— А, этот, как его? — Ферон нарисовал в воздухе нечто криволинейное. — Пассивный некрофил.
— Он самый, — кивнула я.
— Так отдайте его мне: и вам польза, и мне развлечение хоть какое, — улыбка Ферона определённо должна была вызвать у меня подозрение. Должна была. Но мне просто хотелось хотя бы часть этого безумия спихнуть на его инициаторов.
До выхода в море оставалось четыре неполных дня.
Глава 18. Буканьер, куда поведёшь ты корабль?
Перспектива: агент Ликвидатор, локальный идентификатор «U-233»
Седьмого мы никуда на вышли — внезапно выяснилось, что груз сжиженного эфира для холодильников задерживается. Восьмого, матерясь и гоня Кромэна куда подальше — Гай заявил, что занятие для некроманта у него только в экспедиции будет, — мы лихорадочно перекачивали этот непечатный эфир. Обошлись малой кровью — пара порванных шлангов и один сорванный с мясом превентор цистерны. Потеряли в итоге литра два — сущий пустяк, если считать в относительных величинах.
Девятого отчалили. Сайне я задолбал достаточно, чтобы боевым магом к себе она взяла Джин. Мне же прямым командиром достался Раакар им Курушсил им Махешан им Рашимар им Мерекет им Шиласах — гордый уже скорее дед, чем сын горного Фаранда, променявший рисовое вино на морскую соль. Занятный мужик с весьма своеобразным представлением о честоимении. И, видимо для размышления о том, кого именно я понабрал, вторым номером Сайне поставила к нам Янабеду Ниверорара, а сенсором — Каи Рилла.
Десятого встретили двенадцатый корабль. Оказывается, впечатлившись моими успехами в вербовке, Лето связалась с транобойцами из Аксиота. И всё бы было ничего, но лично мне фанатики из ордена Солнца Необоримой Истины порядком действовали на нервы. Слишком уж на культистов смахивают. Опять же, всё бы ничего, если бы они не поставили по УКВ-рации на каждый корабль. В комплекте с радистом, естественно. Естественно, в трёх экземплярах — по одному на штатную смену.
Двенадцатого вышли в район промысла. Попытка промерить глубину лотом закончилась невероятно предсказуемо: какая-то пошлятина срамная его откусила. От акустических и эфирных промеров решили от греха подальше воздержаться. Развернулись в поисковый ордер: четыре тройки по квадрату со стороной в семь миль, авиазвено над центром.
Четырнадцатого в пятнадцать пятьдесят пять авиазвено доложило наконец про дрейфующую тушу метров восьмидесяти в длину. Плюс щупала ещё метров по сто пятьдесят. Сквозь полупрозрачную плоть просвечивал скелет в виде снежно-белой четырёхгранной пирамиды с глубокими бороздами вдоль рёбер и по центрам граней. Вкрест этому великолепию шли поперечные насечки, прерываемые бороздами.
Хотел бы я посмотреть на такую занятную тварюшку, но не судьба. В канале эфирной связи, вывод которого я тупо и храбро задублировал на себя, развернулась эпическая драма:
— Непечатник! Мозгосрамец! Неудобь сказуемая, чтоб тебя отсюда и до ледника амхалы драли! — судя по темпу речи, Сайне забыла даже закурить.
— Цель нейтрализована, сбор добычи сейчас вполне безопасен, — Корто Арит, командующий нашим авиазвеном, искренне не понимал, что он сделал не так.
Диалог в таком режиме продолжался уже несколько минут, и я решил выяснить, что же всё-таки произошло. Полминуты — и я в радиорубке:
— «Мех» — «Хвосту». Приём.
— «Хвост» — «Меху». Сто. Приём.
— Что у вас происходит? Приём.
— Двести шесть из-за четыреста пятой. Приём.
— Поподробнее? Приём.
— Корто сбросил на трана пять тонн бомб. Когда мы подошли, осталось процентов двадцать от туши. Скелет в щебёнку и на дно пошёл, мясо растворяется в воде и теряет эфир быстрее, чем консервируем. Лето в бешенстве. Приём.
— Двести. Отбой.
— Сто. Приём.
— Двести два. Приём.
— Что ваш сенсор? Приём.
— Бросил курить и вернул четыреста восемнадцать. Приём.
— Четыреста двадцать. Отбой.
— Четыреста шестнадцать. Отбой.
Всё-таки в одном аксиотцы хороши: ответ дают точный, быстрый и исчерпывающий отправленный запрос. Где бы терпения такого набраться, чтобы не прикрыть к непотребной матери школу чайных церемоний на «Черском»… но за тактичное участие я коллеге всё равно был благодарен.
Я вернулся под гюйс. В некоторые моменты не хочется ничего говорить — просто нанести себе увечье социально одобряемым способом. Курнуть там чего или спиртяги залить внутрь. На худой конец застрелиться, но границы собственного бессмертия проверять — идея сильно хуже среднего.
Из-за моей спины раздалось вежливое покашливание. Рефлексы попытались резко развернуть тело к источнику звука, но в результате я только громко хмыкнул. Неплохая попытка, «братец».
— Ну что ж ты так себя не бережёшь, дорогой мой человек, — сказал некто, выглядящий точь-в-точь как я, за исключением светящихся расплавленным янтарём глаз.
Из-за моей спины раздался стук хромовых сапог о сталь палубы. Талос опёрся на борт справа от меня:
— Ничего-то ты так и не понял, брат мой с ликом девы. Как и сестра с ликом мужа, впрочем, но это уже не твоя забота.
— Поймёшь тут, как же… Базилик, — я решил запустить пробный шар, но не добился ровным счётом никакой реакции. Похоже, Талоса действительно совершенно не заботило то, как его называют.
— Жизнь же назад получить невозможно; её не добудешь и не поймаешь, когда чрез ограду зубов улетела, — один из по меньшей мере четырёх богов человеческих — в вопросе единства троицы Отца, Лжеца и Спасителя в аксиотской вере я так и не разобрался до конца — обратил на и сквозь меня свой взгляд, в котором отразился закат человечества. — А ты всё туда же. На ровном совершенно месте. И с Марсом в сороковом у тебя так же было. А потом в Джакарте в семьдесят первом.
— Где мои волосы?
— А? — кажется, впервые с момента нашей первой встречи тысячу-с-чем-там лет назад я увидел Талоса удивлённым.
— Куда ты дел мои волосы, я тебя спрашиваю?
Талос пару раз ткнул себя в макушку. Внезапно я осознал, что всё это время он тоже был совершенно лыс.
— Ну так? Уклоняемся от ответа, гражданин Богх? — поинтересовался я.
— Разве можно, гражданин начальник? — Талос скорчил максимально невинно-покаянную рожицу. — Что касается вашего обращения, прошу обратить внимание, что в соответствии с положением об уложении внешнего и нутряного уклада исправительного мира-поселения «Земля» волосяной покров, относящийся в соответствии с вышеуказанным положением к категории животных психологической поддержки, находящихся в факультативно-симбиотических взаимоотношениях с лицами, проходящими исправительные процедуры в мире-поселении «Земля», не может быть выдан вам в процессе прохождения предварительной подготовки к исправительным процедурам. С уважением, Канцелярия исправительного мира-поселения «Земля».
— А по-нашему, по-машинному, можно? — поток правообразного левозакрученного сознания я просто проигнорировал как потенциально содержащий деструктивные мемы. — Я, знаешь ли, не юридический чат-бот. И то, что у меня в черепе мозга нет, ещё не значит, что я истребитель или, скажем, авианесущая группа.
Талос усмехнулся и обратил взор к горизонту.
— Альфа-распад, — наконец выдал он спустя субъективную минуту молчания.
— Что «альфа-распад»? — устало выдохнул я. Вешно с ним так.
— Причина, по которой у тебя нет волос — альфа-распад.
— Ладно, допустим, — я понял, что ничего более вразумительного Талос мне сообщать не собирается. — Тогда ещё одна мелочь. Сущий пустяк. Кто такой Базилиск, если не мифический куроящер?
— Цивилизационный суицид.
— А если расшифровать?
— Ох, ё… — Талос начал отстукивать по щеке какой-то рваный ритм. — Давай ради разнообразия предположим, что ты знаком хотя бы с основными положениями атемпоральной физики?
— В первый раз слышу.
— Ла-а-адно. Тогда так: сначала строгий и корректный ответ, а потом один из работающих подходов к его философскому осмыслению.