Тем не менее, Мишель вызвала свои собственные споры. На приеме лидеров стран G20 и их супругов вместе с королевой Елизаветой в Букингемском дворце она была сфотографирована с рукой, лежащей на плече Ее Величества — явное нарушение протокола между королевскими особами и простолюдинами, хотя королева, похоже, не возражала, обняв Мишель в ответ. Кроме того, Мишель надела свитер с кардиганом поверх платья во время нашей частной встречи с королевой, что привело Флит-стрит в ужас.
"Ты должна была воспользоваться моим предложением и надеть одну из этих маленьких шляпок", — сказал я ей на следующее утро. "И маленькую подходящую сумочку!".
Она улыбнулась и поцеловала меня в щеку. "И я надеюсь, что тебе понравится спать на диване, когда ты вернешься домой", — ярко сказала она. "В Белом доме их так много, что есть из чего выбрать!"
Последующие пять дней прошли в вихре событий: саммит НАТО в Баден-Бадене, Германия, и Страсбурге, Франция; встречи и выступления в Чехии и Турции; и незапланированный визит в Ирак, где, помимо благодарности шумному собранию американских войск за их мужество и самопожертвование, я консультировался с премьер-министром Малики о наших планах вывода войск и продолжении перехода Ирака к парламентскому правлению.
К концу поездки у меня были все основания чувствовать себя очень хорошо. В целом, мы успешно продвигали повестку дня США. С моей стороны не было никаких серьезных промахов. Все члены моей внешнеполитической команды, от членов кабинета министров, таких как Гайтнер и Гейтс, до самого младшего сотрудника передового отдела, проделали отличную работу. И страны, которые мы посещали, не избегали ассоциаций с Соединенными Штатами, а, казалось, жаждали нашего лидерства.
Тем не менее, эта поездка стала отрезвляющим доказательством того, насколько большая часть моего первого срока будет потрачена не на новые инициативы, а на тушение пожаров, возникших еще до моего президентства. На саммите НАТО, например, нам удалось заручиться поддержкой альянса в отношении нашей стратегии Аф-Пак, но только после того, как европейские лидеры подчеркнули, насколько резко их общественность настроена против военного сотрудничества с Соединенными Штатами после вторжения в Ирак, и как трудно им будет заручиться политической поддержкой дополнительных войск. Члены НАТО из Центральной и Восточной Европы также были встревожены вялой реакцией администрации Буша на вторжение России в Грузию и сомневались, можно ли рассчитывать на то, что альянс сможет защитить их от подобной российской агрессии. Они были правы: до саммита я с удивлением узнал, что у НАТО нет планов или возможностей быстрого реагирования, чтобы прийти на защиту каждого союзника. Это был еще один пример маленького грязного секрета, который я открыл для себя как президент, того же самого, что я узнал во время нашего обзора Афганистана, того же самого, что мир узнал после вторжения в Ирак: При всей своей жесткости, "ястребы" администрации Буша, такие как Чейни и Рамсфелд, удивительно плохо подкрепляли свою риторику последовательными, эффективными стратегиями. Или, как более красочно выразился Денис МакДонаф, "откройте любой ящик Белого дома, и вы найдете еще один бутерброд с дерьмом".
Я сделал все возможное, чтобы разрядить обстановку в Центральной Европе, предложив НАТО разработать индивидуальные планы обороны для каждого из ее членов и заявив, что когда речь идет о наших взаимных обязательствах по обороне, мы не должны делать различий между младшими и старшими членами альянса. Это должно было означать еще больше работы для наших перегруженных сотрудников и военных, но я старался, чтобы это не слишком повышало мое кровяное давление. Я напомнил себе, что каждый президент чувствует себя обремененным выбором и ошибками предыдущей администрации, что 90 процентов работы — это преодоление унаследованных проблем и непредвиденных кризисов. Только если ты делаешь это достаточно хорошо, дисциплинированно и целенаправленно, у тебя есть реальный шанс сформировать будущее.
К концу поездки меня беспокоил не столько конкретный вопрос, сколько общее впечатление: ощущение, что по целому ряду причин — некоторые из них мы сделали сами, некоторые — вне нашего контроля — обнадеживающая волна демократизации, либерализации и интеграции, охватившая весь мир после окончания холодной войны, начинает спадать. Старые, более мрачные силы набирают силу, а стрессы, вызванные затяжным экономическим спадом, могут еще больше усугубить ситуацию.
Например, до финансового кризиса Турция казалась страной, находящейся на подъеме, примером положительного влияния глобализации на развивающиеся экономики. Несмотря на историю политической нестабильности и военных переворотов, эта мусульманская страна, в которой большинство населения исповедует ислам, с 1950-х годов в значительной степени поддерживала отношения с Западом, сохраняя членство в НАТО, регулярные выборы, рыночную систему и светскую конституцию, закрепляющую современные принципы, такие как равные права для женщин. Когда нынешний премьер-министр Реджеп Тайип Эрдоган и его Партия справедливости и развития пришли к власти в 2002–2003 годах, выступая с популистскими и зачастую откровенно исламскими призывами, это вызвало недовольство светской политической элиты Турции, в которой доминировали военные. В частности, открытая симпатия Эрдогана к "Братьям-мусульманам" и ХАМАС в их борьбе за независимое палестинское государство также заставила Вашингтон и Тель-Авив нервничать. Тем не менее, правительство Эрдогана до сих пор соблюдало конституцию Турции, выполняло свои обязательства перед НАТО и эффективно управляло экономикой, даже инициировало ряд скромных реформ в надежде получить право на членство в ЕС. Некоторые наблюдатели предполагали, что Эрдоган может предложить модель умеренного, современного и плюралистического политического ислама и альтернативу автократиям, теократиям и экстремистским движениям, характерным для региона.
В своей речи перед турецким парламентом и на встрече с учащимися стамбульских колледжей я пытался поддержать этот оптимизм. Но из-за моих бесед с Эрдоганом у меня появились сомнения. Во время саммита НАТО Эрдоган поручил своей команде заблокировать назначение высокоуважаемого премьер-министра Дании Андерса Расмуссена новым генеральным секретарем организации — не потому, что он считал Расмуссена неквалифицированным, а потому, что правительство Расмуссена отказалось действовать в соответствии с требованием Турции подвергнуть цензуре публикацию в 2005 году в датской газете карикатур, изображающих пророка Мухаммеда. Европейские призывы о свободе прессы оставили Эрдогана равнодушным, и он сдался только после того, как я пообещал, что у Расмуссена будет турецкий заместитель, и убедил его, что мой предстоящий визит и общественное мнение США о Турции пострадают, если назначение Расмуссена не состоится.
Это определило порядок действий на следующие восемь лет. Взаимные интересы диктовали, что мы с Эрдоганом должны были развивать рабочие отношения. Турция обращалась к Соединенным Штатам за поддержкой своей заявки в ЕС, а также за военной и разведывательной помощью в борьбе с курдскими сепаратистами, которые получили поддержку после падения Саддама Хусейна. Мы же, в свою очередь, нуждались в сотрудничестве Турции в борьбе с терроризмом и стабилизации ситуации в Ираке. Лично я нашел премьер-министра сердечным и в целом отзывчивым к моим просьбам. Но всякий раз, когда я слушал, как он говорит, его высокая фигура слегка сутулилась, его голос звучал сильным стаккато, который поднимался на октаву в ответ на различные претензии или предполагаемые оскорбления, у меня создавалось сильное впечатление, что его приверженность демократии и верховенству закона может длиться только до тех пор, пока сохраняет его собственную власть.
