Как и любой влюблённый человек, чувства Лады и чувства Валькирии, Гууз в расчёт не брал.
33. Лада и служанки
После гибели доктора физических наук Риэля Шрута и противоестественного "преображения" его тела в м-существо, мадам Валерия Крогофф медленно угасала в тоскливой печали. Для мадам, умной, опытной женщины грызущее чувство скорби, было новым, испепеляющим испытанием для души и сердца.
Конечно, в обычной мирной обстановке, в ежедневной рутине семейных и амурных дрязг, блеклый портрет бедного Шрута, уже бы померк в памяти Валерии, и покрылся бы прахом забвения. Но здесь в подземелье, в тёмной пещере, в окружении покорёженных дроидов и уставших людей, сердце, а может и сама душа, упорно оплакивали смерть долговязого, капризного мужчины.
Мадам интуитивно влекло прочь от звуков и запахов временного лагеря, прочь от тусклого света ламп, прочь от яркого, внезапно ставшего мерзким, дневного золота ласковой Вельи. Прочь от всего мёртвого, равнодушно пожирающего время. Прочь, быстрее туда, вглубь пещеры, во тьму, где в одиночестве, среди камней, можно найти силы для успокоения.
Мадам запустила один из последних дронов и направилась за ним в горло каменного лабиринта. Осторожно, словно кошка, она протиснулась между двумя скальными уступами и попала в наклонную галерею, украшенную натёками кальцита и обломками известняка. Луч фонаря терялся среди сталактитов, словно в частоколе клыков оскаленной пасти дракона, отбрасывая чёрные, узкий тени. Дрон затих, стараясь не подавать признаков жизни.
Галерея заканчивалась совсем тесным пространством, напоминающим воронку. Мадам встала на четвереньки потом легла, вытянула руки и поползла в узкую щель.
— Словно ребёнок продираюсь на свет — думала она — Только мама здесь твёрдая, сырая, и молчит… Где же схватки, где же мягкие, тёплые родовые пути… Где анестезия… Хотя глина похожа на меконий… Эх… Где же мои дочки… Хитрющие мадемуазель, горюют небось… Мне бы к ним… Мне бы на север, туда, где звучит музыка холодного моря, бьющего волны о камни в Совином утёсе… Мне бы, в конце концов, бодрящий тёплый ветерок лёгкой любви да пару послушных юношей у ног… Но вокруг меня лишь камни, тьма и меконий…
За каменной воронкой располагался просторный округлый, зал. Здесь была мёртвая тишина и абсолютная темнота, временный лагерь был далеко и от него не доходило никаких, ни световых, ни звуковых битов информации. О присутствии кого либо ещё во вселенной можно было забыть.
Пещера возникла миллионы лет назад, когда подземная вода растворила слои известняков. Валерия заметила что, несколько десятков тысяч лет назад, этот зал посещали древние люди. Они расширили трещины, превратив их в проходы, скололи лишние сталактиты и сталагмиты. Места сколов уже покрылись коркой новых натёков. Когда кроманьонцы посещали это место в последний раз, уходя они, надёжно запечатали за собой выход.
Валерия легла на пол и погасила фонарь. Она хотела чтобы прохлада пола остудила её кровь, смягчила страдания, сделала скорбь более естественной, более милостивой, дарующей печальный покой.
Но надежда на холод и депривацию органов чувств себя не оправдала. Мадам не смогла ни минуты выдержать наедине с собой.
Тревожность, тоска, боль вызвали галлюцинации. Для мадам это было не в диковинку. Во время мистерий бывало разное, она даже видела лошадь в бесконечном каменном поле, чьи копыта крушили сетчатку глаза.
Но сейчас в сознании словно на экране инфопланшета мигала зелёная надпись:
— Научная группа по изучению слоёв сухой глины.
— Научная группа по изучению слоёв сухой глины.
— Научная группа по изучению слоёв сухой глины.
Мадам протёрла глаза. Надпись изменилась:
— Детские книжки с картинками.
— Детские книжки с картинками.
— Научная группа по изучению слоёв сухой глины и натёчных форм кальцита, детские книжки с картинками… Научная группа по изучению слоёв сухой глины и натёчных форм кальцита, детские книжки с картинками… — несколько раз повторила Валерия и сорвавшись на крик включила фонарь.
В световом поле, прямо внутри её глаз заплясали зелёные точки, а в ушах гулким барабаном стучало сердце.
— Хватит! Хватит! — закричала Валерия — Я больше не могу! Я устала! Мне нужна передышка…
Эхо крика отразившись о своды вернулось к мадам изломанным шёпотом. Этот шёпот вызывал мистический ужас. Ничего более жуткого, мадам Крогофф, ни испытывала никогда в жизни, хотя в детстве, однажды, случайно встретила на своём балконе агрессивного пеликана.
Но эхо стихло и в тревожной тишине Валерия осмотрелась.
Каменные своды покрывали цветные пятна, фигуры, кляксы. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что перед убитой горем доктором истории распахнул свои духовные объятья первобытный художественный гений, человек чьё искусство успокаивало лысых обезьян на заре рождения социума.
— Лера, у тебя есть возможность бояться пеликана лишь до обеда! Лера, у тебя есть возможность бояться пеликана лишь до обеда! — прошептала Валерия.
Это были мудрые слова, много лет назад их говорила мама. В то утро девочка плакала, на девочку кричала грозная птица, но слова мамы принесли покой и уверенность.
— После обеда пеликан из страшилы превратится в птицу и улетит…
Мама говорила много мудрых слов.
— Ёж полезный зверёк, он учит собак не хватать всё подряд — говорила она вытаскивая иглы из морды борзой — Чтобы настоящие ёжики не страдали от наших балбесов, мы на опушке нашего леса поселили ёжиков дроидов, они умеют втягивать иглы и превращаться в мячики!
— В мячики — лепетала Лера — Я буду ими играть. Спасибо мамочка за чудесный подарок…
Только лёжа в пещере на полу, Валерия, сама уже мама пяти дочек догадалась, что ёжики дроиды втягивали иглы, чтобы ненароком не пострадали дикие звери и птицы. Ведь лесные хищники тоже могли покусать или поклевать д-ежей…
Первобытный художник был талантливым человеком. Самый беззащитный примат в галактике, знал, что такое доброта и щедро делился ею со своими соплеменниками и гостями.
Большую часть живописного полотна представляли собой обычные пятна, розовые, оранжевые, охристые, жёлтые. Тёплые, сочные цвета нанесённые одухотворёнными движениями ладошек и пальчиков словно лепестки и тычинки ландышей обнимали и ласкали бедное сердце мадам, целовали её разум, настойчиво выдавливая из сознания все чёрные, тяжёлые эмоции, стирая следы горя, оставляя взамен лишь светлую, "полезную", тихую грусть.
Валерия поднялась на ноги и оглянулась вокруг. Помимо пятен, а также полос, клякс, точек, и кривых спиралей первобытный художник изобразил силуэты животных и фигурки людей. Женщины были нарисованы в более-менее осмысленных позах, они находились рядом с детьми в окружении волнистых линий. Волнистые линии обозначали что-то важное. Мужчины были изображены схематично, при помощи уродливых, жирных полосок. Мужики и парни хаотично рассыпались по потолку с палками в руках. Можно было подумать что они на охоте, только добычи у них было очень мало в основном змеи и зайцы. Ещё возможно они ели друг друга. У мужчин были головы в виде крючков, ау женщин в виде кружочков.
Как и на Земле на Колыбельи кроманьонцы, презирали перспективу, игнорировали фон, забыли про небо и деревья.
Среди животных, выделялись драконы. В земных пещерах изображений драконов не встречалось. Их начали рисовать много позднее первобытно общинного строя, уже когда появилась письменность, на бамбуковых дощечках и в книгах.
Валерия внимательно рассмотрела весь зал, многие рисунки были чудесными, хранящими загадки зари человечества.
В те времена поля и леса были полны врагов. Жалящие насекомые, агрессивные бактерии и лютые волки не давали лысой обезьяне и минуты покоя. Но в пещерах под защитой каменных сводов можно было вольно вздохнуть и вольно выдохнуть, прочувствовать момент, и придумать что такое свобода воли и для чего она нужна.
