоробота, а тот громко, несмотря на просьбу отвечать как можно тише, отчеканил:

– Плохо слышно. Мои возможности по акустическим каналам…

– Тише ты!

– …для восприятия недостаточны и…

– У-у!.. – возмутился Олежка. – Двадцать Третий, замолчи!

Нет, не повезло ему с роботом. Для него, чтобы исследовать родную планету, нужен настоящий робот-исследователь. Такой, какой он видел в одном из фильмов: всё, что нужно, сделает сам и даже человеку подскажет. А этот! Был уборщиком, им и остался. Программ в нём много, но раз сто ему надо объяснить, что к чему, прежде чем он правильно поймёт и правильно сделает. Да ещё и воображает из себя невесть что…

Вот ведь просят его говорить тише, а он…

Средняя луна, купаясь в лучах восходящего солнца, быстро, словно на невидимом флаере, полетела низко над горизонтом.

– Пора, наверное, Шенька?

Друг в знак согласия поднял главный ногорог. Его большой, в ладошку, глаз светился синим цветом.

– Так, пчёлочка-иголочка, – залепетал мальчик, привыкший разговаривать с самим собой вслух и с любыми предметами, – полети и посмотри вон за теми кустами, нет ли там хохобов.

Пчела-разведчица, с ноготок величиной, блеснула брюшком и, ведомая подсказками Олежки, полетела, передавая на стекло часов как на экран, что видела.

За ближайшими кустами никого не оказалось, лишь шмыгнула в траву какая-то зверушка.

– Шенька, за мой!

Они поползли. Роса раннего утра холодила руки, вымочила на Олежке одежду, вызвав у него озноб. Но ему сейчас это не мешало.

Впереди протекала тихая речушка. Не та, в которой они по прихоти хохобов искупались, а не широкий её приток. Над ней склонились ветки деревьев, и по ним можно было перебраться на тот берег, не купаясь в воде. А там незаметно проскочить песчаную косу и опять нырнуть в заросли кустов, а от них до окраины леса с хохобами уже рукой подать.

Место подхода к речке Олежка выбрал ещё вчера.

Пчёлка летала. Друзья ползли. Двадцать Третий так и остался за кустами, готовый по зову человека прийти ему на помощь. Во всяком случае, Олежка на него надеялся, если хохобы и вправду по серьёзному надумают напасть на него. Да и на кого ему надеяться?

Сердце мальчика стучало. За поведением хохобов ему чудилась необыкновенная тайна, охраняемая от него, и он вот-вот разгадает. Во что бы то ни стало. Но для этого надо незаметно проникнуть в лес и всё увидеть своими глазами и узнать через Двадцать Третьего, о чём они говорят.

Проникнуть тихо и незаметно.

И он готов уже был к переходу через речку, как через спутник его настиг вызов мамы Ники.

– Олежек, ты где? Ты почему молчишь?

– Потом… Потом, мама Ника! – шепнул он, продолжая ползти.

– Ты чего там шепчешь? – забеспокоилась мама Ника.

– Ну, мама Ника! У меня всё хорошо, всё в порядке…

– А почему шепчешь?.. Где Двадцать Третий?

– Здесь он, здесь, – Олежка был в отчаянии.

Шенька осуждающе шевельнул ногорогами – показал, что Олежка сам виноват, так как надо было давно уже связаться с мамой Никой и сказать, где он находится. Она же волнуется за него.

– Чтобы выходил на связь каждый час! – распорядилась мама Ника. – Ты слышишь?.. Ты слышишь?.. Олежек?

– Ладно, ладно… – Олежка зарылся в траву и по прямому видеоканалу приказал биороботу передать и показать маме Нике, что у них всё идёт хорошо, они в безопасности, и он постарается каждый час сообщать о себе…

Пока он общался с мамой Никой, пчела куда-то залетела. Пришлось её возвращать назад и вновь запускать перед собой. Да и Двадцать Третьего пора уже перевести ближе к месту переправы. Олежка позвал его. Биоробот подчинился всем командам мальчика и скрытно проделал нужный манёвр. Олежка похвалил его.

До хохобов стало ближе, и Двадцать Третий теперь прислушался к звукам, издаваемых ими.

– Давай!.. Ну? – не терпелось Олежке. – Теперь-то слышишь?

– Слышу. Мой акустический канал…

– Знаю, знаю!.. С Мозгом связался?

– Он меня не принимает.

– Как не принимает?.. Шенька, ты что-нибудь понимаешь? – Шенька не понимал. Он молча удивился утверждению биоробота. – Как он может тебя не принимать, если ты с ним связан напрямую?

– Я накапливаю информацию, – невозмутимо прокаркал Двадцать Третий.

– Потише ты!

– Мозг будет обрабатывать полный пакет, – не снижая громкости, докладывал биоробот. – А мой акустический канал…

– Замолчи, Двадцать Третий! – Олежка вздохнул. – Вот, Шенька, – обратился он к другу, – ты теперь понимаешь отличие разумного существа от робота?

Шенька понимал. А Олежка ещё раз обдумал пришедшее на ум сравнение и решил, что, по сути дела, зря ругает Двадцать Третьего. Ведь он всё исполняет только исходя из программ, заложенных в него.

Он посмотрел на стекло часов, на восходящее солнце и сказал ногорогу:

– Пора, Шенька, перебираться на ту сторону.

Недаром Олежка все тринадцать лет прожил на своей планете. Он, а вместе с ним и Шенька, умели бесшумно ходить по лесу, красться, выжидать и быть готовыми ко всему. Так что даже ветки не качнулись, когда друзья по ним переходили речку.

Оставалось под прикрытием прибрежных кустов проскочить узкую песчаную полоску, как ноги Олежки словно приросли к земле.

Всё вокруг закипело от выстреливаемых из-под песка вверх нитями.

– Шенька! Берегись!… Удавчики! – закричал, не таясь, Олежка.

Но слишком поздно. Нити удавчиков оплели ноги мальчика и ногороги Шеньки. Ногорог задёргался, запутываясь в крепких нитях ещё больше, и замер.

После возгласа Олежки, будто эхо раздался довольный, как ему показалось, вопль со стороны леса:

– Хо-хоб-бы-бы!

Как они обманули его! Подкараулили! И пчела не помогла!

На берег выкатилось не менее десятка хохобов. Расположились полукругом и стали словно чего-то ожидать, а, может быть, решили устроить зрелище, повеселиться. И умей смеяться, они, наверное, умирали от смеха, видя, как человек и шестиног-шестирог пытаются освободиться от пут удавчиков.

А Шенька совсем запутался ногорогами, поэтому Олежка решил в первую очередь выручить друга. Сам-то он был оплетён лишь в ногах и у него доставало сил их рвать. Однако трудное это дело: десятки тонких прочных нитей врезались в конечности Шеньки, переплелись.

– Так, Шенечка, так, – приговаривал Олежка, сдвигая с ногорогов друга нитевидные образования удавчиков. Так много этих усатых червяков он видел впервые. – Я тебя брошу в речку. Ты выбирайся на тот берег и жди меня там. А я позову Двадцать Третьего. Ему эти нитки нипочём.

Освобождая друга, Олежка успевал с интересом посматривать и на хохобов, которых так близко видел впервые, если не считать их нападения на него и Шеньку, но тогда рассматривать их не оставалось времени.

Хохобы – обычные для планеты Олежки ногорогие, но не шенькины родичи. У этих и конечностей больше и сами они метра полтора в высоту. И тяжёлые, наверное, так ногороги, служащие им ногами, полностью погрузились в песок. А глаз у них огромный, пожалуй, в них поместится голова Олежки, и светится непонятным для человека бело-голубым светом на фоне кремовых ногорогов. Как будто среди них притаился клубочек летнего облака. Такой у них был глаз.