— У меня есть истинное разрешение планетарного комитета по науке. Эгосфера или ИИ здесь не причём. Разрешение мне подписал человек.

Джим удивлённо пожал плечами "истинное разрешение" большая редкость в современном мире.

— Мне был нужен объект внушающий испытуемым чувство страха и ужаса.

— Зачем?

— Ну вспоминайте сами. Первобытные люди испытывали постоянный ужас по отношению и к внешней природе — все эти молнии, ураганы, наводнения несли ежедневную смерть. Но и внутренняя природа, собственный внутренний эгоистичный мир тоже пугал древнего человека. Собственное тело продуцирует болезни: заразные болезни, смертельные болезни, хвори пожиравшие детей и взрослых, мужчин и женщин, целые семьи и племена.

— Страх и ужас — прошептал Джим и пристально взглянул на холодные тела — страх и ужас… — повторял он одними губами.

— Да. М-существа это одновременно страх по отношению к внешней природе и ужас к внутреннему миру тоже. Вы правы

Валерия погасила фонарик, и пробежала пальцами по планшету.

К доктору Конполу подошёл дроид, от которого явственно пахло протухшим мясом, и отвёл его ближе к живым людям. Директор в последний раз в жизни, влился в эксперимент. Он участвовал в нём, со своими товарищами и друзьями.

В парке Каменное молоко, исторические эксперименты проводили по ночам. Так как создание науки очень громкий процесс, а днём в пещерах шлялись праздные ротозеи — туристы. Громкие звуки могли повредить туристам слух и через уши скрутить сознание.

Свод подземелья, куда вошёл Джим Конпол, содрогался от глухого боя гигантских бубнов, будоражил грубый трень-брень перетянутых жильных струн, потешал свист-пересвист костяных и деревянных трубочек, до костей пробирал вопль потерявших человеческий облик людей. Так звучала "кроманьонская музыка" в современной обработке.

На экскурсиях первобытные мелодии называли — заунывных духовным плачем, или спиралью блуждания в потёмках или рваным винегретом звукового ассорти.

Иногда описание мелодии было более сложным: "Звуки то сливаются в стальную нить и тянуться сквозь время создавая прочную духовную связь между десятком тысяч поколений людей, то рассыпаются звёздным дождём превращая тёмный небосвод в пляску космических огней. Глухие бубны, визгливые варганы и костяные арфы раскручивают спираль, свёрнутого от страха сознания лысой обезьяны, и заставляют её тоскливо созерцать подноготную явной реальности".

Человек в первобытную эпоху был главным музыкальным инструментом. Горловой вокал превращал материальную оболочку мира в лёгкое покрывало сквозь которое можно была взглянуть не только душой, но и глазами.

В парке Каменное молоко музыкантами и певцами выступали устаревшие с-дроиды. Сломанные от грубой эксплуатации, лишившись ног, рук, голов, но тем не менее, собранные в ансамбль они могли сыграть и спеть любую мелодию сочинённую кем либо в галактике, причём на любых музыкальных и не музыкальных инструментах, то есть на любов хламе. Кто-то из них сохранил гибкость пальцев, кто-то эластичность глубокого горла, а кто-то ярость, бить кулаком в барабан.

Искусственный Интеллект тоже сочинял чудесную музыку. Парковые дроиды могли играть и свои собственные сочинения.

Музыкантами, как и всеми остальными участниками эксперимента дирижировала доктор исторических наук мадам Валерия Крогофф. Основательная, и требовательная женщина с властным голосом. Своё тело она берегла и для опытов не предоставляла, но под её руководством под власть музыкальной дикости и рефлекторной жестокости попадали все остальные находящиеся в подземелье люди.

Текущий эксперимент назывался — "Племенная мистерия кроманьонского типа".

Мадам командовала дроидами и волонтёрами уверенно, легко, без видимого напряжения. Молча, как дирижёр, ведь нельзя же перекричать первобытную музыку, она при помощи выразительных жестов и острого взгляда задавала ритм движений и меру чувственного восприятия не только людям и дроидам, но и темноте, и огню, и наскальным рисункам, и сталактитам, и каплям воды, и самому пространству.

Её белая, покрытая золотой вышивкой туника, развивалась при ходьбе словно довоенное вечернее платье. А взмах юбки походил на движение крыльев. Когда Валерия одобрительно щелкала пальцами или улыбалась, казалось что само мироздание посылает дополнительную энергию волонтёрам чтобы они в своём исступлении достигли высшего духовного напряжения.

Мадам, только своим моральным присутствием, не давала чистому научному эксперименту превратиться в грубую вакханалию. Там где появлялась Валерия пошлость и хаос уступали место прозрению и гармонии.

Многие постоянные участники и гости экспериментальных мистерий полагали что Валерия является их коллегой и другом. Об этом говорили и показатели эгосферы и её милая, холодная улыбка. Другом её считал и директор Конпол и повар Ван Гог. На её дружеское участие рассчитывали и ослеплённые болью мужчины и тающие словно мороженное в пустыне молодые матери.

С Валерией дружили и прощали ей маленькие недостатки.

Например, мадам Крогофф довольно грубо, но, по-видимому, в пределах норм эгосферы, относилась к своему аспиранту Летиции. Летиция, белобрысая застенчивая девушка, только начинала научную стезю. Мадам весьма охотно передавала ей свой научный опыт, в основном через моральное давление и мелкое физическое насилие. Коллеги считали такое поведение мадам дружеской нормой, причудой признаком преданности мадам к науке и парку.

Но, в глубине души, Валерия ненавидела парк, ненавидела горы, ненавидела глыбы известняка, искусственные ледники, искусственные горные ручьи и ненавидела каменный истукан в виде ласточки которая собирает синий мёд.

У Валерии в условиях сухого воздуха болела голова, а от искусственной мороси её ежечасно тошнило словно запертую в тёплой луже касатку. Валерия не имела свой бокс в Ласточкиных сотах. Она жила далеко на севере, на берегу тёмного, холодного моря. Её дом стоял среди сосен и гранитных валунов. В тех краях сохранилась настоящая, холодная, морская морось.

Валерия презирала ценность своей работы, и видимо равнодушие за результат, позволило ей достичь определённых научных успехов.

Валерия посещала парк только по необходимости. Сегодня днём, в Зале Собраний, её представят как нового директора парка. Об этом говорили все члены её многочисленной семьи. Говорили что Валя поумнела и хочет заняться политикой. Что, как и подобает женщине её происхождения, она войдёт в круг людей, претендующих на планетарное, а в дальнейшем и на галактическое управление.

Предстоящее назначение, вызывало у Валерии особенную ненависть, распаляло её, и сегодня она уж слишком эмоционально высказывала Летиции свои претензии, она больно щипала девушку, и в темноте пещеры, даже била кулаком в живот и колола руки карандашом. Летиция стеснялась реагировать на унижения и боль и эгосфера молчала.

Когда Конпол только вошёл в пещеру, Летиция, уставшая, с покрытой испариной лбом стояла в тени гигантского сталактита и с испугом взирала на м-существ. Лицензии на владения м-существ не существовало. Использование их для научной деятельности в основном считалось аморальным и не практиковалось. М-существа были диковинкой.

Валерия определив Конполу место в круге волонтёров, подошла к аспирантке:

— Где огонь? Почему мало огня? — грубо сказала она — Почему громкость звуков и яркость огней не находятся в гармонии? Мне нужно пламя! Яркая раскалённая воздушная лава, цветок уничтожающий всё своим дыханием!

— Зачем нам это мадам? Судя по показателям эгосферы, волонтёры уже вошли в особое состояние, и научные данные получены. Поздравляю вас мадам, сегодня у нас получилась идеальная мистерия. Конечно математическая модель состояний нами ещё не построена. Но уже можно думать об успехе…

— Зачем на это?! Ты спрашиваешь зачем нам это?! Я не ослышалась?! Ты разве сама не понимаешь, зачем? — Валерия ущипнула аспирантку за грудь — Соображай женщина! Соображай! Огня мало, но почему его мало?! Посмотри внимательно, посмотри, пожалуйста!