Крети покорно опустила глаза. Только что, в праведном гневе, она попыталась зарубить гостью, но живой ветер её остановил. Ветер разодрал её руки и ноги до крови, а мог бы и мгновенно сломать.

— Ты разбила сердце, такого прекрасного человека как Эрнст Твигг — сказал Конпол — Мне не хочется ни видеть тебя, ни сотрудничать с тобой. Уходи, и пусть тебя замучает совесть, если она у тебя есть. Таких беззаветных людей как доктор Твигг обижать нельзя.

— Твоя любимая отрубила ему голову, ты никогда не задавался вопросом, зачем?

— Мы тогда все были на взводе, мы страдали — сказал Джим — Это было преступление в состояние аффекта…

Смола ехидно засмеялась: — А почему Твигг вообще покинул свой агроэдем? Зачем он отправился с тобой в Каменное Молоко? Ты не думал об этом?

— Он спасался от смерти. Солдаты могли его убить.

— Ах, ты в это веришь? — Смола ухмыльнулась — Ну верь, верь… Верь всему… Верь людям, верь о чём болтают дети, верь тому что скрывают старики. Вера это хорошо. Вера, а в это тоже надо верить, спасает…

— Пускай тебя вера и спасает если других способов спасения не нашла. — сказала Крети — Твои дела только твои, сама ими и занимайся. А мы пошли… Мы с Джимом, любим друг друга, и в это верить не надо, это чувство которое дарит вечную жизнь…

— Твигг! — закричала Смола — Где ты, когда так нужен! Где ты, когда моя грудь переполнена и болит!

Рядом со Смолой вспыхнул тусклый огонёк…

— Замрите! — раздался голос социального психолога — Море и ветер сами всё сделают.

— Разве эти волны тоже "живые"? — спросил Конпол.

— Нет Джим, это обычное море, и ветер тоже самый обычной, но обычное море и обычный ветер и самое обычное небо тоже кое-что могут. Они могут помочь, как помогали на протяжении сотен тысяч лет, исцеляя душевные раны триллионов людей во всей галактике.

Море полировало гальку. Раньше здесь был город и набережная, но уже как сотню лет природа забрала всё своё себе. Крети в тишине закончила с нерпой и подошла к воде, она хотела отмыться от крови. Конпол ей помогал, с участием и заботой он смыл красные пятна с тела своей любимой.

Вдали над морем показалась чёрная точка, она двигалась по направлению к пляжу.

— Слушай Джим — раздался голос Твигга — Ты найдёшь Ладу, напросишься к ней в гости, и приведёшь к ней Смолу.

— Смола это я — сказала Смола.

— Что? — сказала Крети — Джим не покинет Пирамидус. И не настаивайте на невозможном, иначе он останется совсем один.

— Крети — Твигг засмеялся — Джим не рассказывал тебе, как с ним поступили солдаты на бета-Зе? Что я с ним делал, чтобы спасти ему жизнь?

— Рассказывал. Его теперь иногда тошнит, когда он чувствует острые запахи.

— Это хорошо Крети, что он от тебя ничего не скрывает. А теперь немного подумай о себе и своих близких. Что будет с вашим племенем если к вам придёт кто-то незваный, но обласканный Живым Небом? Лучше сейчас, обрубить эту нить связи Конпола с обречёнными и забыть о них навсегда. Чем потом клясть небо бесполезными проклятиями. И главное, помни, Джим вернётся к тебе. Он обязательно вернётся. Ты дождёшься своё счастье.

— Если он откажется возвращаться, я его убью — сказала Смола.

Крети внимательно посмотрела на гостью: — Джим остаётся со мной на Пирамидусе — сказала она строго — а теперь прощайте.

— Не спеши Крети! Подумай, пожалуйста, хорошо — взмолился Твигг — не обрекай Конпола на несчастье, он так любит ваше племя и ваши порядки.

Смола решительно подошла к разделанной нерпе и взяла в руки секиру. Крети схватила острогу, Джим достал из складок туники кремниевый нож.

Смола взвесила секиру в руки и вдруг с силой запустила её над морем, и в тот же миг с тёмной выси ясного неба ударила молния, она попала в секиру и разбила её на куски. Искры разлетелись во все стороны, запахло озоном.

— Небо меня любит — сказала Смола — наверное Остриё что-то знает.

Крети обречённо опустила острогу и повернулась к своему любимому: — Возвращайся — сказала она — Нельзя противодействовать Острию. Я буду тебя ждать столько сколько нужно, можешь не спешить. Наш образ жизни позволяет ожидать счастья годами, и без особых душевных ран.

Джим горячо обнял свою супругу из его глаз текли слёзы.

— Полетели вдвоём! Крети мне без тебя будет одиноко.

Смола сдавила свою грудь, из сосков брызнули белые капли:

— Женщин это не впечатляет, только мужчин. Ты летишь один.

— Ты летишь один — согласилась Крети — Я буду тебя ждать.

Чёрная точка, всё приближалась, было видно, что это фаэтон.

Он забрал Смолу и Джима и устремился в сторону портала Чёрного Подобия. На пляже остались ягоды шиповника, туша нерпы, острога и серебристая туника. Смола с отвращением отбросила от себя мокрую ткань.

Из лежбовища, на пляж, пришли двое весёлых мужчин. Они хотели забрать дары природы, но прежде, довольно ласково привели расстроенную и разозлённую Крети в спокойное состояние.

Когда они втроём ушли, на пляже остался только огонёк.

— Что же ты сейчас делаешь Смола? — сказал он морю — Наверное решаешь судьбы галактики. И верно уже позабыла о моём существовании.

***

Фаэтон летел плавно, сквозь камни портала он прошёл без замедления. И весь полёт, плачущий Джим Конпол, отбивался от струй тёплого молока.

— Я тушу, тушу пожар! Я тушу, тушу пожар! — смеялась Смола — Ты совсем горишь малыш! Ты совсем горишь малыш! А ну, не гори, не гори! А ну, не гори, не гори! А то сгоришь! А то сгоришь! В золу! В золу!

— Твоё молоко хуже, чем мясо нерпы… — говорил Конпол — Оно сладкое! И соус из него не сваришь…

— Я тушу, тушу пожар! Я тушу, тушу пожар! Ты совсем горишь малыш…

Джим мог, словно малыш, заснуть на коленях у Смолы, сытый и умытый. Он знал для чего нужны такие фокусы. Когда человек сосет грудь, он вспоминает самые первые свои ощущения, из утробы матери. Это единственные ощущения у человека которые никак не связаны с социумом. В утробе матери нет социума. В утробе матери, детёныш человека, хоть и не имеет свободы воли, но зато полностью свободен от этого мира.

Джим Конпол мог бы уснуть, словно в утробе матери, но предпочёл сгореть до самой золы, и утонуть в сладком, белом, стерильном, питательном, и родном молоке.

В просторной светлой комнате, в камине пылал огонь, и соразмерно колыханию пламени, колыхались поверхность стен и потолка. Лада и Валькирия возлежали на полу. Паркетная дубовая доска, твёрдая, покрытая воском, была прекрасной поверхностью для отдыха.

Тело Валькирии покрывали свежие шрамы. Она только что вернулась с одного из этапов Чёрной Игры. Рядом с камином шла сенсорная трансляция, этого этапа, Лада внимательно наблюдала за перипетией битвы. Игра проходила на заводе по производству антиуглерода. Дроиды-рабочие вооруженные лазерными модулями охотились на игроков, у игроков из оружия были только дротики. Сама фабрика представляла собой лес металлических колонн, паутину труб и кабельных плетей.

— Странный этап — сказала Лада — вы словно специально ловите выстрелы роботов на себя, и ты к несчастью поймала больше всех.

— Суть этого этапа в возможной внезапной смерти всех игроков. Фабрика настоящая, процесс синтеза антиуглерода идёт параллельно игре. Ты можешь почувствовать, если хочешь, как дрожат и воют эти колонны. Любой неудачный выстрел лазера по колонне и пуф! Мы превращаемся в термоядерное облачко которое при остывании конденсируется в атомарный водород.

— Самая лёгкая смерть которую можно представить — сказала Лада — Легче только кварковые пузыри.

— Для меня нет. Моё тело болит, словно я уже умираю.

Лада слегка улыбнулась: — Алькири ты не умрёшь — сказала она нежным голосом — Я это знаю. Мы вместе росли, взрослели, вместе превращались из слепых детёнышей в жестоких хищниц. Алькири каждый выстрел в тебя, это выстрел и в меня. Поэтому постарайся, побереги себя.

— Алькири? Ты назвала меня детским именем? — оживилась воительница — Сложно представит как давно я его не слышала… Это счастье слышать это имя. Для полного счастья не хватает только твоих объятий. Ты меня не обнимешь? Обними! Обними так, как обнимала раньше. Робко, трепетно, несмело…