Рональд, сын Даррена

Громкий скрип подъемной кабины неприятно резал по ушам. Я перегнулся через борт и вытянул голову как можно дальше от гигантской шестеренки, что перетирала толстенный канат. Сильный ветер попытался распутать волосы, с таким трудом собранные в пучок на затылке, а из глаз потекли слезы. Утерев их рукавом, я сильно прищурился, окидывая взглядом предгорный район Минакса.

Прямо подо мной начинали свой разбег Большой и Торговый проспекты. Они протянулись от станции канатной дороги у подножия вплоть до Закатной стены, перекликаясь друг с другом многочисленными переулками и рукавами. В этих хитросплетениях могли с легкостью заплутать даже местные жители.

Солнце начало клониться к зубчикам городских укреплений. Привыкнув к сумеречному освещению, я смог различить немыслимое число людей и повозок. Они без конца сновали по проспектам в обе стороны, занимаясь своими “приземленными” делами.

Я усмехнулся собственному высокомерию. Да, работа на Горе — отличная возможность когда-нибудь покинуть город, однако это “когда-нибудь” было слишком расплывчатым понятием. Отец отслужил наверху чуть больше двадцати пяти лет, да так и помер в хибаре за городской стеной, не нужный никому из “высокородных” людей. Тьфу!

В чувствах я смачно харкнул вниз, хотя и знал, что плевок просто рассеется в воздухе — слишком высоко.

Подъемник неумолимо тянул меня к первой станции, расположенной на высоте чуть больше полукилометра над уровнем города. Там я и проводил большую часть своей жизни в качестве третьего помощника распорядителя. Принеси то, подай это — одним словом, мальчик на побегушках, а ведь не так давно мне уже третий десяток пошел. Боюсь, если жизнь продолжится в том же духе, нам с Мариссой никогда не видать собственного домика хотя бы на Сотом метре предгорья.

Я оторвался от бортика и обернулся, встретившись взглядом с крепким мужчиной. Он презрительно отвел глаза в сторону, после чего как будто задремал, хотя при шуме работающего подъемника уснуть мог разве что глухой. Всего в кабине насчитывалось чуть больше семи человек. Это заступала на службу вечерняя смена гвардейской кухни. Мужчина, молчаливо осудивший меня за плевок, наверняка был первым поваренком. Впрочем, я не знал его имени, ведь на кухню меня пускали редко.

Бросив грустный взгляд на пахучий сверток, я чуть было не поддался порыву и не выбросил его за борт, вдогонку к своей густой слюне. Впрочем, это стало бы действительно верхом кретинизма. За подобную провинность меня в ту же секунду погонят с Горы поганой метлой, и остаток своих дней я проведу внизу, с остальными. Придется мириться с добрососедством работяг Минакса, чего я уж точно не хотел для своей Мариссы.

Я тяжело вздохнул и рухнул на протертую до дерева сидушку, понемногу сходя с ума от оглушительного скрипа проржавевших насквозь шестерней.

Вскоре кабина прибыла на станцию. Не дожидаясь полной остановки, я на ходу отбросил деревянные дверцы и соскочил на платформу под неодобрительный крик смотрителя. Подмигнув поваренку на прощание, я припустил по крытой галерее к зданию управления.

Дорога вела меня по краю крутого уступа, и по левую руку зияла пропасть, на дне которой Минакс готовился ко сну. Тут и там в редких просветах облаков еще мерцали слабые лучи света, но вскоре погаснут и они.

Миновав казармы гвардейцев и пару сторожевых башен, я прошел восточным коридором и прибыл в вестибюль здания распорядителя.

— Рональд, пошевеливайся! — недовольно крикнул Ван, вскочивший со своего поста у входа. — Фицер уже рвет и мечет!

— Разве он хоть раз был в другом настроении? — буркнул я в ответ и побежал на второй этаж по парадной лестнице.

— Не приведи тебя Солус сказать такое ему в лицо! — проворчал дежурный и вновь уселся на табурет.

Мигом покрыв три пролета низеньких ступеней, я постучал в кабинет главного распорядителя.

Дверь тут же распахнулась. На пороге стоял бледный как молоко Давва, который смотрел перед собой потухшими глазами. Впрочем, встретившись со мной взглядом, парень тут же оживился, а на его правом виске начала задорно пульсировать жилка.

— Рон! — заверещал Давва и тут же схватил меня за локоть, потянув внутрь помещения. — Он здесь, господин! Здесь!

Просторный кабинет первого распорядителя был заполнен тревожными людьми, которые копались в расчетных свитках, переписывали что-то в маленькие карманные клочки пергамента и тихо перешептывались друг с другом, еле слышно бормоча под нос. Воздух был насыщен книжной пылью и запахом хорошего дерева, а единственным звуком, нарушавшим покой местного начальника, был скрип десятков перьев. Удивительно, как столь многочисленная толпа, собранная под сводами необъятного зала, умудрялась вести себя столь тихо.

Впрочем, пронзительный визг Даввы вызвал настоящий переполох. Помощники распределителя, управляющие первых трех звеньев, казначеи и счетоводы Пятисотого метра — все они разом подпрыгнули, создав угрозу обрушения здания. А от совместного испуганного вздоха в комнате поднялся сквозняк.

Лорд Фицер вскочил из-за роскошного стола, вырезанного из цельного куска мрамора, и оглушительно хватил по нему кулаком. Подобный маневр мог стоить ему нескольких переломов, однако в рабочую поверхность гигантского монолита была встроена деревянная столешница, на которой и лежали письменные принадлежности и аккуратные рулоны свитков.

— Рональд! — взревел распорядитель, мигом побагровев от корней взъерошенных волос до ногтей на мизинцах. — Где ты шлялся?!

— Виноват, господин распорядитель! — вытянулся я по струнке. — На улицах было людно, и…

— Мне не нужны оправдания! — Фицер всплеснул руками. — Принес?!

— Конечно! — я протянул вперед сверток, и Давва тут же выхватил его у меня из рук. Пробежав несколько шагов по каменному полу, составленному из мозаичных камней в форме цветка лотоса, парень положил бумагу на стол.

— Чего стоишь, болван? — рыкнул на него Фицер. — Открывай!

Давва, который уже начал отходить от неестественной бледности, принялся разворачивать обертку дрожащими руками. В ноздри всех собравшихся тут же ударил крепкий колбасный дух.

— Дай сюда! — не вытерпел распорядитель и одним движением бесцеремонно разорвал бумагу. Большой батон густого красного цвета упал прямиком на развернутый документ, заляпав его жирными пятнами, но Фицеру не было до этого дела. Он крепко вдохнул пьянящий аромат фальдейской колбасы с добавлением крови и чеснока, с трудом удержавшись от покушений на ее целостность.

— Отлично, отлично, — тихо прошептал он, запрокинув голову. — Аврел!

— Да, господин? — отозвался дородный мужчина в высоком белом колпаке.

— Тащи ее на кухню, к подавальщикам, и быстро на стол! Дай Солус, чтобы он еще не пришел, — произнес он тихо, после чего повернулся ко мне. — Ладно, Рон, на сегодня свободен. Вывезешь дерьмо из восемнадцатого данскера, и иди… Так, я не понял! — вдруг вскинулся распорядитель, а по лицу вновь начала разливаться краска. — А где икра?!

— В… В свертке… — просипел я и медленно проследил глазами за Аврелом, который чуть было не вышел за пределы кабинета. Остановившись в дверном проеме, повар аккуратно заглянул в бумагу и пошарил там рукой несколько долгих секунд. Посмотрев на меня, он сочувственно покачал головой.

Икры не было.

— Твою мать, Рон! Ты хоть представляешь, как ты попал?! — заверещал Фицер, который все же вышел из-за стола и неумолимой поступью двинулся в мою сторону. — Да я тебя сгною в самом нищем квартале Минакса!

— Но, господин…

— Будешь милостыню собирать и вылавливать крысиные тушки из канализации!

— Господин, я…

— В жопе колея! — прикрикнул Фицер, после чего обхватил голову руками, выпучив на меня глаза. — Рональд, я… Я обещаю, ты никогда больше не увидишь Гору, ты меня понял?!

— Я все исправлю, господин Фицер!