- Ари, я здесь не один, - вдруг говорит старший Вейзер, и тут же слышится бархатный голос «мужа»:

- Что такое «абьюзер», Ана? Признаться, я впервые слышу это слово. Не знаю, каков его смысл, но звучит оно красиво. В общем-то у тебя все получается красиво. Ты даже злишься очаровательно.

От бессилия, ярости, отчаяния швыряю в дверь табуретку. Когда та с грохотом разлетается на части, я рычу:

- Оставьте меня в покое! Оба! Пока вы здесь... вышагиваете, я точно не усну!

Вскоре шелест шагов удаляется в сторону гостевых комнат. Наконец-то, ушли.

Подождав примерно с пол часа, я решаю, что мне пора действовать. Сначала доберусь до дома Марии, а там юркну в портал к магам…

Здесь, с этими двумя, я точно не останусь!

Ну и что, что мне светит гангрена!

Стану первой безрукой охотницей. Сделаю насадку с лезвием себе на культю, как у воительницы в «Безумном Максе», и буду биться с оборотнями до последней капли крови!

Вскакиваю с кровати и крадучись скольжу на выход.

Беззвучно пробираюсь сквозь питейный зал ко входной двери. Открываю аккуратненько так, что даже дверь не скрипнула, кидаюсь наружу и… со всей дури впечатываюсь в невидимую стену.

Меня рикошетом отбрасывает обратно.

Потираю ушибленные места, негромко охая от боли, еле-еле встаю и побитой собачонкой плетусь в спальню.

Когда я, наконец, смыкаю веки и проваливаюсь в забытье, в дверь раздается стук. Не знаю, сколько он длится, но постепенно его громкость нарастет, вынуждая меня открыть глаза.

Мамочки, я вообще спала этой ночью или не успела?

Встаю с кровати и ахаю. Все тело ломит, а в местах вчерашнего столкновения с невидимым барьером по мне будто каток проехался. И вишенкой на торте еще голова чугунная.

За дверью стоит Кира с печальными глазами и с подносом, полным еды. Будто в последний путь меня провожает.

- Ты ж моя девочка… - жалостливо причитает она.

Смотрит в упор на мою скулу. Судя по ощущениям, там красуется смачный фингал, и я быстро прикрываю ту часть лица волосами.

Женщина уныло оглядывает комнату, ставит поднос на пол рядом с матрасом — табуретка от моего ночного броска развалилась на части — и констатирует:

- Значит, замуж вышла девонька. Попрощалась с девичеством, свободой. Теперь придется мужу угождать. Крутиться-вертеться вокруг него...

Слушаю вполуха, стараюсь не принимать близко к сердцу ее слова. Она хоть и добрая, но совершенно не в курсе происходящего. Говорит так, как будто раньше у меня была свобода.

Никогда у меня не было свободы в новом теле!

Была лишь ее иллюзия, пока я училась.

Так что…

- Девонька моя, я тебе вот платочек принесла, - Кира протягивает мне нарядный, расписной платок. - Ты ведь теперь замужняя. Негоже чужим мужчинам свои волосы показывать.

Мне кажется, я ослышалась.

Я, конечно, поражалась раньше деревенским женщинам постарше, даже в жару гуляющим в платках, но в академии никаких платков никогда не было.

Кира, видя недоумение, с которым я верчу кусок ткани, отбирает его и сама повязывает мне на голову, при этом нашептывая:

- А ты все-таки смирись, девонька. Я понимаю, ты не думай. Ты гордая, видная. Редкая птица. Но мужу надо уступать. Особенно, по ночам. А то так и будешь ходить всю жизнь в синяках…

Как только до меня доходит, о чем она говорит, срываю с себя платок. Решительно отстраняю навязчивые руки, вручаю обратно поднос, платок и заявляю:

- Спасибо, Кира. Я сыта.

- Вот и славно, - раздается за спиной ненавистный голос Ринхара. - Потому что нам пора отправляться в путь.

На дворе бьют копытами два оседланных гнедых жеребца и спокойная серая кобылка, в яблоках. Взбираюсь на нее с трудом, хотя лошадку мне оставили покладистую и низкорослую.

В седле я едва удерживаюсь от стонов. Все тело ноет и молит об отдыхе. Поездка еще не началась, а я чувствую себя, как уставший, израненный лесоруб.

Надо было слушаться Харальда и спать, пока была такая возможность.

Я с завистью посматриваю на братьев. По их внешнему виду даже не скажешь о только что пережитой бессонной ночи. Следы драки тоже не заметны.

Движения обоих мужчин четкие, грамотные, лица свежие, а на своих гнедых жеребцов они запрыгивают резким движением профессиональных наездников.

Ринхар сразу же подъезжает ко мне. Он настолько непринужденно держится в седле, что при других обстоятельствах я бы, пожалуй, полюбовалась его статью. При каждом движении литые мышцы бугрятся, как живые. Ради таких бицепсов многие парни в спортзале продали бы дьяволу душу!

Но когда мой взгляд встречается с его свинцовой синевой, чувствую, как напрягается сразу все тело. Глажу по холке кобылку, а сама внутренне группируюсь в ожидании подвоха.

И не зря.

Внимательно меня осмотрев, мужчина недобро усмехается:

- Чем ты занималась ночью, Ана? Выглядишь уставшей и... побитой.

- Меня побила невидимая стена, воздвигнутая одним жестоким человеком.

- Он не жестокий, Ана. Предусмотрительный, - поправляет меня собеседник, гарцуя вокруг меня на гнедом жеребце. - К чему я веду. Слабая наездница не справится с долгой дорогой. Пересядь на моего гнедого. Со мной тебе будет легче.

Мысль о том, чтобы ехать с этим психом в обнимку меня пронзает таким ужасом, что без долгих раздумий бурчу:

- Нет необходимости. Я не слабая. Просто немного устала и не совсем здорова.

- Это одно и то же. Я настаиваю.

- Видишь ли. Я не настолько слаба, чтобы позволить плохому самочувствию стать основанием для твоих прикосновений.

В темной лазури глаз дыбится гнев, но меня он нисколько не смущает. Я нахожусь на грани отчаяния, а там до бесстрашия буквально подать рукой. Не заметив во мне желанной реакции, Ринхар хмурится и зло чеканит:

- Ты моя жена. Я возьму тебя, когда захочу и спрашивать не стану. Не слабая, говоришь? - он зло усмехается. - Докажи. Если не сможешь выдержать взятый темп, пересядешь ко мне. Будешь сопротивляться — закину поперек лошади и остаток дороги проведешь на своем животе вниз головой!

Озвучив угрозу, он пришпоривает своего коня. Мне не остается ничего другого, кроме как рвануть следом, шипя и ахая от боли. Позади меня раздается топот копыт жеребца Харальда.

Следующие несколько часов мы скачем рысью.

Рысца — это, конечно, не галоп, но все равно слишком быстро!

За время болезни наработанные в академии мышцы почти атрофировались. К тому же ужасно болит запястье, и мне приходится управлять лошадью одной рукой.

По сути я держусь в седле на одной силе воли.

Если упаду или начну тормозить, то дам повод Ринхару лапать меня последующую часть поездки.

Я уж лучше сожму зубы и потерплю, чем соглашусь на такое унижение.

Время от времени Харальд припускает своего коня и подъезжает поближе, с тревогой на меня поглядывая.

Судя по всему, видок у меня еще тот!

Волосы растрепались и прядями прилипли к потному лицу. Но прилипли, к сожалению, не с той стороны, где ноет разбитая скула.

Тонкое, пепельное платье задралась так высоко, что из-под подола торчат худые коленки, на одной из которых багровеет сочная, ночная гематома. Раз через сто я устала одергивать одежду. Плюнула на приличия и еду, как есть, сверкая голыми икрами в светлых полусапожках.

Харальд пытается поймать мой взгляд, пытается заговорить, но я сжимаю плотнее рот и отворачиваюсь в другую сторону.

Понимаю, что поступаю глупо, несправедливо, по-детски, игнорируя мужчину! Понимаю, что он сам страдает от случившегося, но поделать с собой ничего не могу.

Говорить сейчас с ним, будто сыпать соль на отрытую рану. Слишком больно. Слишком рано.

Да и не до разговоров.

Мне бы, главное, темп выдержать и с моей серенькой кобылки не свалиться!

Широкая, утоптанная дорога вьется ужом между зеленых деревьев, выводит нас к крепкому деревянному мостику через бурную речушку, где мы вволю пьем и пополняем запасы воды. Снова взбираемся в седла и едем, едем, едем, пока не оказываемся в гористой местности.