Остальные рекомендации отчета касались наращивания потенциала. Нам нужно было радикально улучшить способность правительства Карзая управлять страной и предоставлять основные услуги. Нам нужно было обучить афганскую армию и полицию, чтобы они были достаточно компетентными и крупными, чтобы поддерживать безопасность внутри страны без помощи американских войск. Как именно мы собирались все это сделать, оставалось неясным. Однако было ясно, что обязательства США, к которым призывал доклад Риделя, выходят далеко за рамки простой стратегии борьбы с терроризмом и направлены на государственное строительство, которое, вероятно, имело бы смысл, если бы мы начали семь лет назад, в тот момент, когда мы вытеснили талибов из Кабула.
Конечно, мы поступили иначе. Вместо этого мы вторглись в Ирак, разрушили эту страну, способствовали появлению еще более злостного филиала Аль-Каиды и были вынуждены импровизировать дорогостоящую кампанию по борьбе с повстанцами. Что касается Афганистана, то эти годы были потеряны. Благодаря непрерывным, зачастую доблестным усилиям наших войск, дипломатов и гуманитарных работников на местах, было бы преувеличением сказать, что в Афганистане нам придется начинать все с нуля. Но, тем не менее, меня осенило, что даже при самом благоприятном сценарии — даже если Карзай будет сотрудничать, Пакистан будет вести себя хорошо, а наши цели будут ограничены тем, что Гейтс любил называть "достаточно хорошим афганским" — мы все равно будем иметь дело с тремя-пятью годами напряженных усилий, которые будут стоить сотни миллиардов долларов и больше жизней американцев.
Мне не нравилась эта сделка. Но, что становится закономерностью, альтернативы были еще хуже. Ставки — риск возможного краха афганского правительства или закрепления талибов в крупных городах — были просто слишком высоки, чтобы мы могли бездействовать. 27 марта, всего через четыре недели после объявления плана вывода войск из Ирака, я выступил по телевидению со своей командой национальной безопасности за спиной и изложил нашу стратегию "Аф-Пак", основанную в основном на рекомендациях Риделя. Я знал, как будет воспринято это заявление. Многие комментаторы быстро подхватили бы иронию по поводу того, что, баллотируясь в президенты как антивоенный кандидат, я отправил в бой больше войск, чем вернул домой.
Наряду с увеличением численности войск, Гейтс попросил меня сделать еще одно изменение в нашей афганской позиции, которое, честно говоря, застало меня врасплох: в апреле, во время одной из наших встреч в Овальном кабинете, он рекомендовал заменить нашего действующего командующего в Афганистане генерала Маккирнана на генерал-лейтенанта Стэнли Маккристала, бывшего командующего Объединенным командованием специальных операций (JSOC) и нынешнего директора Объединенного комитета начальников штабов.
"Дэйв — прекрасный солдат", — сказал Гейтс, признав, что Маккирнан не сделал ничего плохого и что смена командующего генерала в разгар войны — весьма необычный шаг. "Но он — менеджер. В такой сложной обстановке нам нужен человек с другими навыками. Я не мог бы спать по ночам, господин президент, если бы не убедился, что нашими войсками руководит лучший из возможных командиров. И я убежден, что Стэн Маккристал — именно такой человек".
Было легко понять, почему Гейтс так высоко ценил Маккристала. В вооруженных силах США сотрудники спецподразделений считались отдельной породой, элитным классом воинов, которые выполняли самые сложные миссии в самых опасных условиях — парни из фильмов, спускающиеся с вертолетов на вражескую территорию или высаживающиеся на берег под покровом темноты. И в этом возвышенном кругу никто не вызывал большего восхищения и не вызывал большей преданности, чем Маккристал. Выпускник Вест-Пойнта, он неизменно добивался успехов на протяжении тридцатитрехлетней карьеры. Будучи командующим JSOC, он помог превратить специальные операции в центральный элемент оборонной стратегии Америки, лично контролируя десятки контртеррористических операций, в результате которых была ликвидирована большая часть АКИ и убит ее основатель Абу Мусаб аль-Заркави. Ходили слухи, что в пятьдесят четыре года он по-прежнему тренируется с рейнджерами вдвое моложе себя, и, судя по его виду, когда он зашел в Овальный кабинет вместе с Гейтсом с визитом вежливости, я поверил в это — мужчина был весь в мышцах, сухожилиях и костях, с длинным, угловатым лицом и пронзительным, птичьим взглядом. На самом деле, вся манера Маккристала была манерой человека, который вычеркнул из своей жизни легкомыслие и отвлекающие факторы. Со мной, по крайней мере, это касалось и светских бесед: Во время нашей беседы мы говорили в основном "Да, сэр", "Нет, сэр" и "Я уверен, что мы сможем выполнить эту работу".
Я был продан. Когда об этом было объявлено, изменения были восприняты положительно, комментаторы проводили параллели между Маккристалом и Дэвидом Петреусом — новаторами на поле боя, способными перевернуть ход войны. Сенат утвердил кандидатуру быстро, и в середине июня, когда Маккристал (теперь уже четырехзвездный генерал) готовился принять командование коалиционными силами в Афганистане, Гейтс попросил его в течение шестидесяти дней представить нам свежую оценку обстановки в Афганистане, а также рекомендации по любым изменениям в стратегии, организации или обеспечении ресурсами усилий коалиции.
Я и не подозревал, чем обернется эта, казалось бы, обычная просьба.
Одним полуднем через пару месяцев после объявления Аф-Пак, я шел один через Южную лужайку, сопровождаемый военным помощником, который нес футбольный мяч, и моим сотрудником по делам ветеранов Мэттом Флавином, чтобы сесть в вертолет Marine One и совершить короткий перелет в Мэриленд для первого из регулярных визитов в военно-морской госпиталь Бетесда и армейский медицинский центр Уолтера Рида. По прибытии меня встретили командиры госпиталя, которые дали мне краткий обзор количества и состояния раненых воинов на месте, а затем провели меня через лабиринт лестниц, лифтов и коридоров в главное отделение для пациентов.
В течение следующего часа я переходил из палаты в палату, дезинфицируя руки и надевая, где это было необходимо, хирургические перчатки, останавливаясь в коридоре, чтобы узнать у сотрудников больницы немного информации о выздоравливающем военнослужащем, прежде чем тихонько постучать в дверь.
Хотя пациенты в госпиталях были из всех родов войск, многие из тех, кто находился там в первые несколько лет моей службы, были военнослужащими армии и морской пехоты США, которые патрулировали районы Ирака и Афганистана, где доминировали повстанцы, и были ранены в результате обстрела или подрыва самодельных взрывных устройств. Почти все они были мужчинами и представителями рабочего класса: белые из небольших сельских городов или исчезающих промышленных центров, чернокожие и латиноамериканцы из таких городов, как Хьюстон или Трентон, американцы азиатского и тихоокеанского происхождения из Калифорнии. Обычно с ними сидели члены их семей — в основном родители, бабушки, дедушки, братья и сестры, хотя если военнослужащий был старше, то с ним были жена и дети — малыши, сидящие на коленях, пятилетние дети с игрушечными машинками, подростки, играющие в видеоигры. Как только я входил в комнату, все менялись, застенчиво улыбались и, казалось, не знали, что делать. Для меня это было одним из причуд работы — тот факт, что мое присутствие неизменно вызывало смятение и нервозность среди тех, с кем я встречался. Я всегда старалась разрядить обстановку, делая все возможное, чтобы успокоить людей.
Если военнослужащие не были полностью недееспособны, они обычно поднимали свою кровать вертикально, иногда подтягивались в сидячее положение, дотягиваясь до прочной металлической ручки на столбике кровати. Несколько человек настаивали на том, чтобы спрыгнуть с кровати, часто балансируя на ноге, чтобы поприветствовать и пожать мне руку. Я спрашивал их об их родном городе и о том, как долго они служили. Я спрашивал их, как они получили травму и как скоро они начнут реабилитацию или получат протез. Мы часто говорили о спорте, некоторые просили меня расписаться на флаге части, висевшем на стене, и я дарил каждому военнослужащему памятную монету. Затем мы все расположились вокруг кровати, пока Пит Соуза делал снимки своей камерой и их телефонами, а Мэтт раздавал визитные карточки, чтобы они могли лично позвонить ему в Белый дом, если им что-то понадобится.
