Командир жестом велел отряду входить в залу. Он пошёл по центру вперёд. По левому флангу входили Шатун, Рутгер и Нико. По правому – Леший и Марго. Джакомо выставил перед собой щит, он держал меч наготове и настороженно озирался по сторонам. Это самое жуткое место во всей пирамиде, какое он только видел.

Тут и там были разбросаны тела оставшихся чародеев из Города. Капитан почуял неладное, веля подчинённым остановиться. До линии, где лежали мертвецы, инквизиторы не дошли всего ничего. Колонна вгляделся в лица покойников.

Что бы их ни убило, совсем не этого ожидали апостаты, покидая родные берега. Их рты перекосило от ужаса. Никто не улыбался, умирая. По всей видимости, неоязычники служили разменной монетой в ритуале Культа. Не приносили жертву, а стали ей сами.

Ран от холодного или огнестрельного оружия персекуторы не наблюдали. Если адептов и тронула магия, то более утончённая, не оставлявшая после себя никаких следов. Словно из чародеев попросту вытянули разом все жизненные силы.

Глаза привыкли к полумраку. И тогда Джакомо заметил, ужасаясь, колдовство женщины в белой мантии. Судороги заставляли трупы дрожать. Из них буквально вытягивало кровь из всех отверстий. Образуя озера и ручьи, густая красная жижа, полная эфира, медленно ползла к ногам языческой чародейки.

Чертыхнувшись еле слышно, Колонна вгляделся в неё хорошенько.

Незнакомка гладила по лицу некую статую. С кого скульптор взял образ, оставалось тайной за семью печатями. Казалось, это был обычный субтильный юноша-дельмей. Одет просто, как было принято в староимперские времена: тога, туника, сандалии. Только вот почему-то глаза его скрывала повязка…

– Ах! Слепые, никчёмные подражатели! – сладострастно вздохнув, рассуждала уроженка Деспотата на своём языке. – Их жалкие попытки славить Пантеон оскорбляют Богов. Они годятся лишь для того, чтоб отдать себя и свои силы во благо новых начал.

Среди персекуторов не нашлось никого, кто оборвал бы эту сцену в миг. Не зная, чего и ждать, инквизиторы просто смотрели на неё. Гадали, опасна ли безумная дева.

– О справедливейший и мудрейший из Богов! – слёзно взывала язычница. – Кто, как не я, из трёх отмеченных судьбой достоин имени твоего? Ибо я – Рена Ламбезис, Алмаз присной юности, утопленная во Крови. Стоящая на страже династии Горидов…

Багровые реки собирались в два моря подле родственницы Архонта. Наконец-то Джакомо смекнул, что вообще происходит. Это гемомантия – магия крови. Одна из опаснейших и редчайших Ветвей, которую всеми силами в Равновесном Мире вырубают под корень. Губительнее этой мало какую можно в пример привести.

С такими, как эта язычница, капитан ещё не сталкивался. «Гидра» вообще никаких дел не имела с гемомантами. Поэтому, пока персекуторы не найдут слабые места чародейки, преимущества на её стороне.

Весь ритуал – просто фикция для заманивания простодушных неофитов Пантеона. Единственный бенефициар здесь – это волшебница из Деспотата. Колонна поймал себя на стойком ощущении: всё, через что им пришлось пройти на островах, – сплошной обман. Чей-то ловко подстроенный трюк для отвлечения внимания. И скорее всего, здесь Парад Лун замешан даже больше, чем может показаться.

Кровь забурлила, образуя своего рода водовороты. Из неё в Равновесный Мир поднималось два чудища, похожих друг на друга, словно две капли воды. Если бы Джакомо и персекуторы не покинули первый ярус так быстро, они признали бы в монстрах существ с шестью руками, стороживших мощи, украденные вануэзцами.

Стражи, или, правильнее сказать, судьи в реальности оказались долговязыми и высокими, щуплыми тварями. Их глаза скрывали белые, окровавленные повязки по образу безымянного бога, в чей храм вторглись псы ложной Церкви.

Джакомо сомневался, что двое причудливых созданий появились из Серости. Если и так, навряд ли из известного гармонизму слоя.

У монстров не имелось весов, ибо взвешивать было им нечего. Зато судьи носили по четыре серпа-хопеша в верхних руках, в нижних – увесистый фолиант в алом кожаном переплёте. Судя по всему, с заклинаниями.

Чувствуя запах инквизиторов, слепцы фыркнули синхронно, оскалили зубы, демонстрируя иглообразные клыки. Кожа их, серая, как галька, была покрыта еле заметными кровоподтёками. Жуткое зрелище. Но ещё страшнее – полное неведение инквизиторов. Лишь Свет и Тьма знают, на что они способны.

«Это что… Неужто магия крови перетекает в заклинательство?.. Язычники и такое умеют?» – сокрушался Джакомо.

Рена повернулась к персекуторам, являя своё по-детски округлое лицо, обрамлённое по бокам волнистыми чёрными волосами. Глаза цвета сирени источали холод лютейших зим. Кроваво-красные губы почти не двигались.

Судьи дожидались повеления сестры архонта. Она щёлкнула пальцами, и в её руке материализовался латунный посох с крюком, отдалённо напоминавший пастуший. Гелиомантка пригрозила им «Гидре». Вокруг шеста материализовались гранёные алые алмазы, ничего хорошего не предвещая.

По всей видимости, породистость открыла для Рены целых две магические Ветви: не только магию крови, но и зафиромантию, позволявшую воплощать разного рода самоцветы. Ничего хорошего: подчас эта школа даже смертоноснее и гибче криомантии.

– Мудрейший, присный Бог, – начала она тихо. Голос её звучал опечаленно. – Одари меня силой. Позволь доказать свою преданность. Свою способность…

Ответа безымянного божества из Пантеона не последовало. Впрочем, едва ли Рена Ламбезис в нём нуждалась. Если она сошла с ума, то и без того слышала в своей голове голос, которого нет.

Чародейка крутанула в воздухе посохом. За её спиной поднимались появившиеся из ниоткуда глыбы минералов. Кровь под ногами судий выкипела. Хрипя, длинноногие монстры стали надвигаться на персекуторов.

Язычница взмахнула шестом, и куски минералов, чуть наклонившись, полетели в «Гидру». Округлив глаза, Джакомо только и успел, что вскрикнуть:

– Рассредоточиться!..

Все инквизиторы бросились врассыпную. Колонну едва не прибило к земле кварцевым копьём. Минералы тут и там лопались, распадаясь на осколки и провоцируя взрывы. Судьи раскрывали книги, зачитывая на старом дельмейском языке заклятия…

Они чувствовали текст на кончиках продолговатых пальцев.

Копьё и секира вдруг расцепились. Припадая к земле, Альдред не преминул возможностью нанести удар. Остриё оцарапало ногу человека-быка, покрытую густой землистой шерстью. Химера взревела, намереваясь порубить свою добычу.

Флэй прыгнул в сторону. Секира опустилась на каменную плиту, выбивая щебень. Миг – и персекутор повернулся к минотавру, отойдя на безопасное расстояние.

Рана плюнула кровью, комкая шерсть. Аппетит чудовища рос пропорционально его боевому задору. Зверь фыркнул и понёсся на персекутора, занося над головой боевой топор. Монстр был в два раза шире ликвидатора и вобрал в себя полтора человеческих роста, поэтому жертва на его фоне выглядела особенно блекло.

Желание жить брало своё. Едва секира пошла вниз, разрезая воздух, Альдред отпрянул влево. Звон стали об камень. Колебания пошли по оружию минотавра, отдаваясь в мясистую руку. Флэй чиркнул копьём по морде мутанта, задевая глаз. Лезвие оставило широкий разрез по траектории удара, янтарное око лопнуло, веки смежились навсегда.

Минотавр взревел, в миг осознав свою ошибку. Он зацокал копытами, сотрясая землю, и отступал от инквизитора, ухватившись за оцарапанную морду. Видя боль существа, новичок напитывался уверенностью. Пришёл черед ему обрушиться на тварь.

Передвигался Альдред зигзагами, управляя раздвижным копьём с виртуозностью, с которой художник обозначает мазками черновик будущего полотна. В разные стороны брызгали едва заметные капельки насыщенно-красной крови, обнажая бурую плоть.

Безнаказанным врага химера не оставляла. Впадая в бешенство, минотавр начал молотить секирой по площади. Звон металла дезориентировал. Альдред еле успевал, чтобы не попасться под топор. Иначе его, знал он, просто порубит надвое.